В стране полумесяца (пер. Доброва) - Кнут Гамсун

Мы подъѣзжаемъ съ мечети Гамида и выходимъ изъ экипажа. Греку мы велимъ расплатиться съ кучеромъ; это обязанность нашего слуги считать грязную мелкую монету! Экипажъ съ нѣмцами слѣдуетъ за нами по пятамъ и также останавливается у портала. Куда они лѣзутъ? думаю я и даю взглядомъ понять нѣмцамъ, что ихъ попытка безнадежна. Сюда не допускается первый встрѣчный! «Вотъ этой дорогой'.» говорить грекъ и ведетъ насъ черезъ большую площадь. За мечетью находится холмъ, посыпанный гравіемъ, на вершинѣ холма Ильдизъ-Кіоскъ, звѣздная палата; между деревьями и высокими растеніями виднѣется флигель дворца. На холмѣ собраласъ масса военныхъ, но они еще не выстроились; офицеры разгуливаютъ, курятъ, болтаютъ между собою. Мы протискиваемся между ходящими взадъ и впередъ рослыми офицерами, проходимъ мимо стражи и входимъ въ домъ налѣво отъ звѣздной палаты. Грекъ великолѣпно проводить насъ; онъ указываетъ на одинъ столъ и говоритъ:

«Вонъ сидитъ церемоніймейстеръ!» Этой грекъ не признаетъ абсолютно никакого этикета! Онъ гналъ насъ черезъ толпу офицеровъ, не давалъ намъ проходить мимо часового, не кланяясь ему, въ то время, какъ я снимаю шляпу и отвѣчаю на привѣтствія. Въ рукахъ я, конечно, держу письмо, данное мнѣ посольствомъ, чтобъ всѣ могли видѣть, что мнѣ обязательно нужно говорить съ церемоніймейстеромъ. «Вотъ онъ сидитъ», говоритъ грекъ. Я подхожу съ столу и останавливаюсь передъ человѣковъ, грудь котораго усѣяна столькими орденами, сколько я во всю свою жизнь не видалъ. Ордена висятъ буквально цѣлыми связками отъ обѣихъ эполетъ до самаго пояса. Его мундиръ изъ свѣтлаго сукна. Я предполагаю, что турки придерживаются той же точки зрѣнія, что и норвежскіе крестьяне, и я долженъ разсказать, отъ кого письмо и что оно въ себѣ содержитъ, прежде, чѣмъ его отдать. Я кланяюсь и подаю церемоніймейстеру мое письмо съ такимъ видомъ, съ какимъ обыкновенно передаютъ очень важныя письма! «Ваше превосходительство», говорю я, «вотъ письмо отъ шведско-норвежскаго посольства.» «Великій Боже!» долженъ бы онъ воскликнутъ, встать и поклониться. Но онъ продолжалъ сидѣть. Моя рѣчь не произвела никакого впечатлѣнія; этотъ человѣкъ беретъ письмо, въ одно мгновеніе разрываетъ конвертъ и бросаетъ послѣдній на полъ. «Это просто удивительно, до чего дошли эти турки!» думаю я. Онъ читаетъ письмо съ усмѣшкой. Съ усмѣшкой! Моя спутница говоритъ, что онъ смѣялся надъ моимъ французскимъ языкомъ, но мнѣ кажется, что онъ смѣялся надъ французскимъ языкомъ письма. Онъ дѣлаетъ знакъ рукой, и одинъ изъ слугъ, одѣтый въ золотую ливрею, подходить и ведетъ насъ въ сосѣднее помѣщеніе.

