Леонардо да Винчи - Алексей Гастев

И если бы ты даже имел любовь к предмету, тебя отшатнуло бы отвращение, и если бы даже не отшатнуло оно, то, может быть, тебе помешал бы страх находиться в ночную пору в обществе подобных разрезанных на части, ободранных, страшных видом своим мертвецов; и даже если это не помешало бы тебе, быть может, будет недоставать тебе точности рисунка, необходимой в подобных изображениях. И если бы ты овладел рисунком, у тебя не было бы еще знания перспективы; и даже если бы рисунок и сопровождался знанием последней, то требовался бы еще строй геометрического доказательства и метод расчета сил и крепости мышц. И, может быть, терпения не хватит у тебя, и ты не будешь прилежен. Обладал ли я всем этим или нет, об этом дадут ответ 120 мною составленных книг, причем не мешали мне ни корысть, ни нерадение, а только время. Прощай.

Но одно дело, как мы о себе думаем, другое – как о нас напишут впоследствии, если найдется трудолюбивый человек, который станет для этого стараться, и совершенно иное, какими мы представляемся нашим знакомым: при том, что привыкание делает людей отчасти слепыми, мнения доброжелательного человека и ненавидящего различны. Завидующие Мастеру немцы, кичась якобы свойственной им преимущественно перед жителями Италии чистоплотностью, к анатомическому свинству относят каждую вещь, если унюхают приставший каким-либо образом запах мертвого тела. На самом же деле, когда исследователю необходимо иметь возле себя какие-нибудь отдельные органы для наиболее внимательного изучения, он их приготавливает путем вымачивания в проточной воде или же кипятит или высушивает, так что не остается малейшего запаха. Конечно, если невидимые частицы гнездятся в складках одежды или в трещинах кожи на руках, их оттуда не выкуришь; однако они оказываются настолько ничтожны, что, помимо самого носителя, никто другой не может их обнаружить. Тем не менее Мастера обвинили, будто под постелью он держит отрезанные головы, а в ретортах сохраняет глаза, которые отдельно добывает на кладбищах и варит в кипятке, как если это куриные яйца.

Немецкие зеркальные мастера за его помощь и гостеприимство еще и наговорили, что Леонардо имеет сношение с нечистой силой, а это в те времена угрожало серьезной опасностью. Хотя просвещение распространяется, невежество ему с трудом уступает: с севера, из-за Альп, уже надвигаются дымы многих костров, на которых сжигаются такие преступники. Сочинение двух доминиканцев из Верхней Германии, гнуснейшая книжка, называемая «Молотом против ведьм», разошлась, отпечатанная во множестве экземпляров, и там для прилежных ловцов сказано достаточно о тех, кто распутничает с инкубами и суккубами, кто нашептыванием губит и изводит младенцев во чреве матери, урожай на полях, виноград на лозах, домашнюю скотину и прочее. Хотя, находясь в папском дворце, странно было бы нарочно вредить сельским хозяевам, имеющегося в указанной книжке упоминания о вскрывающих могилы хватает, чтобы обвинить Леонардо за его анатомию, при том что сношения с нечистой силой как дурная болезнь, слух о которой прилипчив и пятнает невинного человека.

Что касается зеркальщиков-немцев, допущенных в мастерскую для помощи, то мастеру Георгу Леонардо предложил вместе обедать, чтобы, помимо экономии средств, он приобретал знание итальянского языка; тот же, пренебрегая полезными для него предложениями, требовал дать ему деревянные модели изобретений, которые хотел увезти в свою страну. Мастер отказал ему в этом, однако согласился дать чертежи. Вместо благодарности немец его покинул и устроил другую мастерскую, где изготавливал зеркала для продажи на ярмарках, и все это ему сходило с рук. Еще другой немец, Иоганн, всякий день находившийся в мастерской Леонардо, шпионил за ним, желая видеть и понять то, что здесь делается, и разнести по всему свету, и еще жаловался и обижался, будто прибытие Леонардо лишило его внимания Джулиано Великолепного, которым он прежде пользовался. В конце концов с целью причинить Леонардо больший вред и ради собственной выгоды Иоганн убедил названного Георга продать ему весь его инструмент и оставить мастерскую, хотя до этого заполнил зеркальными мастерскими помещения Бельведера и переманил к себе многих умелых работников, чем сильно стеснил Мастера в его предприятиях.

