Голд, или Не хуже золота - Джозеф Хеллер

— Мы можем с тобой задушевно побеседовать, пока я учусь бегать.

— Я прихожу специально в это время, чтобы побыть в одиночестве. — Голду следовало бы помнить, что его шансы смутить своего никчемного, флегматичного дружка детства были равны нулю. — Тебе нельзя бегать трусцой, во всяком случае без предварительного обследования и испытания на устойчивость к стрессу. Это опасно. Ну, твое дело, только не пытайся держаться за мной или бежать ту же дистанцию. У тебя, в отличие от меня, избыток веса и ты не в форме. Слушай, я серьезно, ты будешь не первым, кто тут загнется.

— Тут один тип наверху в зале сейчас лежит с инфарктом.

— Мне на него плевать!

— И это ты называешь развлечением? — с мерзкой улыбкой спросил Крап Уэйнрок, легко бежавший рядом с Голдом, который заканчивал второй круг.

— Сбавь темп, мудила, а то тебе скоро придется остановиться, — предупредил его Голд. — Я не хочу разговаривать. Здесь не разрешают бегать в затылок. Держись за мной где-нибудь подальше и не торопись.

— Ты всегда так медленно бегаешь? — спросил Крап у него за спиной.

Эти слова ударили в самое его больное место.

— Я не хочу разговаривать! — завопил он сдавленным голосом; на шее его от бешенства вздулись все жилы и напряглись мускулы. Его сердце билось громче, чем стучали подошвы по дорожке. Эта карикатурная пытка быстро привела к полному параличу его воли, и он присел отдохнуть в глубокое, мягкое кресло, как только остался один в серединном номере, когда обе женщины без каких-либо дальнейших осложнений разместились в своих номерах рядом с ним. Обе они считали, что он занят конфиденциальными переговорами с Вашингтоном. Дети Линды куда-то исчезли. К нему вернулась уверенность в себе, и он сумел выпить принесенный по заказу в номер банановый дайкири с Линдой, банановый дайкири наедине и банановый дайкири с Андреа, когда, завершив еще один круг, снова оказался с ней. Сначала он трахнул Андреа, чтобы снять с себя груз этой обязанности, но у него ничего не получилось с Линдой, когда она вызвала его к себе по телефону из его серединного номера.

— Педик! — крикнул ему Крап Уэйнрок и в своем золотом костюме, как солнечный луч, резко ушел вперед, словно Голд стоял на месте.

Голд был поражен этим ослепительным явлением скорости, но сам угрюмо придерживался собственного упрямого темпа; в его облике почти не осталось ничего человеческого. Боль, которая вначале всегда поднималась в груди, сейчас усиливалась, а не утихала, как обычно, он потерял счет пройденным кругам и был вынужден начать сначала и как раз в этот момент, сильно вздрогнув от крайнего удивления, снова услышал звонок телефона в своем номере.

— Это Белый Дом, — соврал он, выпрыгнув из постели.

Это была Андреа, с которой он сразу же легко позавтракал в ресторане во внутреннем дворике отеля. Потом он плотно позавтракал во второй раз с Линдой в спальне, этот завтрак он проглотил без всякого аппетита. Резинка на его спортивных шортах превращалась в железный обруч. Не прошло и двух часов, как у него дыней вздулся живот и стал подрагивать при ходьбе, отчего утренняя пробежка из бодрящей здоровой процедуры, какой он являлась для него обычно, превратилась в обременительную обязанность. Дышал он через силу, а пульс бился с частотой, которая никуда не годилась.

— Педик! — игриво пропел Крап Уэйнрок и снова пронесся мимо него.

Голд опускал глаза и делал вид, что не замечает, как Линда начинает нервничать и строптиво раздражаться из-за того, что ее держат под ковром. Андреа тоже надоело, что ее держат под ковром, и она начала обзванивать известных ей местных владельцев пансионов. Линда хотела выпить у бассейна, а Андреа хотела ехать в город. В сознании Голда запечатлелась схваченная боковым зрением из отъезжающего автомобиля картинка: Линда у бассейна ведет интимную беседу со стройным, высоким, гибким, оскорбительно красивым юным мексиканцем со сверкающими зубами, и тогда он, к своей досаде, испытал ту изматывающую боль ревности, которая известна всем как боль сердечная.

— Педик! — осуждающе бросил Уэйнрок и легко и беспечно, как призрак, помчался дальше, не касаясь дорожки ногами.

