Розовые очки (СИ) - Доманчук Наталия Анатольевна

— Это мы в Париже. Там видна Эйфелева башня справа, если присмотреться.

Кате не хотелось присматриваться. В тот момент она вообще ничего не желала. Хотя нет, сдохнуть хотелось, прямо сейчас, чтобы не видеть этих красивых девочек и счастливую рожу Олега.

Когда она возвращала фотографии Вере, у нее закружилась голова, и перед глазами все поплыло. Потолок, как в фильме ужасов, стал опускаться, давить на нее, и она потеряла сознание.

А очнулась уже другая Катя.

В тот самый момент, когда небо упало и приплюснуло ее, произошла точка невозврата, когда теряется путь к привычному укладу вещей, и назад уже никогда не вернешься. Потому что не хочешь. Нет! Не можешь больше этого терпеть. Наступает новый этап в жизни, новый цикл. Одна точка, к ней линия от другой точки: это ее прошлая жизнь, она уже позади. Затем новая точка, и от нее только начинает тянуться линия. В авиации точка невозврата — это такой рубеж, когда пилот принимает окончательное решение не возвращаться: все обратные пути отрезаны и остаётся только лететь дальше. Это очень опасный момент, потому что пилоту может просто не хватить топлива. В обычной жизни такой процесс может привести к смерти, но Кате было все равно. Даже если она не долетит.

В тот момент она мечтала не долететь и разбиться: где-то между очередной истерикой и криками в подушку. Но топливо было. Мало того, его становилось все больше и больше, оно кипело в ней, расплескивалось болью по телу, вихрилось, рассеивалось на дне глаз и в расширенных зрачках. Эта горящая энергия требовала выход!

Катя открыла глаза. Вера продолжала махать перед ее носом фотографиями и что-то говорила:

— Нас Олег содержал! А сейчас нам не на что жить! Так ты поможешь нам?

Катя улыбнулась, кивнула, попробовала встать на ноги. Да, вроде получается. И руки работают, и ноги. Отлично.

Взяла Веру за локоть и повела к двери. Блондинка ничего не понимала и что-то лепетала.

Очень хотелось дать Вере пендель, но Катя сдержалась: просто вытолкнула на лестничную площадку и захлопнула дверь. Потом закрылась на все замки и легла в кровать.

Дрожь била тело, колола изнутри колючими иголками. Катя укрылась одеялом, вторым, третьим, но зубы дрожали. От боли, от обиды.

Ведь она ему все! А он?

В какой-то момент стало смешно, потому что посмотрела на себя со стороны: все, как в кино, даже фразы такие же: «Я ему всю себя, а он меня погубил!»

Она прикрыла глаза, а в голове одна фраза за другой: делай так, как надо, люди не поймут, а что люди скажут, так нельзя, держи спину, на завтрак нужно есть овсянку, так надо, так надо, так надо…

Проснулась Катя уже другим человеком. Со стороны могло показаться, что злым, но нет. Просто другим: она решила делать только то, что хочется.

И сейчас она взяла в руки телефон и решила написать Марку. И плевать, что будет, если она влюбится. Плевать! Ей хочется!

«Как дела?» — отправила. И ждала, казалось, вечность.

У Марка почему-то даже дыхание перехватило, когда он увидел ее письмо. Он еще вчера хотел написать, что Лешка сидит допоздна в офисе и что-то щелкает на компе, возможно ищет себе увлечение? Но потом ему позвонил его уполномоченный, которого он послал уладить Катин бизнес, и сообщил, что дела на мясокомбинате продвигаются не очень…

После смерти Олега, вернее, после того как в дом к Кате ворвалась Вера и рассказала, что у ее покойного мужа есть другая семья, Катя решила начать новую жизнь. А старую вычеркнуть, забыть и больше никогда не вспоминать.

По-хорошему, весь бизнес нужно было продать сразу, когда он был на самом пике. Тогда, еще два года назад, слоганы рекламы мясокомбината были на слуху у каждого пенсионера и любителя посидеть вечером перед телевизором. Почти вся прибыль уходила на рекламу, но она оправдывала себя.

