Желтое облако - Василий Ванюшин

— Да, оцепенение, — задумчиво повторил Валентин Юльевич. — Вы видели саламандру. Она напоминает человека — пусть это не будет унизительным для него. Лиши человека воздуха и чего-то еще небольшого, ради чего стоит жить — и он впадет в оцепенение, как саламандра без воды. — Говоря это, он думал о лаборатории, и Руис словно угадал его мысли.

— Прежде, чем начать серьезный разговор, мистер Шкубин, мне хотелось бы спуститься в лабораторию.

— Там все в порядке, мистер Руис.

— Но мне хотелось бы сначала заглянуть в свою комнатку, — сказал Руис.

«Своей комнаткой» в нижнем, цокольном, этаже Руис называл нечто вроде кладовой, отгороженной железными грубо сваренными щитами и с железной дверью. Про эту комнату Валентин Юльевич знал только то, что еще при отце Руис оборудовал ее для хранения документов «Атлантик-компани» и фамильных вещей большой давности — их в тюках вносили туда какие-то рабочие со стороны.

— Надеюсь, никто не проявлял к ней интереса! — подозрительно взглянул Руис.

— Сэр! — обиделся Валентин Юльевич.

— Я не хотел оскорбить вас, мистер Шкубин. Дайте, пожалуйста, ключ от лаборатории.

Валентин Юльевич вынул из ящика стола ключ. Руис, насвистывая какую-то старенькую мелодию и подергивая в одну сторону головой, вышел.

Он спустился вниз и открыл дверь в лабораторию. О, это он видел впервые! Комнатные перегородки во всем этаже были убраны, оставалась только железная стена, отгораживающая по всей высоте «комнатку» Руиса, образовался большой зал. На столах и на подставках блестели металлические и стеклянные колбы и цилиндры, спирально змеились трубы, соединяющие их; белели пульты с темными точками регуляторов. Да, Шкубин тратил деньги по назначению. Интересно, чего он добился?.. Однако Руиса прежде интересовала «своя комнатка».

Он достал из брючного кармана свой ключ и открыл железную дверь. В правом углу над полом возвышался металлический купол диаметром около метра, напоминающий люк канализационной трубы. Руис внимательно осмотрел полусферическую крышку, запорошенную пылью. Кажется, все было так, как и прежде. Он отчетливо начал считать: «Один, два, три, четыре…». С одиннадцати он повел счет в обратном порядке, дошел до семи и громко произнес: «Аут!» На крышке загорелся крошечный глазок рубинового цвета. Руис стер пыль, достал тонкий плоский ключик со шнуром и воткнул в еле заметную щелку, отошел, разматывая провод, нащупал внизу стены замаскированную розетку и вставил в нее вилку. Тяжелая металлическая крышка откинулась с такой силой, что, окажись рядом человек, он был бы убит. Но если бы другой, уцелевший, попытался проникнуть в открывшийся круглый колодец, его ожидали бы иные сюрпризы. Все кончилось бы тем, что прорвалась бы канализационная труба, проходившая рядом, залила бы грабителей нечистотами, а золота так никто бы и не увидел.

Оно было на месте, в целости.

«Я не мыслю своей жизни без него, — думал Руис, закрывая тайник. — Что я значу без золота, без богатства! Ученые утверждают, что углеродный и кислородный обмен является основой и дыханием жизни, а какой-то аргон совершает вечный круговорот».

Взбодрившийся Руис поднялся наверх, он сказал Шкубину:

— Когда прикоснешься к родным с детства вещам, чувствуешь себя моложе. Теперь можно перейти к делу.

Валентин Юльевич встал, подошел к окну и поднял штору. Ослепительно яркое солнце глянуло в окно. Гор не было видно — голубоватая дымка покрывала их. Деревья, кажется, поредели. В столовой на хрустале и стекле вспыхнули и загорелись звезды.

— Не лучше ли закрыть окно, — Руис болезненно сморщился. Хозяин опустил штору. Посуда на столе погасла.

— Я слушаю вас, — Валентин Юльевич остался у закрытого окна, и на лице его лежала тень.

— Мистер Шкубин, — сказал Руис с ноткой торжественности в голосе, словно начал тост, — мы очень давно с вами не встречались и поэтому не лишне будет кое-что из того, что нам известно, повторить, возобновить и закрепить в памяти. Итак — долгое время меня и вашего отца связывала крепкая дружба, основанная на взаимном доверии. Я надеюсь, такое же чувство испытываете и вы. Помимо того — и это ничуть не противоречит дружбе, а наоборот, еще больше укрепляет ее — у нас были деловые отношения, которые остаются и теперь, не так ли? В чем они заключались, не стоит много говорить об этом — часть дел завершилась благополучно, часть предоставлена решению нашему всеобщему богу — времени, событиям, независящим от нас, но об одном деле мне хочется вспомнить и поговорить подробнее.

