Водяной - Карл-Йоганн Вальгрен

Не знаю, каким образом дети в школе пронюхали, что папа в тюрьме. Может, учительница проболталась. А может, сарафанное радио. И все изменилось. Меня начали всячески обзывать, прятать мою одежду, подкладывали собачье дерьмо в сапоги, да и вообще пакостили, как могли. Но для братика все было намного хуже. Одноклассники не удовлетворялись мелкими пакостями, они издевались над ним физически. В средней школе я только и делала, что пыталась его уберечь от травли, но, как ни старайся, не всегда ведь удается оказаться в нужное время и в нужном месте. Становилось все хуже и хуже, а ему становилось все труднее сосредоточиться. Он начал прогуливать. Убегал из школы, шел к морю и сидел там часами до самого вечера. И тогда же он начал писаться…

К брату приставили отдельного педагога, придумали особую программу. Но отношение к нему в классе становилось все хуже. Дети вытворяли с ним все что хотели. И нисколько не стыдились. Плюнуть в лицо, сломать велосипед, очки, вывалять в снегу — все это происходило чуть не каждый день. А-как они его оскорбляли… свинья, недоделанный, выродок, зассыха… Ну и все в этом роде.

Он перешел в седьмой класс, и вроде бы должно было стать полегче. Последние два года я не могла ему помогать. Хотя у меня все пошло немного лучше — после того, как в нашем классе появился Томми. Если не обращать внимания на кое-какие обидные слова… Ну, вроде того, называют меня Доской, и пусть называют. У меня и вправду грудь еще не выросла. Во всяком случае, Герард со своей бандой оставил меня в покое. Смотрели на меня и на Томми как на пустое место. А самое главное — теперь мой класс и класс Роберта помещались в одном здании, так что на переменах я могла быть рядом с ним. И Томми обещал помочь в случае чего.

Так я надеялась — должно стать полегче. А на самом деле стало еще хуже. По закону Мёрфи, как говорили парни в школе…

Томми я разыскала только в субботу утром. Трубку взял один из его братьев. Я хотела сказать, что видела их вчера на причале, но в последнюю секунду удержалась — при чем тут это? Томми подошел не сразу. В трубке слышна была музыка — радио, наверное. Кто-то гремел посудой.

— Я слышал, что вчера случилось, — сказал он, не поздоровавшись. — Ты должна на них заявить.

— Откуда ты знаешь? Тебя же там не было.

— Соседский парень доложил. Говорит, Педер заставил тебя жрать траву.

Я рассказала ему про котенка и про все остальное, хотя кое-какие подробности утаила.

— Значит, они думают, это ты настучала?

— Похоже, так.

Он дышал так, будто ему пришлось пробежать до телефона метров сто.

— А может, Герард все это придумал, просто поразвлечься хотел. На этот раз ты ему попалась, а мог быть я или кто-то другой.

— С тобой бы он не решился. У тебя братья вон какие.

Вдруг мне пришло в голову, что голос у Томми нормальный, никакой не больной. Значит, он просто прогулял всю неделю?

— Они говорят, что отыграются на Роберте.

— А он-то тут при чем?

— Ни при чем.

Томми помолчал. Музыка стала громче — должно быть, кто-то подкрутил звук.

— И что теперь делать?

— Заплатить Герарду тысячу спенн… говорит, оставит нас в покое. И ко всему еще папаша возвращается из тюрьмы с каким-то дружком. Осень, считай, испорчена.

— О, черт… а почему Герард решил, что кто-то на него настучал?

— Педера вызывали к ректору, и он говорит, что Л-Г про все знает. Значит, кто-то настучал.

— А кто?

— Откуда мне знать? Кто-то из их же банды, помельче.

— Ну, это Герард мигом бы выяснил… они же готовы в штаны наложить, стоит ему только на них поглядеть. Сами бы сознались. Ему даже спрашивать не надо.

— Скорее всего, Педер или Ула, — пришло мне в голову. — У Педера же кошка, помнишь? Она давно у них, мы еще в седьмом были. Она вполне могла окотиться. И кто-то из ее котят… Герард просто мог отобрать его у сестренки Педера. Тот, может, даже протестовал.

— Не понимаю.

— Кто-то же настучал, и этот кто-то — не я. Кому-то и кроме меня показалось, что Герард слишком уж далеко зашел.

В трубке зашуршало, похоже на чей-то шепот.

— Ты слушаешь?

— Ясное дело, слушаю… А где ты возьмешь тысячу спенн?

— Придумаю что-нибудь. Сегодня собираюсь поехать в город, у меня есть кое-какие планы.

— Может, лучше не ходить в школу? Пока все не успокоится?

— Тогда Герард точно решит, что это я настучала. Нет… Пойду, как будто ничего не случилось. Только как уговорить братишку? Обычно его мордуют семиклассники. А теперь еще и девятый.

— Надо поговорить с кем-нибудь из взрослых.