Нашего несчастнаго грека мы оставляемъ на улицѣ. Въ комнатѣ, куда насъ привели, три большихъ окна, какъ разъ передъ нашими глазами холмъ, звѣздная палата наверху налѣво, а направо мечеть Гамида. Султанъ долженъ пройти мимо насъ на разстояніи двухъ шаговъ. Мы получили великолѣпное мѣсто, откуда намъ все будетъ видно! Такъ какъ запрещено смотрѣть на султана въ бинокль, то мы его оставили въ гостиницѣ, но я тщательно протираю свои очки. Кажется, комната предназначена исключительно для насъ однихъ, мы слышимъ какъ сосѣднія комнаты наполняются народомъ, но нашу дверь никто не трогаетъ. Я одобрительно киваю головой, находя это въ порядкѣ вещей. На площади одинъ за другимъ появляются военные отряды, раздается краткая команда, каждый отрядъ направляется на свое мѣсто и становится смирно. Постепенно холмъ покрывается массой народа. Безчисленныя полчища народовъ всѣхъ странъ и государствъ, подчиненныхъ султану, маршируютъ подъ музыку и барабанный бой и становятся въ два, четыре, восемь рядовъ одинъ за другимъ. Собирается такая масса пѣхоты и кавалеріи, что они не помѣщаются на площади! Они располагаются въ боковыхъ улицахъ, заполняютъ каждый свободный футъ земли, куда только хватаетъ глазъ. Солнце освѣщаетъ всю эту картину, отражается на шитыхъ золотомъ и серебромъ мундирахъ, на позолоченыхъ султанахъ, на орденахъ офицеровъ, на сабляхъ и штыкахъ солдатъ, на инструментахъ музыкантовъ. Несравненная игра блеска и великолѣпія! Роскошные экипажи высшаго константинопольскаго свѣта пробираются между отрядами войскъ въ сопровожденіи исполинскихъ евнуховъ, ѣдущихъ верхами. Тамъ далеко внизу развѣваются миріады красныхъ конскихъ хвостовъ, привязанныхъ къ пикамъ: это приближается отрядъ уланъ; лошади, на которыхъ они сидятъ, всѣ на подборъ бѣлой арабской породы. Минуту спустя земля дрожитъ отъ топота пѣхоты; это входятъ на площадь албанцы. Они носятъ сандаліи, ихъ ноги зашнурованы кожаными ремнями, на нихъ надѣты короткія, въ видѣ юбки, панталоны изъ бѣлаго сукна. Сбоку виситъ длинная сабля. Вотъ они стоятъ, эти знаменитые албанцы, такіе безмолвные и неподвижные; въ битвѣ они воютъ не отъ боли, нѣтъ, а отъ бѣшенства! ихъ послѣднія мысли обращены къ смерти…

Опять доносится глухой гулъ человѣческой толпы — приближаются кларнеты и барабаны. — Съ другой стороны подходятъ зуавы и останавливаются передъ самой мечетью. На нихъ крученные зеленые тюрбаны, мундиръ исключительно синяго и зеленаго цвѣтовъ. Офицеры въ фескахъ или въ барашковыхъ шапкахъ ходятъ взадъ и впередъ передъ отрядомъ; изрѣдка нубійскій негръ темнитъ ряды; здѣсь есть нѣсколько всадниковъ изъ далекихъ странъ, одѣтыхъ въ доломаны съ широкими спадающими рукавами, на нихъ шапки, обрамленныя леопардовымъ мѣхомъ. Курды стоять рядами, подобные каменнымъ изваяніямъ; они носятъ роскошныя плетки, вышитыя ихъ женами, короткія открытыя куртки, а на головѣ маленькіе шелковые платки! Отъ времени до времени проходитъ полковой мулла въ зеленой одеждѣ и съ саблей, надѣтой поверхъ плаща. Здѣсь есть арабы, албанцы, кудры, черкесы, татары, бедуины, армяне, сирійцы. Четыре тысячи конницы и шесть тысячъ пѣхоты. Теперь ужъ самъ султанъ можетъ явиться. Наша дверь вдругъ открывается и входятъ тѣ самые нѣмцы, которые ѣхали за нами въ экипажѣ. И они туда же! Каково нахальство! Они громко разговариваютъ между собою и находятъ, что народъ, проходящій на плацу, удивительно эффектенъ! Неужели его превосходительству господину церемоніймейстеру трудно было предоставить эту комнату въ три окна исключительно въ наше распоряженіе? Мы бы его за это не забыли и оказали бы ему взаимную услугу. Теперь онъ упустилъ случай пріобрѣсти себѣ хорошихъ друзей въ Европѣ! Съ приходомъ нѣмцевъ вносится дисгармонія и на площадь. Два черныхъ лакированныхъ европейскихъ экипажа прорываютъ цѣпь и въѣзжаютъ на холмъ. Это иностранные послы. Они исчезаютъ за звѣздной палатой. Наша дверь открывается все чаще и чаще и впускаетъ новыхъ любопытныхъ; мы узнаемъ американцевъ изъ нашего отеля, ихъ привезли проводники нашей же гостиницы, дьяволы! Слѣдовало бы подкупитъ нашего проводника, но теперь уже поздно! Мы находимся въ очень смѣшанномъ обществѣ, нечего сказать! Нѣмцы — куда ни шло! Можетъ быть, это бароны; у одного изъ нихъ видъ довольно внушительный. Но янки — кто они такіе? купцы изъ Чикаго, биржевики съ женами! Въ слѣдующую пятницу я этого не потерплю! Воздухъ въ нашей комнатѣ становится все тяжелѣе. Американка надушена сильными духами; окна выходятъ какъ разъ на западъ и солнце жаритъ во всю! Насъ прижали вплотную къ окнамъ! Но мы все терпимъ ради интереснаго зрѣлища!

