Пестрая лента - Юрий Феофанов

— Но вы-то были убеждены, что виноват Гасан? — чуть ли не упрекаю я инспектора.

— А вы уверены, что именно Каин убил Авеля? Я тоже уверен. Но ведь нет доказательств! В Библии сошло. Но Библия — не обвинительное заключение, людское мнение — не народный суд, мифическому Каину ни жарко, ни холодно, а Гасан — вот он, живой! А вдруг это стечение обстоятельств? То самое, которое называют роковым?

Когда Эдуард задал мне эти, скорее риторические, вопросы, я вспомнил одну историю, которая в прежние времена приводилась в пример не одному поколению криминалистов. Этот судебный процесс состоялся на Британских островах еще в начале прошлого века…

В местечке Сент-Жозеф в Уильтшире Уильям Гардинер содержал трактир «Олень». Он унаследовал питейное заведение от своего отца, тот соответственно от своего, и так далее. История «Оленя» терялась во тьме веков (хозяин утверждал, что однажды здесь выпил кубок эля, возвращаясь с охоты, сам Ричард Львиное Сердце), зато из этой тьмы брала начало прочная репутация и трактира, и его хозяина. Если к этому добавить, что гостей потчевала румянощекая и полногрудая хозяйка, отнюдь не олицетворявшая строгость женской половины Англии, то можно представить, какой популярностью пользовался трактир Уильяма Гардинера.

Неподалеку от местечка раскинулось небольшое поместье мелкого эсквайра сэра Джона Бруна, которое все называли «Зеленый дом». Сэр Джон любил посидеть в «Олене» и часто пропускал больше кружек эля, чем позволяло его звание и положение. Старый Джильберт, привратник «Зеленого дома», по этой причине ненавидел трактирщика. Ведь ему часто за полночь приходилось тащиться по полю в «Олень», чтобы доставить к родным пенатам захмелевшего хозяина.

В тот вечер, который во всех отношениях можно назвать роковым, сэр Джон загулял особенно крепко. Он только что получил с арендаторов деньги и угощал щедро всех, бывших в трактире. Поминутно он вытаскивал туго набитый бумажник, восклицая:

— Не скупись, хозяйка, сегодня плачу я, сэр Джон!

Хозяева не упускали случая, выставляя все новые и новые пинты хмельного напитка.

Было около полуночи, когда сэр Джон собрался домой. В кабачке к тому времени осталось всего несколько человек. Джильберт не приходил за своим хозяином. Джон, шатаясь, направился домой один. Через минуту трактирщик, сказав, что «еще свалится где-нибудь сэр Джон», вышел за ним. Вскоре он вернулся. Тут же он что-то отдал жене, та спрятала какой-то предмет в комод, где лежало белье, а Гардинер запряг лошадь и на ночь глядя уехал в город.

Кабачок почти совсем опустел, когда туда ворвался Джильберт с обезумевшими глазами.

— Сэр Джон! — только и вымолвил он.

Все повскакивали. Кинулись к выходу. Брун лежал в луже крови около конюшни с проломленным черепом. На крыше нашли окровавленную тряпку. Срочно вызванный констебль допросил присутствующих.

Было установлено, что Гардинер вышел за Бруном. На поле совершенно явственно отпечатались следы Бруна — они шли к накатанной дороге, которая вела к «Зеленому дому». И рядом еще одни следы — по размеру они могли подходить к сапогам трактирщика. В том месте, где они кончались у дороги, обнаружили лужу крови. От дороги такие же следы, но уже только одни, вели назад к конюшне.

Жена трактирщика совсем растерялась и давала путаные показания. В частности отрицала, что муж ей что-то передавал. Проверили. И вытащили из-под белья бумажник Бруна!

В городе уже днем арестовали Гардинера. Тот тоже явно все путал, тем самым выдавая себя. Он сказал, что проводил Бруна до дороги и по ней же, а не через поле, вернулся в трактир. У входа нашел бумажник сэра Джона, дал жене спрятать, чтобы потом вернуть владельцу.

— Зачем поехали в город? — задали вопрос Гардинеру.

— Хотел успеть на собачьи бега.

— Но бега начинаются в полдень.

— Другие дела были. К знакомому хотел зайти за долгом.

Приятель, однако, отрицал и долг и тот факт, что Гардинер был у него.

— Откуда у вас деньги? — инспектор указал на пачку банкнот, изъятую у Гардинера при обыске.

— Выиграл на бегах.

— Вот список выигравших — вас нет.

— Я нашел эти деньги.

— Почему же не сказали сразу?

— Я испугался. Все так случилось неожиданно. Все против меня. Но я не убивал сэра Джона. Я только довел его до дороги.

