Заговор посвященных - Ант Скаландис

Запомните, пожалуйста: сейчас вы этого не сделаете.

Я, Владыка Шагор, первым понял, что здесь, на этой безумной планете, на этом уровне бытия, в этом никому не подвластном в действительности мире началась новая эпоха.

Она началась не сегодня, но именно вы, Симон, своим выстрелом в Раушене поставили точку, вы сделали процесс необратимым. Именно вы убили во мне Демиурга.

Отныне я просто Владыка Шагор. Я даже не Великий Князь больше. И сейчас вы поймете почему. Я непременно объясню вам, Симон, но до этого позвольте небольшой экскурс в историю.

Когда Борис Шумахер решил крутануть наш маленький земной шарик совершенно в другую сторону и с помощью очень немудрящей химии, по существу, избавил человечество от угрозы русского (мусульманского, китайского, негритянского) фашизма, я с самого начала не отказывался помогать ему. Фашистские режимы, знаете ли, всегда казались мне очень скучным изобретением человечества. Ну а когда пошла макроинтеграция, я и того активнее включился в эту интересную игру. Посадил на трон в России своего старшего братца Колю (фамилия у нас для этого удачная — Романовн), и одновременно я же стал Первым министром Британского короля. Надеюсь, вас не удивляет способность Демиурга присутствовать одновременно в разных местах? Только благодаря мне на рубеже тысячелетий мир отделался легким испугом: скромненькими локальными войнами, мелкими репрессиями, вялым сопротивлением небольших горсток оставшихся наци, которые не употребляли хэда не потому, что о чем-то догадались, а просто по причине врожденной тупости и злости. Некоторой неожиданностью для меня, да и для Шумахера тоже стала расцветшая пышным цветом имперская гордость обеих половин человечества. И у британцев, и у русских было теперь все самое лучшее — от водки и колбасы до армии и разведки. Фобия не фобия, но нежелание общаться с представителями иной империи у большинства становилось все сильнее.

А потом — буквально года три назад — вдруг словно тумблер какой переключили: все больше смешанных браков, общих научных проектов, взаимного туризма, все меньше недоверия, военных стычек, пойманных шпионов. Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. Я перестал понимать, что происходит. Я испугался, я решил тормозить все процессы, я старался сохранять статус-кво, как сохранял его веками и тысячелетиями, но процесс уже вышел из-под контроля, все валилось из рук, все расклеивалось, расползалось, Посвященные дружно сходили с ума. И я решился на последнюю меру — задействовать гептограмму древних, которая должна была вернуть мир к изначальному равновесию. Я поставил все на эту карту и проиграл. Вам, Симон. А также Давиду, Анне, Урусу и, конечно, Борису Шумахеру.

Знаете, в чем причина последних изменений в мире? Я бы никогда не догадался. А Борис Соломонович, вернувшись давеча, провел некоторые исследования. Когда? Да нынче же ночью. И понял. Сегодняшний хэдейкин выпускают все те же предприятия, все по той же технологии, но сам препарат стал другим. Видите ли, хэд оказался не просто химическим веществом — но чем-то, больше напоминающим живой организм. Хэдейкин воспринял поставленную перед ним задачу глобально и сам приноровился к новым обстоятельствам. Вот так, милейший, а вы думали, я — Демиург, так, значит, что хочу, то и ворочу. Нетушки, прошли те времена.

И теперь — нотабене! — Микис Золотых, ничегошеньки этого не зная, два дня назад советует Государю распустить военную разведку. То же самое происходит в Британии, но уже с подачи Первого министра, то есть с моей подачи. Узнав о таком решении Микиса, я тут же решил дать ему карт-бланш на любые, самые решительные действия, а после предоставил и всю полноту информации. Поведав генералу этой ночью самые сокровенные тайны Посвященных, я рисковал нарушить баланс во Вселенной. Вдруг Микис Золотых окажется Номером Четыре. Но он остался просто человеком, выдающимся, уникальным, гениально прозорливым, но просто человеком. Ну не приняли его Розовые Скалы. Вот такая петрушка получилась.

И мир не перевернулся, даже Российская Империя не запылала. Просто сегодня будет опубликован Указ Государя о ликвидации Российской военной разведки, суть которого, вы должны понимать это, Симон, в новой стратегической доктрине. Британия больше не враг нам. Ни в каком смысле. «Крепкий френдшип фор экер веков!» Завтра прилетает в Москву ихний уже наполовину низложенный монарх Жора Седьмой, и будет подписан документ о полном и окончательном объединении всего человечества в единую (ну наконец-то!) семью братских народов. Что такое семья братских народов, вы ещё помните, Симон?

— Помню. А вы это все серьезно говорите?

— Абсолютно. Шучу-то я так, по привычке и от отчаяния. Нет, вру, отчаяния нет. Есть только чувство грусти, щемящей грусти… Ну а сколько народу постреляют в ходе всеобщего разоружения и объединения планеты — это вопрос второй. Первый вопрос — что нам с вами делать в этой ситуации. Оба монарха, сами понимаете, в ближайшие дни (или месяцы — не важно) удалятся на заслуженный отдых. Великий Князь автоматически попадает из «князи в грязи», господин Картин, конечно, останется у руля вместе со всем своим гигантским аппаратом, ну и друг наш Микис у него за спиной (и над головой) будет трудиться не покладая рук.

А вот мы с вами, господа Посвященные, Орлы пронумерованные и Владыки бестолковые, мы-то за кого будем: за большевиков или за коммунистов?

К этой части монолога Шагор скатился на форменное словоблудие, сел, как говорится, на любимого конька — конька совкового сленга — и поехал, и поехал… Тогда-то и почувствовал Симон, что суть проблемы совсем в другом, что вся эта опереточная революция Шагору до лампочки, что есть вопрос куда более важный, и понимать он это начал не логически, а так — внезапно прозрев, как было уже не раз и, честно говоря, сделалось привычным. Бац! И он знает наверняка (или не он, а кто-то внутри него), что вся беда сегодня в Давиде, потому что Давид — бунтовщик, потому что Давид готов говорить с Розовыми Скалами на их языке и якобы уже узнал, как сделать Посвященными всех поголовно. А раз узнал, то и осуществит задуманное. Такой уж он человек.

А это неможно. И не потому что грех, не потому что хуже кому-то будет, не потому что неправильно или, скажем, некрасиво, негуманно, безнравственно, неумно, опасно, страшно, вообще паршиво, хотя и все верно, а потому что неможно. Вроде и стоило бы по-современному сказать «нельзя», а «неможно» все-таки лучше, потому что сильнее звучит.

«Вот почему ты, брат Шагор, на пару с Микисом Последнюю Русскую революцию удумал — испугался ты, брат Шагор!» — подумал Симон.

И вдруг оказалось, что не подумал он это, а сказал. Может, и не вслух, но оба собеседника услышали Симона и посмотрели на него с тревогой и уважением. А Симон продолжил, теперь уже вслух:

— Я тебя понял, брат Шагор. Я должен сейчас сделать выбор. Постараюсь. Возник вопрос: дать ли возможность всем людям сделаться Посвященными? Хороший вопрос. Владыка Урус со своими пернатыми братьями отвечать на него не будет, взмахнет крыльями, да и улетит от греха подальше. И решать придется нам пятерым, если не четверым. Анна-то, пожалуй, не в счет. Я правильно понял?

— Нет, все-таки семерым, — поправил Шагор. — Вычеркивать мы никого не вправе. А Микис имеет отныне равный с нами голос. Уж если Давид ничто-же сумняшеся берет на себя функции Розовых Скал, значит, и мы можем пренебречь волей древних и посчитать генерала Золотых одним из нас.

— Так уж ли пренебречь, — заговорил вдруг Золотых. — Странное место попалось мне однажды в Канонических Текстах. Вот послушайте:

Когда перед людьми из высшей касты поднимется тяжелая проблема, которую решить не в силах будет безумец, что дерзнул её поставить, лишь семеро ответ найти сумеют, лишь семеро, подав друг другу руки, один из них, возможно и такое, от высшей касты будет в стороне…

Возможно и такое. Как вам нравится, господа, это «возможно»?

— Мне очень нравится, — сказал Шагор. — Изящное словечко, как все у древних, и главное, на месте стоит. Нам предлагают попробовать, что получится. Так мы все трое вместе, господа?

— Я бы этого не сказал… — проговорил Симон.

Он уже читал мысли двух других, и они, кажется, читали его мысли, и Шагор оказался удивительным образом прав, нет, не в последней своей реплике, а когда утверждал, что у всех семерых — разные цели, потому что из двух возможных ответов на вопрос присутствующие выбрали три разных варианта — три варианта из двух возможных! (Вспомнилось знаменитое поучение Бжегуня жандармам следственного отдела: «На вопрос „До или после?“ существует, как минимум четыре ответа, господа: до, после, во время и вместо».) И уже было ясно, что пятеро найдут пять вариантов, а семеро — семь и ничего, ничего не получится, не ограничатся они Содомом, будет, будет у них и Гоморра..