Исследование истории. Том II: Цивилизации во времени и пространстве - Арнольд Джозеф Тойнби

Когда мы перейдем от политического к культурному вкладу «разрешившихся от бремени» церквей в нарождающиеся цивилизации, то обнаружим, например, что махаяна, вытесненная с политической арены, действенно заявила о себе в сфере культуры. Ее длительная интеллектуальная производительность была частью наследия, полученного махаяной от первоначальной буддийской школы философии. С другой стороны, христианство начиналось, не имея никакой собственной философской системы, и оказалось вынужденным предпринимать tour de force (рывок), представляя свою веру в чуждых интеллектуальных понятиях эллинских школ. В западно-христианском мире эта эллинская интеллектуальная примесь стала чрезмерно преобладать после того, как была усилена в XII в. «принятием» Аристотеля. Христианская Церковь внесла выдающийся вклад в интеллектуальный прогресс Запада, основывая и благоприятствуя развитию университетов, но в сферу изобразительного искусства культурное влияние Церкви внесло свой наибольший вклад. Это утверждение столь очевидно, что не нуждается в иллюстрациях.

Мы завершили наш обзор церквей в качестве куколок. Однако если бы мы могли теперь подняться до высоты птичьего полета, с которой все известные истории цивилизации были бы видны одновременно в своих отношениях друг с другом, то мы бы немедленно отметили, что церкви-куколки являются не единственными посредниками, через которых одна цивилизация может войти в сыновне-родственные отношения со своей предшественницей. Возьмем лишь один пример: эллинское общество было сыновне-родственным минойскому, но нет никаких данных о том, что внутри минойского мира развивалась какая-то церковь, которая послужила бы церковью-куколкой для эллинского общества. И хотя определенные зачаточные формы высшей религии развивались во внутренних пролетариатах некоторых цивилизаций первого поколения (и, возможно, развивались, неизвестные для современных исследователей, в других), очевидно, что ни один из этих зачатков не развился до такой степени, чтобы успешно послужить в качестве куколки для последующих цивилизаций. Внимательное рассмотрение всех наличных примеров показывает, что ни одна из цивилизаций второго поколения — эллинская, сирийская, индская и так далее — не входила в сыновне-родственные отношения со своей предшественницей посредством церкви. Все известные вселенские церкви развивались внутри распадающихся социальных систем цивилизаций второго поколения. Хотя некоторые из цивилизаций третьего поколения являются надломленными и распадающимися, а всех их, возможно, ожидает это в будущем, ни одна из них не предоставляет каких-либо убедительных данных о производстве второго урожая вселенских церквей.

Поэтому у нас есть исторический ряд, который мы можем представить в виде следующей таблицы:

Примитивные общества.

Цивилизации первого поколения.

Цивилизации второго поколения.

Вселенские церкви.

Цивилизации третьего поколения.

Имея в уме эту таблицу, мы теперь в состоянии обратиться к вопросу, являются ли церкви чем-то большим, нежели средствами воспроизводства особого поколения цивилизаций.

3. Церковь как высший вид общества

а) Новая классификация

До сих пор мы действовали, исходя из предположения, что цивилизации являются главными действующими лицами в истории и что роль церквей — в качестве помех (раковые опухоли) или в качестве помощниц (куколки) — второстепенна. Давайте теперь представим себе такую возможность, что церкви являются главными действующими лицами и что историю цивилизаций надлежит предугадывать и интерпретировать не на основе их собственных судеб, но на основе их влияния на историю религии. Эта идея может показаться новой и парадоксальной, однако она как-никак представляет собой исторический метод, применяющийся в собрании книг, называемых нами Библией.