Теперь долженъ явиться султанъ….. На самой высокой галлереѣ минарета появляется мулла, такъ называемый муэдзинъ, провозглашающій молитву. Онъ поднялся по внутренней лѣстницѣ минарета, стоитъ, скрестивши на груди руки, и ждетъ. Проходитъ еще нѣсколько минутъ. Вдругъ раздается оглушительный сигналъ всѣхъ военныхъ оркестровъ сразу, все кругомъ насъ содрогается отъ звуковъ трубъ и барабановъ; въ этотъ моментъ открываются дворцовыя ворота и пять экипажей одинъ за другимъ въѣзжаютъ на холмъ. Въ нихъ сидятъ принцы крови съ пашами и высшими военными чинами. Два экипажа закрыты, въ нихъ сидятъ женщины. Экипажи сопровождаются скороходами, одѣтыми съ ногъ до головы въ золотую парчу. Опять проходитъ нѣсколько минутъ, часы на мечети доказываютъ половину седьмого, среди войскъ начинается движеніе. Раздается продолжительный звукъ трубы, одинъ офицеръ выходитъ изъ воротъ звѣздной палатки и спускается съ холма, вслѣдъ за нимъ выходитъ другой, оба идутъ съ обнаженными саблями. Въ ту минуту, какъ они подходятъ къ мечети, всѣ войска становятся во фронтъ: изъ дворцовыхъ воротъ показывается экипажъ султана. Двѣ гнѣдыя арабскія лошади везутъ экипажъ. Султанъ велитъ ѣхать шагомъ. Этихъ чудныхъ чистокровныхъ лошадей невозможно заставить ѣхать шагомъ, онѣ все время вздрагиваютъ, фыркаютъ широко раздутыми ноздрями, роютъ копытами землю! Грива доходитъ до груди, хвостъ мететъ холмъ. Онѣ похожи на людей, когда кучеръ тихо ихъ уговариваеть; въ продолженіе нѣсколькихъ секундъ мы видимъ передъ собою ихъ морды, глаза ихъ мечутъ искры. На нихъ роскошная упряжь.

Экипажъ темно-зеленаго, почти чернаго цвѣта, безъ всякихъ украшеній — однимъ словомъ, модный европейіскій экипажъ. Верхъ на половину откинутъ. Въ экипажѣ сидитъ султанъ, спокойный, безмолвный и отъ времени до времени шлетъ привѣтствія рукой. На заднихъ мѣстахъ сидятъ двое изъ его министровъ. За экипажемъ кишатъ цѣлыя толпы лакеевъ, каммергеровъ, офицеровъ, скороходовъ — всѣ пѣшкомъ. Султанъ приближается къ намъ. На немъ темно-синій мундиръ, поверхъ котораго накинутъ простой сѣрый плащь, отдѣланный черной тесьмой. Какъ разъ противъ нашихъ оконъ онъ поднимаетъ глаза и бросаетъ взглядъ въ нашу сторону; онъ прекрасно знаетъ, что по пятницамъ изъ этихъ оконъ за нимъ наблюдаютъ иностранцы изъ засады, причемъ нѣкоторые изъ нихъ ненавидятъ его неизвѣстно за что! У него прямой и быстрый взглядъ; когда онъ снова отводитъ глаза, я замѣчаю, что вѣки его вздрагиваютъ. Абдулъ Гамидъ средняго роста, у него самое обыкновенное лицо со слегка горбатымъ носомъ и борода съ небольшой просѣдью. Волосы около ушей слегка вьются. Экипажъ останавливается внизу около мечети, гдѣ стоитъ стража султана. Повелитель выходитъ изъ экипажа и подымается вверхъ по ступенькамъ. Мулла встрѣчаетъ его земнымъ поклономъ, привѣтствуетъ его, султанъ проходитъ мимо него и входитъ въ мечеть. Въ эту самую минуту обращается къ народу съ галлереи минарета муэдзинъ: онъ призываетъ правовѣрныхъ къ молитвѣ. Среди войскъ происходитъ движеніе, нѣкоторые офицеры закуриваютъ папиросы. Изрѣдка изъ мечети доносится пѣніе…