Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ) - Дарья Аредова

Я смутилась.

— У меня не получается, – говорю. И стараюсь отвлечь разговор:

— А что здесь с электричеством?

Дэннер отворачивается и смотрит на свечи.

— Генератор старый, постоянно ломается. А починить нельзя, нет нужных деталей.

А мне так даже больше нравится. Уютно.

— А тут всегда так темно?

Дэннер оборачивается и улыбается. Мне показалось, будто улыбка в зеленых глазах вспыхнула золотистыми искрами.

— Нет. Иногда бывает темнее.

Я невольно усмехнулась. Было тепло и хорошо, и вдруг захотелось, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Чтобы вот так же сидеть и любоваться отражением огоньков у него в глазах.

— А почему?

— Мне откуда знать. Может, когда-то и было по-другому. Кто-то же построил этот город, и эти дома, и железную дорогу.

— Тут железная дорога есть? А по ней поезда ходят?

Дэннер снова улыбнулся и пожал плечами.

— А от нее виден только маленький кусочек. Поезда я иногда слышу, но кто их знает, на самом деле. Может, я просто псих. Артемис, к примеру, так и считает.

Я улыбнулась в ответ. После такого признания возникло ощущение чего-то родного – уж очень это было похоже на мои мысли.

— Может быть, – говорю. – Но, знаешь, безумцы, как правило, одаренные и выдающиеся люди.

Дэннер весело фыркнул.

— Это чем это, интересно, я выдающийся? Если только носом.

— Я серьезно! – притворно обиделась я, сдерживая смех.

— И я серьезно! Очень даже серьезно!

Тут я рассмеялась окончательно и, набравшись смелости, прижалась к его плечу. Он был теплый и надежный. Огонек свечки расплывался перед глазами, и мне казалось, что если расфокусировать зрение, то увидишь саламандру.

Дэннер

И откуда у меня эта улыбка?! В честь чего?! Чувствую себя идиотом... Аретейни с чего-то взялась срисовывать мою шрамированную физиономию, а я еще и улыбаюсь сижу, как обкуренный. Благо, можно уткнуться в книжку, правда, не очень спасает.

А тут она прекратила рисовать, и вообще, придвинулась вплотную. Думаете, я немедленно после этого принялся обниматься и целоваться с ней? А вот и нет. Хотя очень хотелось.

Так, ну все! Довольно! Уже голова кружится ото всей этой романтики, и сердце в ребра колошматит со здоровым энтузиазмом отбойного молотка.

Все, нет меня. Совсем нет. Можете со мной попрощаться...

Чтобы не потеряться окончательно, я заставил себя встать – а вот это, я вам скажу, самый настоящий подвиг! Думаете, оборотня, там, тяжело завалить или лазить ночью по лесу, или из тумана живым вернуться? Фигня!.. Вот, отстраниться от нее – подвиг. Все, хочу медаль.

Итак, я поднялся – да не только поднялся, а еще и принялся болтать всякую ерунду. Впрочем, я, вообще, последние полдня веду себя абсолютно по-идиотски, так что, терять мне нечего.

— Слушай, ты, наверное, голодная, и одеть тебя во что-то надо... давай заканчивать посиделки со свечами и рисованием. Собирайся.

Она вскинула на меня серые глазищи и, видимо, для комплекта, ими же хлопнула.

— Куда?

— На улицу.

Я люблю тебя, Аретейни. Черт побери, я люблю тебя.

— Иду.

Вскоре мы оказались на улице. Мимо пробежала Нэйси – бледная, глаза бешеные. Надо бы расспросить у нее что случилось, когда успокоится – Нэйси без повода нервничать не станет, тем более, так нервничать.

Я намеренно свернул в сторону моста, привел Аретейни к железной дороге и протянул ей руку, помогая спуститься вниз. Она ухватилась, но все равно размытая дождем земля здорово скользила под босыми ногами. Еще заболеет, с нее станется...

Рельсы поблескивали под моросью дождя ртутными полосками. Я подошел к ним и обернулся, дожидаясь прыгавшую по камням Аретейни. Судя по ее походке, босиком она ходить привыкла, и россыпь щебня ее не ранила. Она подошла и протянула руку, коснувшись холодной и влажной, гладкой металлической полоски. Я ждал. И вдруг рука ее невольно вздрогнула, а глаза распахнулись. На лице засияла какая-то даже восторженная улыбка, будто у человека, увидевшего чудо. Впрочем, ну да, это и правда, чудо.

— Поезд!.. – тихонько прошептала она. – Дэннер, поезд!.. Это метро?

Я пожал плечами.

— Может быть. Иначе, почему дорога в овраге. Обычно они строятся на насыпи. Только вот, если крыша обвалилась, то где она? Странно это.

