Прошлое — чужая земля - Джанрико Карофильо

Она поступила секретаршей в отдел финансовых расчетов. В ее обязанности входило раскладывать по конвертам зарплату рабочим и служащим. Вот такая ирония судьбы.

Иногда она заходила к нам, даже оставалась на ужин. В таких случаях за столом повисало осязаемое напряжение. Родители старались делать вид, что все нормально, и Алессандра порой пыталась им подыграть.

Ничем нормальным здесь и не пахло. Она не могла простить им своего поражения, их бестолковой любви и неуклюжей заботы. Почти всегда корка притворства лопалась, и кипевшая под ней подобно лаве злоба выплескивалась наружу. Она говорила какую-нибудь грубость или гадость — в зависимости от обстоятельств или настроения — и уходила.

Что касается меня, в таких случаях я для своей сестры не существовал. Как, впрочем, и во всех остальных, еще с детства. Меня попросту не было на свете.

После завтрака я послонялся по дому, включил телевизор, всеми известными способами пытаясь оттянуть тот момент, когда придется браться за учебники.

Наконец я сел за письменный стол с учебником по гражданскому праву. И понял, что не испытываю ни малейшего желания его открывать. И вообще не хочу торчать в четырех стенах. Тогда я пошел гулять.

Было необычайно холодно, даже для января, хотя ветер прогнал влажность и воздух стал чистым и сухим. Сразу за дверью лицо и уши мне обдало морозцем. Не могу сказать, что это было неприятно. Просто я почувствовал холод, и он напомнил мне о том, что у меня есть уши, лицо и все остальные части тела, не прикрытые одеждой. У меня сразу же улучшилось настроение.

Я быстро дошел до центра, немного побродил по магазинам, купил себе рубашку и зашел в книжный.

С детства, гуляя и не зная, чем заняться, я всегда ходил в старый книжный магазин «Латерца». Я проводил в нем кучу времени. Число книг, которые я хотел прочесть, намного превышало мои финансовые возможности, и я глотал по несколько страниц из них, спрятавшись между стеллажами.

Иногда я торчал в магазине до самого закрытия. Меня всегда занимал вопрос, знали ли меня продавщицы в лицо как любителя почитать на халяву? Я боялся, что однажды они повесят на дверях табличку, закрывающую мне доступ в магазин.

Я вошел, и меня окружил приятный, знакомый запах новой бумаги. В субботу утром, как обычно, народу было мало, в основном завсегдатаи. Большинство, как и я, подолгу стояли перед полками, бесплатно читали и мало покупали. Мой особенный интерес привлекла одна пожилая женщина. Ей было около семидесяти, зимой она носила синюю куртку, в каких обычно ходят моряки. Из кармана куртки торчала неизменная «Унита».[3] Мне нравилось симпатичное подвижное лицо этой женщины, производившей такое впечатление, что она ходит в книжный как на работу. Она двигалась быстро и уверенно. Обычно я встречал ее в отделе детективов и хоррора, реже в отделе политических публикаций. Иногда она здоровалась со мной кивком головы, и я отвечал ей тем же.

В то утро она с упоением читала какой-то детектив — я решил так, потому что увидел ее в том отделе. Наши глаза не встретились, и я прошел мимо.

Я побродил между книгами по истории и спортивными руководствами, прошел мимо учебников по юриспруденции и оказался в отделе зарубежной прозы. Я увидел новую книгу, вероятно, только что выставленную на продажу. Она называлась «Иностранный студент»,[4] на орехового цвета обложке красовалась гипсовая статуя мальчика. Он шагал, засунув руки в карманы. Об авторе — французском писателе — я никогда раньше не слышал.

Я взял себе экземпляр. Наверное, я первым дотронулся до книги с тех пор, как ее выставили, скорей всего сегодня утром.

Я повертел томик в руках, прочел аннотацию на обложке, которую помню до сих пор. Там говорилось о молодости, «той недолгой поре, когда все, что происходит, случается в первый раз и запоминается навсегда: и хорошее, и плохое».

Потом я открыл книгу и, как всегда, начал читать.

На предшествующей прологу странице помещалась цитата английского писателя, которого я тоже не знал.

«Прошлое — это чужая земля: там все по-другому».[5]

Вместо того чтобы перевернуть страницу, я закрыл книгу и понес ее в кассу.

Затем я сразу же пошел домой — мне не терпелось углубиться в чтение. Спокойно, у себя на кровати, где меня никто не побеспокоит.

Это был прекрасный роман, полный ностальгии и пьянящего очарования.