После долгого следствия состоялся суд. Аргументы обвинения уже изложены. И надо прямо сказать, достаточно сильные аргументы. Защита противопоставила им лишь одно возражение.

— Зачем, — спрашивал адвокат, — Уильяму Гардинеру, чтобы убить и ограбить Бруна, нужно было идти за ним до дороги, там проломить череп, отнести обратно к своему трактиру и бросить на конюшне? Никакой логики в действиях убийцы, если перед нами истинный убийца.

Подсудимый ничего не мог сказать в свое оправдание. Он шел за Бруном, он отдал его бумажник жене, он уехал в город, он лгал насчет приятеля и выигрыша. Поэтому Гардинер взывал не столько к суду, сколько к небесам.

— Видит бог, я не виновен, — твердил он.

Присяжные признали его виновным. Хотя единственный аргумент адвоката и вызвал споры. Нелогичность действий предполагаемого убийцы объяснили необычностью ситуации, взвинченными нервами и т. д. Приговор был утвержден. Ходатайство о помиловании король отклонил. Гардинера повесили…

А через четыре года на исповеди умирающий Джильберт сказал священнику, что взял на душу великий грех. Это он убил своего хозяина, который своим поведением компрометировал славный род Брунов. Он же оклеветал Гардинера, которого яростно ненавидел.

— Я был орудием в руках божьих, — воскликнул, испуская дух, полубезумный старик…

И только тогда было объяснено единственное противоречие в деле: старик убил сэра Джона на дороге, отнес его к конюшне и там бросил. Гардинер же действительно перед этим проводил Бруна до дороги, действительно нашел его бумажник и отдал жене спрятать, а лгал следствию потому, что действительно испугался.

Увы, было уже слишком поздно что-либо исправить.

Вот какую историю вспомнил я, когда Эдуард Агавелян поведал о своей неудаче. Поистине у правосудия нет задачи — обвинить. У него иная, более сложная и более ответственная задача — установить истину.

Конечно, следователю, в частности, или инспектору приходится «припирать к стенке» подозреваемого в преступлении человека: добытыми уликами припирать, логикой суждений, данными экспертизы. Но только не властью, коей обладает следователь над подследственным, инспектор — над подозреваемым в чем-то человеком.

— Понимаете, он вроде у тебя в руках. Еще чуть-чуть: «Сознайся, лучше будет, все против тебя, я ж тебя упеку, если ты…», и он, быть может, расколется. И «раскалывается». В лучшем случае до суда. — Эдуард, будто споря с кем-то, повысил голос: «Но нельзя так, нельзя!..»

Это очень драматическая коллизия. Сознание, что ты плохо сработал, ибо след ведь был, обязательно был; ответ перед начальством с вытекающими отсюда последствиями; примирение с фактом, что преступник уходит у тебя из рук, — все это на одной чаше весов. Мужество, за которое ни орденов, ни медалей, ни даже благодарностей — на другой.

Да, мужество. Ибо не легко, очень не легко, повторяю, бывает поставить в деле подпись: «прекратить за недоказанностью вины». Хуже, когда дело доходит до суда. Еще хуже, когда оказывается, что осужден невиновный.

Эдуард Агавелян — детектив высокого класса. На его «плюсовом» счету, в графе «дебет», много блестяще раскрытых преступлений — они в той толстой пачке фотографий из его блокнота, и рассказанная история не относится к его первым неумелым шагам. Он анализирует еще и еще раз весь ход следствия.

— Стечение обстоятельств? — спрашиваю. — Или действительно, отсутствие того самого следа, который «всегда» оставляет преступник?

— Только не отсутствие следов…

Я уже говорил, что преступления без следов не бывает. Эта истина столь же очевидна, сколь и непостижима. Одна из загадок психологии преступника основана именно на ней. Вернее, на отклонении от этой истины. На самом банальном заблуждении, будто можно что-то сделать и не оставить следов. Все преступники горят на этом и все же с упорством маньяков продолжают строить иллюзии. И неудача, о которой я только что рассказал, подтверждает лишь исключение, но никак не само правило. Ведь клочок газеты все же привел в дом Гасана.

В другом случае Эдуард имел еще меньше, казалось бы, исходных данных… Тут и ни газетного клочка, ни всезнающей старушки, ни наблюдательных кондукторш. К счастью, никто не успел и «затоптать» следов.

Тогда, это было под Новый год, ограбили железнодорожника: сняли форменный мундир и взяли деньги. Человек этот забежал к вахтеру в будку погреться. Женщина дала кое-что, чтобы смог он до дому добраться. Кто грабил, пострадавший не знал — его оглушили ударом сзади.