Руис уселся поудобнее и окинул взглядом комнату, словно отыскивая что-то.

— Но прежде всего, — сказал он тихо, — мне хотелось бы узнать, цел ли тот документ с формулами, помните?

— Помню, — глухо ответил Валентин Юльевич и подошел к столу. — Могу показать.

— Не надо. Я вам верю. Каковы же успехи?

— Невелики. Все опыты, а их были сотни, кончились неудачей. Я уже решил, что это не по моим силам и не в моих возможностях, однако интерес к дальнейшим опытам не пропал. Могу сообщить кое-что.

— Кое-что — это значит ничего, — строго сказал Руис. — Нам нужен сплав. Мой ученый, безвременно погибший, перед смертью сожалел: «Ах, если бы еще неделя — и я добился бы результата».

— Простите, мистер Руис, я вас прерву, — осторожно заметил Валентин Юльевич. — Но запись формул и расчетов сделана не ученым. Там масса ошибок, пропусков. Мне пришлось решать задачу со многими неизвестными.

— Совершенно верно, — согласился Руис и закрыл глаза. — Несчастный продиктовал свои расчеты будучи тяжело больным. Я уже не помню, кто оказался тогда возле его смертного одра.

— Я не смогу решить эту задачу один, — признался Валентин Юльевич. — Не обратиться ли за помощью… Пригласим сюда другого ученого, будем работать вместе.

— Вы сказали величайшую глупость, — резко оборвал его Руис. — Ключ важного открытия в ваших руках, разве можно доверять его еще кому-то? Или вам безразличны слава и награда?

— Я об этом не думал.

— Странный вы человек, — усмехнулся Рунс. — Впрочем, не будем обострять отношений. Я хочу услышать, что же означает это «кое-что», достигнутое вами?

Валентин Юльевич рассказал: производя многочисленные опыты, он пришел к мысли, что путь, указанный расчетами и формулами умершего ученого, не может привести к созданию сколько-нибудь прочного сплава, это — путь скорее к разрушению металлов.

— О! — воскликнул Руис и замолчал. А потом тихо спросил: — Вы можете показать хоть несколько крупиц того, что получили?

— Нет, — ответил Валентин Юльевич. — Но в моем представлении это что-то сыпучее, из чего нельзя сделать прочного покрытия космического корабля.

— Продолжайте, продолжайте работу, мистер Шкубин, она должна принести успех, — сказал Руис, оживившись. — Я полагаю, сыпучая масса может служить компонентом сплава, впрочем не мне об этом судить. Доведите дело до конца, мистер Шкубин. Вас ждет слава!

— Но одному, без помощника, очень трудно. Приходится все готовить своими руками, — сказал Валентин Юльевич.

— Возьмите себе лаборанта, — разрешил Руис. — Только главного не доверяйте. И не жалейте денег на опыты, приобретайте любую аппаратуру. Я пока еще могу вести денежные расчеты.

Руис сам налил себе вина, выпил, поговорил о погоде, о предстоящих выборах на его родине и уехал.

К удивлению Валентина Юльевича, встреча эта прошла много лучше, чем он предполагал.

4

Профессор Дольц был единственным здесь ученым, которого знал Валентин Юльевич. Они изредка встречались в городе, но друг у друга не бывали. Только однажды профессор побывал у Шкубина и похвалил его лабораторию. У них могли бы установиться хорошие, дружеские отношения, если бы профессор проявил инициативу, но он лишь в крайних случаях обращался к доктору Шкубину, и это касалось главным образом проведения различных анализов, чего профессор не мог сделать у себя.

Валентин Юльевич был польщен, когда Дольц попросил его произвести анализ материала, который, возможно, представлял собой остатки сгоревшего болида. Он назвал час, когда может прийти помощник профессора, и в четыре часа увидел с веранды, как к дому подходила молодая женщина, высокого роста, красивая, с удивительными светло-дымчатыми волосами. Типичная немка, запечатленная на картинах многих художников. Валентин Юльевич поднялся с шезлонга.

— Фройляйн очень аккуратна. Вы ведь от профессора?

Фройляйн сразу же назвала свое имя и передала привет от профессора.

— Мы можем приступить к работе. Надевайте халат. Где ваши пробы?

Фройляйн вынула из сумочки несколько маленьких плотных конвертов.

— Что вы установили с профессором? — спросил Валентин Юльевич, рассматривая сероватые на вид порошки.