И вот эти-то люди оказались причиною, что папа запретил ему занятия в госпитале и велел строго придерживаться его распоряжения. Впрочем, доносчик только еще добавил к ранее возникшему неудовольствию первосвященника, поскольку, находясь среди людей, стремящихся к быстрому и окончательному результату, Леонардо с его кропотливостью и чрезмерной заботой о вещах, представляющихся несведущему человеку второстепенными, сильно проигрывал. «Говорят, – пересказывает Вазари где-то услышанную историю, – что Леонардо, получивший однажды от папы заказ на небольшую картинку, тотчас стал перегонять масла и травы для получения лака. На что папа Лев заметил:

– Увы! Этот не сделает ничего, раз он начинает думать о конце, прежде чем начать работу».

Возможно, эта история недостоверная, но пустивший ее в оборот в силу интуиции бессознательно ухватил наиболее важную достоверность. Держа работу в руках, чтобы не распалась от случайной небрежности, вывязывающий вершу догадывается о близости завершения по нарастающему напряжению прутьев; и чем дальше продвигается труд, тем стремительней оно прибавляется. Так что в преклонные лета от длительного беспрерывного усилия иной раз дрожат пальцы – строителю становится страшно, и он, можно сказать, нарочно забегает вперед, желая убедиться в безопасности брода. Поскольку же Мастер в отличие от других не делит работу на отдельные произведения или опусы, как это принято у музыкантов, еще неизвестно, для чего этот лак: для неважной картины, заказанной папою, или он намерен его применить как раз для завершения, которое, вне всяких сомнений, должно оказаться чрезвычайно значительным и соответственно прочным.

Если ты хочешь сделать тонкие и ровные стекла, то выдувай пузыри между двумя бронзовыми или мраморными досками, и выдувай их настолько, что они будут лопаться от твоего дыхания, и стекла будут настолько гладкими и тонкими, что будут гнуться. Потом ты наклеишь стекло лаком на картину, и это стекло благодаря своей тонкости не будет лопаться ни при каком толчке.

Хотя новизна есть не что другое, как преступление правила, с точки зрения человеческой косности она хуже убийства или воровства. Поэтому при благородной доверчивости характера Мастер правильно делает, что не допускает посетителей во все комнаты из предоставленных ему администрацией папы. Если же, не приведи господь, кому удастся проникнуть в доступное только близким, доверенным людям помещение, этот человек убедится, что подозрительность доносчиков возникла не на пустом месте и что нужна большая догадливость, чтобы определить, откуда происходят достижения Мастера: из благородства намерений, таланта, терпения и предварительной практики живописи или изображенное на доске существо, соблазнительное и вместе отталкивающее, проникающее далеко, но и удерживающее поблизости таинственным объятием духа, есть плод сношения с инкубами и суккубами или другими демонскими созданиями, о чьих происках предупреждают авторы «Молота против ведьм».

90

Если геометрия сводит всякую поверхность, окруженную линией, к фигуре квадрата и каждое тело к фигуре куба, а арифметика делает то же самое со своими кубическими и квадратными корнями, то обе эти науки распространяются только на изучение, прерывных и непрерывных количеств, но не трудятся над качеством и красотой творений природы и украшением мира, как это делает живопись.

Леонардо обычно полагают превыше всего преданным измерению, числам и всяческой точности, но из приведенной записи видно, как не поддающееся исчислению искусство живописца выступает в виде последнего аргумента.

Удивление какого-нибудь постороннего человека, тайно, без спросу проникшего в самую дальнюю из предоставленных Мастеру комнат, оказалось бы наибольшим, если бы такое случилось в довольно редкие дни, которые тот отдает занятию этим своим искусством, да еще если внезапный свидетель мало знаком с обычаями папского двора в понтификат Льва X, похожего скорее на вертеп, чем на основание и сердцевину христианской церкви, тогда как одно из действующих лиц представления внешностью напоминает языческого друида, жреца древних галлов, каким он рисуется в воображении. «Его – Леонардо – голова была покрыта длинными волосами, брови были такие густые и борода такая длинная, что он казался олицетворением благородной учености, каким до него были друид Гермес и древний Прометей», – сообщает миланец Паоло Ломаццо в сочинении «Храм живописи». С возрастом волосы поредели, а отливающая золотом борода сделалась прозрачной и давала возможность видеть покатый подбородок, подобный сточенному водой морскому камню, как он просвечивает сквозь пену убегающей волны. Однако же опускающаяся иной раз для краткого отдыха рука живописца с внезапно наполняющимися венозной кровью бугорчатыми жилами и плоскими, обточенными соприкосновением с инструментом ногтями мастерового создавала впечатление старческого проворства и силы. Обстановку представления в целом Леонардо описывает следующими словами: