Бог Разрушения (ЛП) - Кент Рина

Я поверила ей еще больше, когда она использовала свою деревянную линейку, чтобы заткнуть мне рот, когда я начала кричать. Она била и швыряла меня о ближайшую стену, как только я начинала досаждать.

Так что нет, не было причин не верить, что она способна на большее, чем мама с папой. Она смогла проникнуть в нашу систему безопасности, так почему бы ей не сделать больше с двумя людьми, которых я любила больше всего?

И, что еще хуже, что, если она также нацелилась на Майю и Нико?

Какая-то часть меня была готова молчать вечно, если бы это означало, что я смогу защитить их. Я была готова пожертвовать своим голосом ради того, чтобы все осталось как прежде.

Но только когда я увидела, что она направила пистолет на Лэндона, все пошло кувырком.

Я не только выкрикнула его имя, но и готова была получить пулю за него, если бы могла.

Но я не смогла, потому что было уже слишком поздно.

Лэндон был ранен. Кровь была повсюду. Я кричала и вопила, пока он падал.

Но на самом деле он упал на землю только после того, как выстрелил сам, и голова миссис Пратт взорвалась около нас с Майей.

В тот момент мне было наплевать на куски слизи и мозгов, которые покрывали мою одежду. Все, что я могла сделать – это упасть на асфальт, обнять Лэндона и заплакать.

С тех пор я не перестаю плакать.

— Скажи мое имя еще раз, — он усмехнулся, вытирая мои слезы.

Это последнее, что он пробормотал перед тем, как потерять сознание.

Из-за звуков выстрелов нас нашли мама, папа и целая армия их охранников.

Сейчас все сидят в приемной больницы. Медсестра заверила нас, что это всего лишь рана плеча и все должно быть хорошо, но если это так, то почему он потерял сознание?

— Все будет хорошо, малышка, — папа кладет руку мне на плечо, чтобы я не вышагивала по зоне ожидания.

Перед двумя входами расставлены несколько охранников, во главе с мамиными старшими охранниками – Катей и Русланом. Они часто играли с нами, и мы чувствовали себя в безопасности, когда росли. Но сейчас ничто не кажется безопасным.

Стены надвигаются на меня, а в горле собирается желчь, грозящая вывернуть содержимое желудка.

— Откуда ты знаешь, папа?

Он стоит передо мной, на его лице застыло благоговение и жгучее счастье.

— Что? — спрашиваю я.

— Ты назвала меня папой после столь долгого перерыва. Я… — в его глазах появляется неестественный блеск. — Я думал, что больше никогда не услышу от тебя ни этих слов, ни разговоров.

— Наверное, мне просто нужен был еще один шок, — еще больше слез стекает по моему лицу. — Я никогда не прощу себе, если с ним что-нибудь случится.

— Не говори так, Мия.

— Он попал в такое положение из-за меня. Что если… что если…

Отец обнимает меня, и я плачу у него на груди, закапываясь пальцами в его куртку, но даже его запах и тепло не дают мне привычного спокойствия.

Я не могу оставаться спокойной.

Не тогда, когда жизнь человека, которого я люблю, находится в опасности из-за меня.

Когда мы отстраняемся друг от друга, меня встречает хмурое мамино лицо.

Она выглядит озабоченной, напряженной и далеко не той крутой женщиной, которой ничего не страшно. На самом деле, ее лицо напоминает тот день, когда меня нашли в подвале, она обняла меня и заплакала.

А я не плакала.

Майя со слезами на глазах идет рядом с ней, сцепив пальцы и потеряв выражение лица, как будто она снова стала ребенком.

— Что ты здесь делаешь? — кричу я ей. — Я же сказала, что не хочу видеть ее лицо, мама!

— Милая, — говорит она мягким голосом и гладит меня по руке. — Она мне все рассказала, и я понимаю, почему ты на нее злишься. Я тоже разочарована в ней, но будет лучше, если мы обсудим это.

— Мне нечего обсуждать с предательской, лживой сукой. Она разрушила нашу семью, мама!

— Я не хотела, — Майя берет мои руки в свои. — Пожалуйста, Мия. Пожалуйста, не переставай говорить со мной. Я готова на все…

— Верни мне мой голос за последние одиннадцать лет моей жизни.