А ноги Голда налились свинцом; он отводил глаза вниз, напустив на лицо выражение крайней озабоченности при виде Крапа, который пробежал мимо и скрылся из глаз, когда Голд обедал с Линдой, а потом, оставив ее в дискотеке, обедал во второй раз с Андреа перед тем, как отправиться с ней на вечеринку в один дом — неподалеку от дома Киссинджера, — принадлежащий друзьям ее отца. Обе женщины сетовали, что он слишком много времени проводит за телефонными разговорами с Вашингтоном.

— Педик! — обозвал его Уэйнрок и опять, опередив его, понесся вперед.

— Сейчас свалишься! — вяло крикнул Голд, но было слишком поздно, и никто не заметил, как он ускользнул со злосчастной вечеринки, чтобы заскочить за Линдой на дискотеку. Теперь он нашел ее в окружении четырех красивых кавалеров, они наперебой ухаживали за ней и излучали призывно-обольстительную ауру, которая является исключительной привилегией самоуверенных наследников очень богатых латиноамериканских миллионеров. Они дали Голду понять, что ему нет никакой необходимости беспокоить себя проблемой доставки ее назад в отель.

— Педик!

А примчавшись с убийственной скоростью назад на вечеринку, Голд с ужасом обнаружил Андреа в окружении нескольких громкоголосых и пьяных упитанных мужчин с юго-запада, которые настойчиво пытались втянуть ее в сексуально-групповой танец ужина с участием потрясающих моделей, привезенных за время отсутствия Голда.

— Я приехала сюда с женихом, — пыталась вежливо отказаться Андреа, когда Голд принял свирепую позу за ее спиной, — и я не уверена, что ему это понравится.

— О нем можешь не беспокоиться, — сказал самый большой и здоровый из них, обняв Андреа за плечи с похотливой самоуверенностью непроходимого эгоиста. — О нем позаботимся мы.

— Как? — резко бросил Голд, и руки его сжались в кулаки. — Как это вы обо мне позаботитесь?

— Как нам заблагорассудится, так и позаботимся, малый, — сказал другой, разразившись хриплым смехом.

— Ты думаешь, что сможешь нас остановить?

— Для тебя это слишком крупная женщина, малый.

Скандал ни к чему бы не привел, и Голд взял Андреа за руку и вывел из этого дома.

— Педик! — крикнул Спотти, а почти в полночь Линда вернулась к себе в номер и отослала Манолито, даже не клюнув его в щечку, потому что увидела Голда, который с мрачным видом сидел там, раздраженный и в отвратительном настроении. Они занялись любовью, результаты которой были взаимно платоническими. Крап бочком протиснулся в спальню, чтобы еще раз выкрикнуть свое гомосексуальное словечко, когда Голд вернулся в постель к Андреа. Случилось то, чего он и опасался: температура Андреа приближалась к показаниям чувственной озабоченности. В ответ на ее попытку завязать любовные игры с губ его сорвался едва слышный стон. Он не лгал, когда лаконично сообщил ей, что у него раскалывается голова, что его тошнит и что он чертовски устал. В три часа ночи из состояния беспокойного сна его вырвал звонок телефона в его серединном номере.

— Опять этот проклятый Вашингтон.

Не переставая ворчать, он, прихрамывая, поплелся к Линде и измученным голосом объяснил ей, что все ночи должен проводить с Андреа, потому что они обручены и скоро поженятся.

— Педик! — выкрикнул Крап Уэйнрок и на сей раз пронесся мимо пружинистыми, высокими прыжками балетного танцора в черном облегающем трико, и танцор этот тоже оказался с ним на беговой дорожке. Какой-то усатый мудак бежал в обратном направлении, что привело Голда в бешенство; любое необычное явление на дорожке всегда приводило его в бешенство. Баскетболисты на площадке внизу снова ссорились, обмениваясь грубыми ругательствами.

Голд твердо решил не замечать их всех на следующее утро, когда в мрачнейшем состоянии духа после двух завтраков присел отдохнуть в своем номере. Щиколотки у него ужасно болели, и он обильно потел. Перспективы на будущее никогда не казались ему хуже. Потом прибыла страстная мексиканская телевизионная актриса, а почти следом за ней — импульсивный мексиканский пилот, который собирался отомстить Голду за свою поруганную честь самым примитивным и непотребным из вообразимых способов. Когда мексиканская актриса уже была готова вспыхнуть фейерверком, ревнивый любовник, узнав номер Голда, ринулся вверх по лестнице. Голд, бросившийся к окну, чтобы выпрыгнуть, пришел в ужас от странного вида такси, привезшего Белл, которая отправилась за ним в надежде, что им удастся наладить совместную жизнь, если они все же решат остаться вместе. Сумасшедший любовник молотил кулаками в дверь. Скандал был бы катастрофой для Голда. Он безжалостно клял себя за непроходимую глупость. Что ему теперь делать?