С этой точки зрения нам придется пересмотреть наши предшествующие предположения по поводу raison d'être (смысла существования) цивилизаций. Нам придется считать, что цивилизации второго поколения появились не для того, чтобы совершить свои собственные достижения, также и не для того, чтобы воспроизвести свой род в третьем поколении, но для того, чтобы дать возможность вполне развившимся высшим религиям появиться на свет. А поскольку возникновение этих высших религий явилось следствием надломов и распадов вторичных цивилизаций, то мы должны рассматривать заключительные главы в их историях (главы, которые, с их точки зрения, повлекли за собой неудачу) в качестве имеющих право на значительность. Двигаясь в том же направлении мысли, мы должны будем считать, что первоначальные цивилизации появились с той же самой целью. В отличие от своих последовательниц, этим первым цивилизациям не удалось произвести на свет вполне развившиеся высшие религии. Зачаточные высшие религии их внутренних пролетариатов — культ Таммуза и Иштар, культ Осириса и Исиды — не расцвели пышным цветом. Однако эти цивилизации выполнили свою миссию косвенным образом, породив вторичные цивилизации, из которых со временем появились вполне развившиеся высшие религии. И зачаточные религиозные продукты первых цивилизаций с течением времени внесли свой вклад в стимулирование высших религий, порожденных вторым поколением.

Исходя из этого, можно сказать, что последовательные подъемы и спады первичных и вторичных цивилизаций являют собой примеры ритма (наблюдаемого и в других контекстах), в котором последовательные обороты колеса продвигают вперед повозку, движущуюся на колесах. И если мы спросим, почему нисходящее движение в обороте колеса цивилизации будет средством продвижения вперед колесницы религии, то найдем ответ в той истине, что религия — это духовная деятельность и что духовный прогресс подчиняется «закону», сформулированному Эсхилом в двух словах πάθει μάθος — «мы учимся через страдание». Если мы применим это интуитивное проникновение в природу духовной жизни к духовной попытке, достигшей своей кульминации в расцвете христианства и ее сестринских высших религий — махаяны, ислама и индуизма, то мы разглядим в страданиях Таммуза и Аттиса, Адониса и Осириса предзнаменование Страстей Христовых.

Христианство явилось результатом духовных усилий, которые были следствием надлома эллинской цивилизации. Однако это была последняя глава более долгой истории. Христианство имело иудейские и зороастрийские корни, а эти корни берут начало в более ранних надломах двух других вторичных цивилизаций — вавилонской и сирийской. Царства Израиля и Иудеи, в которых следует искать истоки иудаизма, были двумя из множества воюющих местных государств сирийского мира. Конец этих земных государств и прекращение всех их политических амбиций явились тем опытом, который породил на свет религию иудаизма и нашел свое высшее выражение в элегии о Страдающем Рабе[455], сочиненной в VI в. до н. э. в период предсмертной агонии сирийского «смутного времени», накануне основания империи Ахеменидов.

Это, однако же, не было началом истории, ибо иудейский корень христианства коренился, в свою очередь, в Моисеевом законе, а эта допророческая фаза религии Израиля и Иудеи явилась результатом предшествующей светской катастрофы — разрушения «Нового царства» в Египте, в ряды внутреннего пролетариата которого, согласно их преданиям, были призваны израильтяне. Те же самые предания говорят о том, что египетскому эпизоду в истории израильского народа предшествовало шумерское введение, в ходе которого Авраам, получивший Откровение от единого истинного Бога, был вынужден оторваться от обреченного на гибель имперского города Ура в период распада шумерской цивилизации. Таким образом, первый шаг в духовном прогрессе, который достигнет своей высшей точки в христианстве, традиционно связывается с первым известным историкам примером падения универсального государства. В этой перспективе можно было бы рассматривать христианство как высшую точку духовного прогресса, который не просто пережил последовательные светские катастрофы, но черпал из них накопленное вдохновение.

На основе сказанного складывается впечатление, что история религии кажется единой и поступательной в противоположность множественности и повторяемости истории цивилизаций. Эта противоположность обнаруживается как во временном, так и в пространственном измерениях. Ведь христианство и три другие высшие религии, сохранившиеся до XX столетия христианской эры, имеют между собой более близкое родство, чем современные им цивилизации. Это родство было особенно близким между христианством и махаяной, которая разделяет то же самое воззрение на Бога как на приносящего Себя в жертву Спасителя. Что касается ислама и индуизма, то они тоже отражают проникновение в природу Бога, вложившего в них особый смысл и возложившего на них особую миссию. Ислам вновь заявил о единстве Бога в противоположность кажущемуся ослаблению понимания этой важной истины в христианстве, а индуизм вновь заявил о личности Бога как об объекте человеческого поклонения в противоположность явному отрицанию личности в первоначальной буддийской системе философии. Четыре высшие религии явились четырьмя вариациями на одну тему.