— С кем? С мамашей? Ты шутишь…

Мы опять замолчали. Я подумала, не попросить ли одного из братьев Томми что-то сделать — оба известные драчуны. Какое-то время они даже хороводились с моим папашей, когда тот еще работал на звероферме. Но когда несколько лет назад унаследовали баркас-траулер, успокоились. Может, они и могут припугнуть Герарда, но ненадолго. Он ненормальный, законченный психопат… только разозлится еще больше.

— Я вчера видела твоих братьев, — сказала я, чтобы что-то сказать. — Мы с Робертом удрали в Гломмен после всего этого. Если бы ты не болел, зашли бы к тебе.

— Что ты видела?

— Да ничего… они просто там были…

— Где — там?

— В рыбарне… Увидимся в выходные? Ты вроде бы уже и не болеешь.

— Не могу. Мне надо кое-что сделать.

— Что?

— Так… ничего особенного.

И опять голос его прозвучал странно. Не знаю, в чем дело, но что-то было не так.

— У тебя был отключен телефон?

— Почему?

— Я со среды звонила каждый день, но никто не брал трубку.

— У меня была температура. За тридцать девять зашкаливало. А телефон внизу, у меня просто сил не было спуститься.

— А родители? Братья?

— Я должен кончать разговор, — ни с того ни с сего заявил он. — Увидимся в понедельник.

— Давай еще поговорим. Может, придумаем что-то…

— В другой раз, Нелла, пока… — И повесил трубку.

Ничего не понимаю.

И мы с братишкой вытащили наши велики и поехали по улице Подсолнечников. Зарядивший было дождь кончился. Со стороны шоссе катила стайка подростков на роликах. Чьи-то бодрые папы с непроницаемыми физиономиями уже мыли свои машины — сигарета в зубах, шланг в одной руке, губка — в другой. За шторами вилл сидели семьи и завтракали, дети предвкушали игры, поездки в город, чипсы к вечеру. Это могли бы быть и мы, подумала я, где-то в одном из параллельных миров, о которых рассказывал физик, где все выглядит точно так же, только с отклонениями: все праворукие там левши, брюнеты — блондины, а у кареглазых огромные голубые глаза. Но что-то пошло не так, и мы с Робертом, как обычно, вытянули пустой билет.

Я решила начать с «Юниор Центр»,[12] магазина одежды на Нюгатан. Накануне выплачивали детское пособие, так что там должно быть полно народу. Подростки моего возраста. Девчонки, мальчишки и их родители с распахнутыми кошельками. Все из хороших семей, они-то ни за что не перешагнут порог «Гекоса» или «Муравьев».[13] К тому же здесь продавались вещи, которые легко сбыть с рук. Футболка с Микки-Маусом — тридцать крон, пара джинсов — шестьдесят. Фирменные вещи стоили, конечно, дороже, но продавцы за ними следили особенно внимательно. Ладно, начнем здесь, а потом уже в другие магазины.

— «Джей-Си», — сказала я брату. — Я скажу, что ты должен делать.

Мы вошли в магазин. Никто и не обратил внимания. За кассой стоял парень лет двадцати, двое других помогали клиентам у примерочной, где уже выстроилась небольшая очередь — подростки с джинсами и майками. Брат остался у входа, а я пошла разведать, что к чему.

«Джей-Си» — небольшой магазин. Никаких зеркал на потолке — по той простой причине, что в них нет необходимости. Все и так видно — никаких закоулков, никаких мертвых углов. Огромное окно на Чёпсмангатан. Посреди магазина большой стол. На нем стопками навалены «Левайсы» и «Добберы». На полке свитера и футболки. Я вернулась к брату.

— Значит, так. Возьмешь пару джинсов «Доббер» и свернешь их так, чтобы лейбл был не виден. Еще прихвати несколько футболок и встань в очередь в примерочную. Сумеешь?

— А дальше что?

— Ничего. Войдешь в примерочную, закроешь за собой дверь и будешь ждать, пока я не зайду в соседнюю кабинку. Я постучу тихонько, и ты перебросишь мне брюки и получишь взамен пару джинсов с распродажи. Выходишь и кладешь их в ту же стопку, где взял «Доббер». Просто и надежно до идиотизма. Они тебя ни на чем не могут поймать — ты же ничего не утащил.

— А ты?

— Обо мне не думай. Увидимся у великов.

Он направился к столу с джинсами. Продавец у кассы проводил его подозрительным взглядом.

В отделе распродаж избавлялись от остатков летних моделей. Я нашла пару самых дешевых джинсов и взяла их в отдел, где продавали фирменные тряпки. Взяла пару «Добберов» и несколько свитерков — они висели рядом на вешалке-вертушке. Потом прошла к зимним курткам, сделала вид, что рассматриваю ценники. Никто вроде бы за нами не наблюдал. Они теперь хитрые — стараются выглядеть как обычные покупатели, держат в руках, допустим, пару носков, а сами исподтишка наблюдают. И одеты, как и все. Все это я знаю прекрасно, поэтому ни разу не попадалась. Уж на это-то у меня нюх: умею различать, кто в этом мире полицейский, а кто — вор.