В нем рассказывалось о французском студенте, чья молодость проходила в Америке пятидесятых годов. О приключениях, нарушенных табу, инициации, стыде, любви и утраченной невинности.

Я не отрываясь читал до вечера, пока не перевернул последнюю страницу. Ни тогда, ни потом — по прошествии многих лет — я не мог отделаться от ощущения, что эта книга написана обо мне.

Когда я закончил читать, мне почти пора было уходить. Тогда я позвонил все еще недомогавшей Джулии и сказал, что пойду в кино. С кем? Со своим другом Донато и его компанией (мысленно я напомнил себе, что надо его предупредить). Я хоть огорчен, что мы опять не увидимся? Ну конечно, я тоже жутко соскучился.

Если очень хочется, я могу не ходить в кино, а посидеть с ней, предложил я. Мой блеф сработал — она отказалась. И повторила то, что говорила прошлым вечером. Незачем мне тоже заболевать и тому подобное. Хорошо, тогда до завтра, моя любовь. Пока, милый.

Я повесил трубку и в хорошем настроении пошел собираться.

Я был свободен, ко всему готов и сгорал от нетерпения.

Глава 10

Мы играли дома у нашего ровесника, который жил в богатом квартале на окраине города. Играли впятером. Хозяин дома — сын строителя, какой-то совершенно лысый, хотя нестарый, явно до тридцати парень и Марчелла — коренастая женщина с жирной кожей и маленькими глазками.

Я почувствовал к ним неприязнь сразу же, как только нас представили друг другу. Они плохие люди, решил я про себя, и заслуживают того, что с ними должно произойти. Очевидно, я искал себе оправданий.

Но это очевидно мне только сейчас. Тогда же я просто неосознанно нашел самый быстрый и эффективный способ заглушить голос совести. Что бы это ни значило. Мне нужны были в качестве соперников злые и плохие люди, и такими я их и увидел.

Вечер походил на первый, только теперь я знал механизм обмана, и игра мне нравилась гораздо больше. В тот раз, как и всегда, когда впоследствии я играл с Франческо, меня охватил настоящий азарт. Еще более сильный, чем при обычной игре. Уверенность в выигрыше не уменьшала, а наоборот, увеличивала возбуждение. В то время как мы выигрывали огромные деньги, я чувствовал дрожь в основании затылка. Открывая карты, чтобы побить сильную комбинацию, я забывал, что фортуна тут ни при чем. Я выигрывал, и все.

В тот вечер я унес с собой несколько сотен тысяч лир наличными и два чека с шестью нулями. Эти деньги чуть раньше принадлежали хозяину дома и коренастой женщине. Я не сомневался, что, облапошив их, мы поступили правильно.

Я решил, что должен открыть счет в банке — не хранить же такую кучу денег дома.

Пришел к себе, лег в постель и почти сразу уснул.

Мы начали регулярно играть. Три-четыре, максимум пять раз в месяц. Обычно в частных домах, иногда в клубах, точнее сказать, подпольных игорных домах. Вроде того, куда мы ходили после драки у Алессандры. Франческо знал их все, как и множество других ночных заведений.

Чтобы отвести подозрения, иногда мы давали партнерам отыграться, что составляло часть нашей стратегии. Дней через десять после моего первого выигрыша мы снова встретились с владельцем скобяного магазина и его приятелем проектировщиком. Мы поддались, и они выиграли несколько сотен тысяч. Отыгрались, и все вернулось на круги своя.

Я зарабатывал пять, шесть, иногда семь миллионов в месяц — для меня огромные деньги.

Я открыл счет в банке и начал позволять себе траты, о которых несколько месяцев назад не мог и мечтать. Костюмы, ужины в ресторанах, безумно дорогие часы. Я купил все книги, какие хотел иметь, и это больше чем что бы то ни было позволило мне ощутить себя богатым человеком.

Потом я купил себе машину, подержанную BMW — все-таки я был не настолько богат. Подписывая контракт, я на секунду заколебался: раньше я всегда связывал машины подобного типа с людьми определенного сорта. Но мое колебание быстро угасло, и я покинул автосалон за рулем этой черной, грозной и бесполезной штуки с глупой и счастливой улыбкой на лице.

Естественно, я прятал ее от своих — объяснить, как она у меня появилась, я бы не смог никогда. Я поставил ее в гараж подальше от дома и, чтобы не возбудить подозрений, продолжал иногда просить машину у мамы.

— Я возьму ключи, — бросал я, выходя из дома. Прояви они чуть больше сообразительности, заподозрили бы неладное: я предупреждал о том, что беру машину, хотя раньше просто брал ее и все.