Хромые кони - Мик Геррон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Паук, Паук, Паук…»
Паук сказал: «Лондонские правила», а потом прибавил еще какое-то слово. Пока Ривер копался в памяти, дверь кабинета приоткрылась и внутрь скользнул один из умельцев, настоящий. С пистолетом, нацеленным Риверу в голову.
* * *
Только это была не ухмылка. Заслышав вскрик, Керли обернулся, а увидев, что добыча пытается ускользнуть, ощерился. Он рявкнул на Ларри — то ли пригрозил, то ли что-то напророчил — и бросился в погоню.
Знал, что от Ларри помощи ждать нечего. Тот и с места не двинется. Рад небось, что остался один, и думает, как бы свинтить.
«С меня хватит. Я в этом больше не участвую».
Ссыкло. С такими бойцами войну не выиграть. Да какое там, на хрен, не выиграть — она проиграна еще до начала. Лишь треп да понты.
Но свою войну Керли начал. А если Ларри не знает, на чьей он стороне, то пусть теперь оглядывается. Фишка топора в том, что он не требует перезарядки.
Чурка тем временем снова пустился наутек. Бежал как баба, прижав локти к бокам. А Керли летел как на крыльях. Долгое предвкушение, изнурительное ожидание дни напролет — все это осталось позади. Вот он, долгожданный момент.
«Мы отрежем тебе голову…»
Пусть считают это объявлением войны.
Здесь его правая нога оскользнулась на чем-то мокром, и на миг показалось, что он вот-вот завалится на спину, а топор вырвется из рук и уйдет в свободный полет, — но этого не случилось, он не упал; тело его снова пришло в согласие с окружающей средой, а левая нога нашла на земле прочную опору; слегка выставленное вперед бедро обеспечило стабильность центра тяжести, и теперь он бежал еще быстрее, с каждой секундой сокращая разрыв между собой и своей добычей.
Ему даже захотелось, чтобы чурка оглянулся на бегу. Оглянулся и понял, с кем имеет дело.
«Мы отрежем тебе голову и выложим это…»
Но чурка улепетывал без оглядки, так и продолжая бежать по-бабьи. Как перепуганная мышь. Как перепуганная крыса.
Керли замедлил бег. Это было невероятное ощущение. Слишком восхитительное, чтобы не потянуть удовольствие. Именно это называют экстазом погони.
«Мы отрежем тебе голову и выложим это в интернет».
* * *
— Его взяли, — сообщил Ник Даффи, прикрыв рукой телефон.
— Где?
— В кабинете Уэбба.
Тавернер покосилась на Лэма.
Тот пожал плечами:
— Если бы мои слабаки не были слабаками, они бы работали не на меня, а на тебя.
— А при чем тут Уэбб? — спросила она, но не стала ждать ответа. — Впрочем, это не имеет значения. Кто бы это ни был, отведите его вниз, а Уэббу скажите, чтобы поднялся ко мне.
Последняя фраза была адресована Даффи.
— Он уже идет.
— Отлично. Оставьте нас на минутку.
Продолжая отдавать распоряжения, Даффи вышел за дверь.
— Я не знаю, на что ты рассчитывал, но это был твой последний шанс, — сказала Тавернер. — Надеюсь, у тебя выдалось хорошее утро, Джексон, потому что следующее ты увидишь через неделю, которую проведешь внизу. А когда вернешься, у меня будут подписанные тобой признательные показания и все остальное, что я скажу тебе подписать.
Сидя к ней лицом, Лэм задумчиво кивнул. Похоже, он хотел сказать что-то очень важное, но вместо этого всего лишь произнес:
— Я и не знал, что твой Паук так падок до красивых галстучков.
За спиной Тавернер открылась дверь.
— А вот мой Ривер так и не научился их завязывать.
Оказалось, что время на обмен рубашками с лежащим в отключке Пауком было потрачено не зря. Ривер Картрайт, в рубашке и пиджаке Уэбба, прикрыл за собой дверь. Под мышкой он держал черную папку.
* * *
Оглянуться Хасан не мог. Он и перед собой не мог смотреть как следует. Смотреть нужно было только вниз, только под ноги, и вовремя замечать коряги, камни, предательские ямки и ложбинки — все, что могло внезапно ухватить за щиколотку и прервать продвижение вперед. Что касалось препятствий на уровне груди и головы — в этом он полагался на свое везение.
— Правда, весело, черножопый?
Керли нагонял его.
— А сейчас будет еще веселее.
Хасан хотел прибавить ходу, но уже не мог. Все оставшиеся силы были направлены лишь на одно: двигаться вперед. Не останавливаться никогда. Выбежать из чащи и бежать дальше. Всегда оставаться на шаг впереди этой нацистской сволочи, которая хочет его убить. Топором.
Мысль о топоре должна была бы придать ему новых сил, только никаких новых сил у него уже не осталось.
Внезапная ложбинка чуть не стала причиной падения, но он удержался на ногах. Крючковатая коряга чуть было не схватила за щиколотку, но промахнулась на дюйм. Две удачи подряд. И на этом везение кончилось. По лицу хлестнула ветка. Хасан, на миг потеряв ориентацию, влетел в дерево лбом; сила удара была недостаточной, чтобы нанести серьезную травму, однако более чем достаточной, чтобы положить конец дальнейшему продвижению. Его не то чтобы сбило с ног, просто внутри уже не оставалось ничего и никаких сил на то, чтобы снова сорваться в бег, чтобы снова запустить движок. Он еще чуть-чуть постоял, упираясь в дерево, а потом повернулся лицом к своему убийце.
Керли, слегка запыхавшийся, стоял по другую сторону ложбинки. На его физиономии играла собачья ухмылка, озаряя все черты, за исключением глаз, а в руке был топор, которым он нежно помахивал, словно демонстрируя мастерское владение инструментом. Ларри нигде не было. Как не было ни камеры, ни штатива — ничего. Тем не менее Хасан чувствовал, что близится развязка. Необходимость заснять кошмарное действо на камеру не шла ни в какое сравнение с жаждой Керли это действо воплотить. И все, что ему сейчас было нужно, — это топор. Топор и соучастие Хасана.
Но, даже понимая все это, Хасан больше не мог найти в себе сил. Не мог сдвинуться ни на шаг.
Керли укоризненно покачал головой.
— У вашей шоблы есть одно слабое место, — пояснил он. — В лесу вы шагу ступить не можете.
«А у вашей шоблы… — подумал Хасан, — а слабое место вашей шоблы…» Но слабых мест у шоблы Керли было так много, что нет никакой возможности обойтись одной хлесткой формулировкой. Слабым местом шоблы Керли был сам Керли и ему подобные. Что тут еще сказать?
Керли ступил в ложбинку, шагнул на другую сторону. Перебросил топор