Она бледнеет, слова выходят дрожащими.

— Ты… знаешь, что я не могу этого сделать.

— Ну вот и все, — я отмахнулась от ее рук.

Майя впивается ногтями в мою кожу.

— Мия, пожалуйста. Мы не только близнецы, но и лучшие подруги. Я могу ждать, пока ты простишь меня, сколько потребуется, но, пожалуйста, не отталкивай меня.

— Лучшие подруги так друг с другом не поступают, — я разжала ее пальцы. — Я доверяла тебе больше всего на свете, Майя. Я была настолько глупа, что думала, будто ты защищаешь меня, но все это время ты наносила мне удары в спину.

— Мия… — она снова пытается прижаться ко мне, но мама оттаскивает ее назад.

— Хватит, Майя. Вам обеим нужно отдохнуть. Вы на пике эмоций, и это явно не может быть решено прямо сейчас.

— Но… — протестует Майя. — Я не могу потерять Мию.

Я смотрю в другую сторону, отказываясь уделять ей внимание. Я все еще не могу осознать, что она сделала. Все эти годы она утешала меня и заботилась о том, чтобы я никогда не оставалась одна в темноте не потому, что любила меня. А все потому, что она чувствовала себя виноватой.

Причина, по которой она прекратила свои приступы ревности после похищения, заключалась не в испорченном чувстве сестринства, а в чувстве вины.

То, что она настаивала, чтобы я сначала говорила ей, если что-то вспомню, было не потому, что она хотела быть рядом. Ей нужно было предупредить миссис Пратт или заткнуть мне рот, если я вдруг решусь рассказать.

Она так ревновала и не одобряла Лэндона не потому, что хотела защитить меня, как Николай, а потому, что боялась, что я ускользну от ее внимания и доверюсь кому-то еще, кроме нее.

Все было ложью за ложью.

Мне даже кажется, что я ее больше не знаю.

Но я не могу сосредоточиться на этом, когда кто-то гораздо более важный борется за свою жизнь по ту сторону стены.

Я всегда думала, что Майя была мне ближе всех, но она не заботилась обо мне беззаветно, а Лэндон – да.

Именно он впервые в жизни сказал мне, что я должна убить монстра в своей жизни, а не умереть, пытаясь. Он тот, кто побудил меня снова заговорить, даже неосознанно.

Майя начинает плакать и звать меня, но папа физически оттаскивает ее и говорит, что отвезет домой.

А мне все равно. Мне просто нужно, чтобы в обозримом будущем она не попадалась мне на глаза.

Черт. Может быть, было бы неплохо никогда ее больше не видеть.

Мама поглаживает меня по руке. Ее лицо пепельного цвета, глаза немного мутные, как будто ей так же трудно разобраться в ситуации, как и мне. Хорошо. Так она поймет, насколько я растеряна, и не будет заставлять меня «обсуждать» это с Майей.

— Мне так жаль, милая.

— Забудь об этом, мам. Я не хочу, чтобы ты извинялась от ее имени, — я говорю и показываю одновременно, я понимаю, что то же самое я делала и раньше. Подсознательно. Пока Майя не схватила меня за руки.

— Я не извиняюсь за Майю. Я извиняюсь за то, что разочаровала тебя как мать. Я должна была заметить признаки авторитарного стиля няни миссис Пратт. Я должна была больше внимания уделять небольшим вспышкам ревности Майи и ее чрезмерной требовательности к себе. Я списала это на симптомы взросления, и мне очень, очень жаль, Мия.

Настала моя очередь погладить ее по руке.

— Это не твоя вина, мама. Ты… не могла предположить, что это миссис Пратт, когда она уволилась за целый год до этого. Что касается Майи… это все на ее совести. Я серьезно рассержусь, если ты будешь придумывать ей оправдания.

— Не буду. Я считаю, что нам всем нужно время, чтобы все обдумать, прежде чем мы предпримем какие-либо дальнейшие действия, — она погладила меня по волосам и щеке, словно пытаясь удалить пятна крови.

Я умылась и переоделась в запасной костюм телохранителя Кати, как только мы приехали, но на мне, должно быть, еще остались останки миссис Пратт.

Мамины глаза наполняются слезами.

— Я не знаю, что было бы, если бы ты попала ей в руки в этот раз.