После предательства мужа Катя поняла, что ненавидит то, чем занималась двадцать лет и во что вложила все свое время и силы. И она даже хотела выставить на продажу свое детище. Но ее мать была другого мнения. Светлана Николаевна была уверена, что ее дочь в легком помешательстве от утраты мужа и не в состоянии адекватно реагировать на сложившиеся обстоятельства.

— Ты должна прийти в себя, раз ты оказалась такой размазней! — заявила родительница. — А пока за твоим комбинатом присмотрит дядя Игорь.

Это был родной брат Катиной мамы. Игорю Андреевичу исполнилось уже 82, он давно вышел на пенсию и наслаждался жизнью. Но раз сестра сказала надо — значит, надо!

Игорь Андреевич — бывший мидовский чиновник среднего звена, обиженный внешностью: вислый мясистый нос, темные круги под близко посажёнными коровьими глазами, тяжелый, как мешок картошки, подбородок и кустистые брови. Он отличался мягким нравом и равнодушным сердцем, но отказать своей сестре не мог. Игорь Андреевич рано стал вдовцом, а детей они с его женой, Виолеттой Степановной так и не нажили.

Пока Катя утопала в ненависти к своей непутевой жизни, ее мясокомбинат и 32 филиала под руководством Игоря Андреевича и финансового директора Стаса медленно, но, верно, шли на дно. И достигли его как раз в тот момент, когда Марк предложил свою помощь.

К тому времени Кате стало жалко свое детище. Нет, она не собиралась возвращаться и снова руководить этим бизнесом, но наблюдать, как твой двадцатилетний труд катится в пропасть, было неприятно.

«Хуже уж точно не будет!» — приняла решение Катя и доверилась Марку.

За день до отъезда в Италию к ней домой пришел Сергей Иванович, помощник Марка, с нотариусом.

Она подписала бумагу, в которой отдала все полномочия этому мужчине: весь ее бизнес переходил под его руководство, а вся старая власть отправлялась на заслуженный отдых.

Через пару часов в ее квартиру ворвались мать с дядей.

— Что ты себе позволяешь? — верещала Светлана Николаевна и ее белые кудри пружинками подскакивали вверх.

Светлана Николаевна в свои семьдесят восемь лет выглядела на свой возраст: бледное старческое лицо, такие же круглые коровьи глазки, как у брата, тонкие, вечно поджатые, будто недовольные губы и фигура балерины. У Кати не было ничего общего с этой женщиной, она была точной копией своего статного отца — Дмитрия Эдуардовича.

Оба родителя были строги с девушкой, но отца Катя любила сильнее. Поначалу не понимала почему: тот также был строг с ней, как и мать, вечно упрекал и воспитывал железную леди.

Но потом Катя поняла: отец, хоть и был требователен, но в жизни всего добился сам, и Катя уважала его как личность. Он тридцать лет руководил крупным государственным мясокомбинатом, и именно отец помог Кате встать на ноги и научил вести бизнес.

Мать же всегда была при нем, ни дня не работала, только давала указания и направляла.

И после того, как Сергей Иванович приступил к своим обязанностям, мама с дядей решили напомнить Кате, чем она им обязана:

— Как ты смеешь разбазаривать наш бизнес? Что это за мужик в приемной? Где ты его взяла? У тебя совсем уже крыша поехала? Я сегодня же вызову скорую и отправлю тебя в психушку.

— Катя! Ну нельзя так! — дядя Игорь был чуть мягче своей сестры. — Я не против отдать бразды правления, но проверенному лицу, а не какому-то проходимцу.

Катя не хотела дискуссий, поэтому открыла дверь и попросила родственников покинуть ее дом. Мать продолжала верещать, дядя Игорь что-то бубнил под нос, и тогда Катя обулась, взяла ключи и вышла из своей квартиры.

Вернулась она только вечером, когда родственников и след простыл, а утром девушка уже была в солнечной Италии.

«У меня все ок. А вот твой мясокомбинат практически банкрот», — получила Катя письмо от Марка и ответила:

«Плевать!»

Марк расстроился, он сидел, думал, как спасти ее детище, а ей плевать?

На это наверняка были причины!

Он набрал своего помощника, которому Катя отдала бразды правления:

— Сергей, выясни, почему хозяйке мясокомбината плевать на свое производство. Слышишь? Срочно! — рявкнул в трубку, а сам задумался: это был большой и очень прибыльный бизнес.