Колонист - Андрей Алексеевич Панченко

— Виктор, может мои воины прогуляются за добычей? — Ванька стоял рядом со мной, и грыз травинку.

— Пусть идут мивоки. Это их работа и за это они свою пайку получают! — отказал я другу — не поймают, снова, как в раньше, зимой на червях и желудях сидеть будут! И пофиг мне, что их вождь мой родственник!

Да, оплата индейцам за работу сейчас шла преимущественно продовольствием. Больше никто из них не голодал зимой, а взамен женщины индейцев выполняли работу на полях фермеров. Мужики же сейчас становились постепенно моей армией трапперов и рейнджеров, охраняя фактории, границы купленных нами земель, охотясь и ловя рыбу, а также работали на лесопилках и других производствах, не требующих квалифицированного труда. На удивление, эти дикари органично вписывались и вживались в многонациональную общину колонии. Почти все, стараниями фанатичных монахов приняли христианство, почти все теперь предпочитают селится ближе к нашим факториям, городу и фортам. В этих местах можно хорошо жить, найти работу и заработать гораздо больше, чем они смогут добыть сами. Всё это индейцы прекрасно понимали.

Вообще в ходу у нас уже были и деньги. Испанские, английские, французские и монеты других стран постепенно изымались из оборота колонии. Почти полгода назад заработал пресс и плавильня, которые я гордо именую монетным двором. Ну как двор? Небольшая бревенчатая изба, которую охраняют как зеницу ока. Там добытое золото и другие драг металлы переплавляются и штампуются в монеты. Китайский ювелир по моему заказу вырезал несколько штампов, золото у нас было своё, а серебра, взятого ещё в Порт-Рояле, тоже хватало, была и медь. Натуральный обмен постепенно отходил в прошлое, на рынке Форта-Росс даже индейцы предпочитали теперь получать оплату за свои товары полноценными жоховками и викторовками. Жоховка была золотой монетой, весом тридцать грамм, а викторовка соответственно монетой серебренной, которая разменивалась к номиналу золотой по курсу один к десяти, викторовка соответственно стоила десять медных копеек. Все эти деньги пока существовали только для внутреннего оборота, в торговле с Китаем и Европой по-прежнему использовались гульдены, соверены, фунты, шиллинги и другие, известные во всём мире валюты. Решка монет представляла собой её наминал, изображенный в пятиконечной звезде и в обрамлении дубовых листьев, а на обратной стороне, в зависимости от наминала, был вырезан корабль, над которым красовался серп и молот. Маленький шлюп на копейке, фрегат на викторовке и линейный корабль на жоховке. Со своими барельефами я решил не заморачиваться, выйдет фигня, да и не надо мне это, и так получилось красиво и кучеряво. По ребру каждой монеты шла тонкая насечка, для предотвращения рубки и ощипывания метала. Так срезы, становятся сразу заметными. Эти насечки единственное, что предохраняло монеты от подделки и уменьшения их веса.

С индейцами модоки нужно было что-то решать. Эта война затягивается, и приносит только проблемы для обоих сторон. Гибнут люди, затруднена работа, большие караваны, способные отбиться от нападения местных партизан, отвлекают ресурсы от других, более важных проектов. Да взять хотя бы наш поход по реке. Один убитый и четверо раненых! Модоки конечно больше людей потеряли, на берегу мы насчитали двенадцать тел, но даже такой размен меня категорически не устраивал. Пора заканчивать эту войну.

— Попытка номер хрен его знает какая! — буркнул я, и вышел на поляну, держа в руках щит, разукрашенный белым и красным узором. И мир, и война, этот раскрас показывал врагам, что я готов к любому исходу переговоров, но всё же пришёл договариваться.

О том, что я приду говорить, модоки знали. Пленный индеец модока был отпущен мною, с условием, что он донесёт до своих вождей моё желание пообщаться. В этот раз к переговорам я подготовился куда как лучше, чем раньше.

Через несколько минут из леса вышел старый знакомый, в сопровождении трёх десятков воинов. Представительная делегация! А я один как дурак стою. Это наверняка самые сильные и авторитетные бойцы, молодёжи среди телохранителей вождя нет. Старый вождь сохраняет каменное выражение лица, на его боку висит железный топор, в кожаных ножнах на поясе стальной нож. Трофейное оружие, снятое с моих людей, он хочет показать мне это, только вот для чего? Его воины тоже принарядились, у многих с собой скальпы, одетые на копья, некоторые клочки волос явно принадлежат европейцам. Так на мирные переговоры не ходят, меня ждёт очередной отказ, и это уже понятно. Тут не принято приходить на мирные переговоры с оружием, и это явное нарушение традиций. Ну ничего, поговорить всё же стоит.

— Что ты хочешь от меня бледнолицый⁈ — вождь остановился от меня метрах в десяти.

— То же, что и прежде — ответил я — эта война никому не нужна. Вы храбро сражаетесь, но нас больше и наше оружие лучше вашего. Давай заключим мир и договор. Зачем вы бьётесь за этот ручей?

— Теперь я знаю, что это за ручей и зачем он тебе нужен! Ты обманываешь меня! — вождь упрямо сжал губы — там есть блестящий песок, за который можно купить что угодно!

— Купить конечно можно, но только у меня! — возразил я вождю — если я уйду, то этот песок будет стоить не больше того, что под твоими ногами.

— И опять ты лжёшь! Твои слова стоят столько же, сколько и дерьмо старой собаки! — а старикан-то явно на грубость нарывается! Вот же звездюк старый! Ну ничего, я пока потерплю. Пока! — мы уже покупаем за золото всё, что нам нужно, и не у тебя!

— У них ты покупал? — я поднял вверх руку и на поляну выволокли трёх связанных оборванцев. За спиной каждого стоял индеец с ножом у горла. Я махнул рукой, и три трупа упали на траву, заливая её своей кровью — теперь тебе покупать не у кого вождь! Я готов тебя простить, и заключить мир, хотя обычно за те слова, что ты произнёс, я убиваю. Что скажешь?

— Мира не будет! Переговоры закончены. Я всё сказал! — вождь, стиснув зубы смотрел как вместе с предателями умирают и его не сбывшиеся мечты.

— Сказал, как отрезал! Красавец! — усмехнулся я — жаль, что из-за твоего упрямства погибнут твои храбрые воины. Ну война, так война. Огонь!

Из кустов позади меня раздался залп. Большинство воинов модоки рухнули как подкошенные. На ногах остался только вождь и несколько