Грязная работа - Кристофер Мур

— Конечно, — сказал Чарли. — Если не возражаете, у меня тоже есть парочка. — Он соображал: «Какая вы голышом?» и «Скоро ли я смогу это узнать?»

— Ну прекрасно. — Рэчел отложила «Балладу о грустном кабачке» и отогнула первый палец.

— У вас есть работа, машина и где жить? И два последних пункта — не одно и то же? — Ей было двадцать пять, и некоторое время у нее никого не было. Она уже научилась фильтровать претендентов.

— Э-э, да, да, да и нет.

— Отлично. Вы гей? — Некоторое время у нее никого не было в Сан-Франциско.

— Я же вас зову кофе пить.

— Это ничего не значит. У меня бывали парни, которые осознавали, что они геи, только после нескольких свиданий. Выяснилось, что я специализируюсь на геях.

— Ух ты, да вы шутите. — Он оглядел ее с головы до пят и решил, что под мешковатой одеждой фигура у нее, должно быть, хороша. — Я бы решил, что все происходит наоборот, однако…

— Правильный ответ. Ладно, я выпью с вами кофе.

— Не так быстро — а как же мои вопросы?

Рэчел подбоченилась и закатила глаза; вздохнула:

— Хорошо, валяйте.

— На самом деле у меня их нет, мне просто не хотелось, чтобы вы думали, будто я — легкая добыча.

— Вы позвали меня пить кофе через тридцать секунд после знакомства.

— Я виноват? Вы там стояли такая, сплошь зубы и глаза, — и волосы, причем сухие, — держали хорошие книжки…

— Спрашивайте!

— Как вы считаете, есть ли хоть малейшая вероятность, что после того, как мы узнаем друг друга получше, я вам понравлюсь? В смысле — вы можете такое вообразить?

Неважно, что он торопил коней — коварство ли то с его стороны или же неловкость: Рэчел была беззащитна перед его обаянием бета-самца минус харизма, и ответ у нее имелся.

— Ни малейшей, — соврала она.

— Мне ее не хватает, — сказал Чарли и отвел взгляд от сестры, как будто в кухонной раковине лежало такое, что очень и очень требовало пристального изучения. Плечи его сотряслись от всхлипа, и Джейн подошла к нему и обхватила его руками, а он тяжко осел на колени. — Мне очень ее не хватает.

— Я знаю.

— Ненавижу эту кухню.

— Тут я с тобой, братишка.

Хорошая она сестра — точно хорошая.

— Я вижу эту кухню и вижу ее лицо — и не могу.

— Можешь. Сможешь. Это пройдет.

— Может, мне переехать?

— Делай как знаешь, но боль тоже путешествует очень запросто. — Джейн помассировала ему плечи и затылок, будто скорбь его была занемевшей мышцей, которую можно размять.

Через несколько минут он вернулся к жизни, начал функционировать — теперь он сидел за стойкой между Софи и Джейн, пил кофе.

— Ты, значит, считаешь, что я это все навоображал?

Джейн вздохнула:

— Чарли, Рэчел была центром твоей вселенной. Это знали все, кто вас, ребята, видел вместе. Твоя жизнь вращалась вокруг нее. Рэчел не стало, и у тебя как будто центр исчез, ничто не держит тебя на земле, ты весь колышешься и качаешься, оттого и какая-то нереальность. Вот только центр у тебя есть.

— Правда?

— Ты сам. У меня на горизонте нет ни Рэчел, никого подобного, но я же не иду юзом.

— То есть ты считаешь, что я должен зациклиться на себе, как ты?

— Наверное. Ты думаешь, я от этого стала хуже?

— А тебе не все равно?

— Это верно. Ты продержишься? Мне надо выскочить купить DVD по йоге. С завтрашнего дня занятия.

— Если у тебя занятия, зачем тебе DVD?

— Надо выглядеть так, будто я знаю, что делаю, или никто на меня не клюнет. Ты нормально?

— Нормально. Я просто не могу ни заходить в кухню, ни смотреть ни на что в квартире, ни слушать музыку, ни включать телевизор.

— Тогда порядок, веселись хорошенько. — И Джейн вышла из кухни, по дороге дернув младенца за нос.

Она ушла, а Чарли еще немного посидел за стойкой, глядя на малютку Софи. Странное дело — она одна во всей квартире не напоминала ему о Рэчел. Незнакомка. Она посмотрела на него — этими огромными голубыми глазами — как-то странно, стеклянно. Не с обожанием или изумлением, коих можно было ожидать, а скорее так, будто напилась и теперь сразу уйдет, вот только отыщет ключи от машины.

— Извини, — сказал Чарли, отвращая взгляд к стопке неоплаченных счетов у телефона.

Ребенок явно за ним наблюдал, вроде как спрашивая себя, у скольких махровых кукол ей придется отсосать, чтобы вышел приличный папаша, а не вот такое.

Но Чарли все равно проверил, надежно ли дочь пристегнута к креслицу, а затем отправился за нестиранным бельем — потому что вообще-то намеревался быть очень хорошим папашей.

Из бета-самцов почти всегда получаются хорошие папаши. Они скорее уравновешенны и ответственны, такого парня девчонка (если она уже решила обойтись без семизначного жалованья или умения прыгать в высоту на тридцать шесть дюймов) захочет сделать отцом своего ребенка.

Разумеется, она бы предпочла с ним для этого не спать, но когда вас выкидывают на обочину несколько альфа-самцов, одна эта мысль — вы просыпаетесь в объятьях того, кто будет вас обожать, пускай всего лишь в благодарность за секс, и останется рядом навеки, даже за тем рубежом, когда вы его рядом и терпеть уже не сможете, — даже эта мысль представляется вполне уютным компромиссом.

Поскольку бета-самец, каким бы он ни был, — верен. Из него получается великолепный муж, как и великолепный лучший друг. Он поможет вам переехать и будет приносить вам бульон, если заболеете. Всегда чуткий, бета-самец благодарит женщину после секса и часто бывает так же спор на извинения. На него прекрасно можно оставить дом, особенно если вы не особенно привязаны к своим домашним питомцам. Бета-самцу можно доверять: ваша подружка с бета-самцом, как правило, — в надежных руках, если, само собой, она не конченая прошмандовка.

(Хотя именно конченые прошмандовки, как показывает история, быть может, и несут ответственность за выживание гена бета-самцов, ибо сколь бы ни был верен бета-самец, он беспомощен пред натиском невоображаемых бюстов.)

Но пусть у бета-самца немалый потенциал стать замечательным мужем и отцом, навыки эти все равно следует осваивать.

Посему несколько недель после Чарли мало чем занимался — только сидел дома и заботился о крохотной незнакомке. На самом деле она была пришелицей — некоей кушающе-какающей машиной капризов, — и он мало что понимал про ее биологический вид. Но ухаживая за ней, разговаривая с ней, не спя из-за нее ночами, купая ее, глядя, как она засыпает, и попрекая ее за отвратительные вещества, коими она сочилась и бурлила, он начал влюбляться.

Однажды утром, после особенно активной ночи маршировок с кормлением и переодеванием, он проснулся и обнаружил, что она лежит и балдежно пялится на мобильку над своей колыбелью; заметив его, малютка улыбнулась. Это все и решило. Как прежде ее мама, она проложила жизненный курс Чарли всего одной улыбкой. И, как и с Рэчел в то промозглое утро в книжном, душа его осветилась. Причудливость, зловещие обстоятельства смерти Рэчел, красное свечение предметов в лавке, темная крылатая дрянь над крышами — все это пересело на заднее сиденье, подальше от нового света его жизни.