Аретейни поежилась и встала. Точно, замерзла. Надо идти. Я стащил с себя куртку и молча накинул ей на плечи. Мне-то ничего, а девчонка и простудиться может.

— Спасибо, – сказала она. – А ты не замерзнешь?

— Я – нет.

Странная. Мне-то с чего мерзнуть?..

Мы поднялись наверх и отправились к Лидии. Аретейни возбужденно вертелась и задумчиво грызла ногти. Через пару минут все же не выдержала.

— А есть тут еще где-нибудь поезда?

— Нет.

— Постой-ка. – Она даже остановилась. – Что-то тут не так. Если поездов нет, то откуда, получается, ты про них знаешь?

— Читал. В Храме есть старые книги, а я иногда их оттуда таскаю. Откуда же я еще могу знать про то, чего в городе нет.

— Ого. – Аретейни задумчиво притихла. – А пойдем туда, а?

— Пойдем. Только завтра.

— Обещаешь? – Тут она ухватила меня за руку, перегородила дорогу и заглянула в глаза. – Правда?

Я невольно улыбнулся.

— Обещаю.

— Ура! – Она совсем по-детски захлопала в ладоши и кинулась мне на шею. Я не удержался и обнял ее в ответ.

Нет, это уже совсем ни в какие ворота не лезет!

Дальше – больше. Сунув руки в карманы от греха подальше, я обнаружил в них полнейшее отсутствие кошелька. Причем, в обоих. Лидия, разумеется, простит день неуплаты, но я не люблю долги. Пришлось возвращаться.

Пока я ходил за кошельком, кто-то позвонил в дверь.

На пороге стояла девчонка – совсем юная, несчастная, симпатичная. Спросила, не нужна ли мне помощь. Видимо, ищет работу. Пришлось разочаровать.

— Нет, – сказал я. – Прости.

— Привет, – появилась из коридора Аретейни и вручила мне обратно мою куртку, которую я автоматически натянул.

— Привет, – отозвалась девушка и с надеждой поглядела на меня: – Точно? Совсем?

— Совсем, – расстроил я. Было, конечно, жалко, но мне действительно не нужно никакой помощи.

Тут девчонка, вместо того, чтобы огорчиться, извиниться и уйти, тряхнула волосами, сморщила чуть курносый нос с россыпью милых веснушек и нахально заявила:

— А у вас пол грязный.

Вот вам, пожалуйста.

— Не грязный – а старый, – проинформировал я, для наглядности чиркнув подошвой сапога по чистому, но и вправду, облезлому типовому паркету. – В этом корпусе все квартиры казенные, и уборщицы работают. На этаж по человеку. Это же общежитие.

Я сунул кошелек в карман, вышел на лестничную площадку и, дождавшись Аретейни, закрыл дверь. Девчонка с надеждой следила за моими движениями, да куда там. Вампирская привычка – брать на красивые глазки и милые мордашки – на патрульных не действует по определению.

— Спроси у... – начал, было, я, протискиваясь между девчонкой и стеной.

И вот тут-то запищал детектор.

Запищал ультразвуком, который нечисть не воспринимает. Видимо, я сунул его в кошелек и там благополучно забыл.

Я ни о чем не думал и ничего не просчитывал. Руки действовали сами собой, одна отшвырнула Аретейни назад, другая в мгновение выхватила оружие и выпустила в девчонку четыре серебряные пули – как полагается, по рукам и по ногам. Она упала и, кажется, потеряла сознание от боли, а я быстро шагнул вперед и дернул ее за шиворот, открывая лицо.

Ну, так и есть.

Тугие рыжие кудри, слишком большие и раскосые для человека глаза, смуглая кожа, в сочетании с рыжими волосами дающая еще какой простор для подозрений – правда, в полутьме подъезда все это было сложно разглядеть, и я включил фонарик. Вытянутые кверху и заостренные уши, а зубы в приоткрывшемся рту слишком мелкие и ровные, со значительно выдающимися клыками, как верхней, так и нижней челюсти.

Аретейни шагнула вперед и присела рядом с телом.

— Кто это?

— Оборотень, – отозвался я, поднимая оружие для последнего выстрела. Так вот кто у соседских бабушек кур потаскал... Лисица. Ну, я-то, в отличие от того же Артемиса, лекции в академии не прогуливал.

Мне оставалось одно незначительное движение до ее смерти – но судьба, как водится, опять распорядилась по-своему.

Оглушительно завыла сирена, Аретейни вздрогнула, и я ее вполне понимаю – мне самому никогда не нравился этот звук – какой-то тоскливый и завывающий, тяжело, настойчиво бьющий по нервам. Я вообще не понимаю, зачем такой сделали, он здорово мешает быстро и продуктивно мыслить. А может, он от старости такой...