Первопонятия. Ключи к культурному коду - Михаил Наумович Эпштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что касается туберкулезного санатория, размещенного на ее вершине, то это кенотипический образ, в котором кристаллизуется исторически новая система понятий, развернутая Т. Манном в размышлениях о «новой, грядущей человечности, прошедшей через горнило глубочайшего познания болезни и смерти». «Славненький немец с влажным очажком», как называет Ганса Касторпа Клавдия Шоша, или рентгеновский снимок легких, который он выпрашивает у нее вместо обычной фотографии, – все это не «издревле заданные формулы» (как Т. Манн определил архетипы), но и не просто социально характерные, «типические» детали. Это кенотипические образы, через которые проходит новая культурная семантика, сформулированная Касторпом как «гениальный принцип болезни». В своих эссе, посвященных Ницше и Достоевскому, Т. Манн подчеркивает исторический характер возникновения «болезни» как культурного феномена – и вместе с тем ее универсальный смысл, по-новому организующий духовную жизнь человечества. «…Именно его [Ницше] болезнь стала источником тех возбуждающих импульсов, которые столь благотворно, а порой столь пагубно действовали на целую эпоху»[270].
Физиологическая конкретика, искусно подобранная в романе, – туберкулезный процесс как заболевание ткани, снабжающей организм воздухом, самой тонкой и «бестелесной» из всех субстанций, – обеспечивает выход к художественной метафизике духа. Манновская кенотипика, рожденная конкретной культурно-исторической ситуацией (творчество «больных провидцев» Достоевского и Ницше; атмосфера утонченного разложения в «конце века»; «декаданс» в литературе и искусстве; опыт Первой мировой войны), извлекает из этой ситуации все возможные смыслы, но не ограничивает их рамками эпохи, а, переплавляя в топику легочной болезни, придает им эсхатологическую окраску. Кенотипы «туберкулезного санатория» и «рентгеновской пластинки», при всей своей очевидной универсальности, никак не запроектированы на исходных уровнях «коллективного бессознательного» и не имеют аналогов в древней мифологии.
Кенотипы можно обнаружить не только в сфере литературно-художественной, но и среди тех реалий современной техники, быта, культуры, значение которых выходит и за рамки собственной предметности, и за грань современности как таковой. Кенотипично метро – система подземных склепов, наполненных не могильным покоем, но суетой и движением миллионов живых. Кенотипичность того или иного жизненного явления обнаруживается в его мгновенно угадываемой символической емкости, в обилии метафор и аналогий, сопровождающих процесс его общественного осознания. Например, рак часто осмысляется как болезнь тоталитарного социального организма, злокачественное упрощение и однородность его структур («Раковый корпус» А. Солженицына).
В одном и том же культурно значимом явлении могут одновременно выступать и архетипическое, и кенотипическое. Так, берег, граница двух стихий, глубоко архетипичен, однако то же физическое место как пляж, место для отдыха, – это уже кенотип, рожденный нашим временем. Смысловая разница очевидна. «На берегу пустынных волн / Стоял он, дум великих полн». «Моей души предел желанный! / Как часто по брегам твоим / Бродил я, тихий и туманный, / Заветным умыслом томим». Поэтическая интуиция Пушкина подсказывает: на берегу – место законодателя или мятежника. Именно на границе и рождается порыв к безграничному, «великая дума» и «заветный умысел», простирающийся за пределы доступного. На берегу стоят или по берегу ходят – тут видится фигура стража, берегущего границу стихий, или нарушителя, замыслившего ее преодоление. На пляже, наоборот, все подчинено горизонтали, здесь не стоят, а лежат, отдаваясь рассеянному покою. Если берег ставит между стихиями всеразделяющее «или – или», то пляж – всесовмещающее «и… и». Граница бытия при этом превращается в быт самой границы, в место отдыха и удовольствия, где все стихии: солнце, вода, песок – призваны обеспечивать комфорт. Не это ли превращение всей земли в нескончаемый пляж, золотую россыпь – вульгарное вырождение утопии, гедонистический идеал человечества? Кенотип пляжа исполнен своего предостерегающего значения, указывая на плоское исполнение мечты о возвращенном рае, о месте вечного блаженства.
Еще один новотип – мобильный телефон как амбивалентное средство коммуникации и дискоммуникации, когда, например, друзья, собравшись для общения, вместо этого смотрят на экраны и общаются с отсутствующими. В этот «дивный новый мир» привходит и элемент нарциссизма – селфи. Мария Николаева в своей книге «Повзросление детской литературы: к новой эстетике» приводит такие примеры кенотипов XIX–XX веков: поезд, велосипед, мотоцикл, проигрыватель…[271] Велосипед – это источник свободы для подростков, знак независимости от взрослых; мотоцикл – кенотип молодежного бунтарства, противопоставленного уютному пространству дома и автомобиля. М. Николаева полагает, что одним из первых кенотипических авторов был Ч. Диккенс: в его «Волшебной сказке» (1868) архетипические образы (король, принцесса, фея) вписаны в реалии современного быта (например, «королевская зарплата»). Но можно найти гораздо более значимую кенотипическую образность еще в «Фаусте» Гёте: Гомункулус – искусственный человек, выращенный в колбе посредством химических реакций. А еще раньше – в «Предсказаниях» Леонардо да Винчи: «люди будут разговаривать друг с другом из самых отдаленных стран и друг другу отвечать» – условно говоря, кенотип телефона, Интернета или «Скайпа».
Согласно распространенному представлению об архетипах, все новое – это феноменальная оболочка «первосущностей», фонд которых остается от века неизменным. Однако сущность может быть так же нова, как и явление. Время не только варьирует изначально заданные архетипы, его задача более фундаментальна – сотворение новых типов, причем не только таких, которые остаются обобщениями своей эпохи, но и таких, которые обретают сверхвременное значение (см. Вечность). Кенотипичность – это возможность универсализации нового исторического опыта, перспектива, обращенная не к началу, а к концу времен, как их растущая смысловая наполненность, сверхзначимость.
В размышлениях о современной культуре постоянно всплывают термины «мифологема», «архетип», которые подменяют суть дела. Сверхисторическая направленность и универсальность, которые возрастают в современном сознании, – вовсе не архаического, предличного образца, и ретроспективная терминология здесь не годится. Даже согласно К. Юнгу, не все сводится к архетипам: бессознательное способно к творчеству нового. Тем более важно выделить в нем консервативные, охранительные слои, относящиеся к области архетипов, – и слои динамичные, созидательные, производящие кенотипы.
✓ Будущее, Вечность, Возможное, Мышление, Событие, Творчество, Удивление
Обаяние
Обаяние – личная притягательность, способность привлекать внимание, вызывать симпатию и эмпатию.
Обаяние – свойство столь же влекущее, сколь и неуловимое. Если для красоты можно установить объективные критерии, например золотое сечение в математике и архитектуре или стандарты, которыми руководствуются на «конкурсах красоты», то для обаяния нет никаких стандартов. Почему легкое движение руки или прищур глаз вдруг привлекает нас в одном человеке, а в другом оставляет равнодушным или даже вызывает неприязнь?
Неосознанный гипноз
Обаятельный человек чуть больше приоткрывает себя, чем другие, проявляя нечто первородное, детское, не
