Банда гиньолей - Луи Селин

Ну, держись, сейчас я тебя обложу!.. Нет, подожду немного… погожу… Лучше немного подождать… А он пользуется, все пропитывает своим зловонием, сверкает желтыми бликами из глазниц…

— Светляк! — бросаю я ему, — Светляк!

Он указывает на икру:

— Не желаешь?

Как ни в чем не бывало… А малышка вообще ничего не понимает… Одна еда на уме, пробует того, сего… Облизывается… Прямо дитя! Он советует ей отведать креветок. Едва не рвут их друг у друга… Комедия! Он изображает этакого тонкого ценителя, великосветского гуляку — уж и сам не знает, кем прикинуться! Смотрит в меню, держа его вверх ногами… Новый взрыв смеха! Ну, сейчас я его осажу!

— Странный вы тип, Сороконожка!

Прямо так, помимо шуток, строго… Сбить бы с панталыку этого негодяя! Хватит подсказок… Собираюсь с духом…

— Вы находите? — промурлыкал он мне в ответ. — Вы находите, молодой человек?

Принял за похвалу… Вы, мол, в полном блеске этим вечером… Совершенно счастливый, он без задержки сделал заказ, нарочито громким дребезжащим голосом… чтобы слышно было за всеми столиками… А я все принюхиваюсь, принюхиваюсь… Так и бьет в нос тянущая снизу вонь… Дышать нечем!

— Сороконожка! Сороконожка!

Напрягаюсь, чтобы дошло до этой падали. Напрасный труд! Мысли его занятны другим… Хрустит во всеуслышание… Его не собьешь! Прохаживается насчет кино, модных фильмов… Обо всем судит самоуверенно… Он привлекает внимание… к нему обращаются взоры… Какой ужас, на нас смотрят! Все посетители замерли, подняв вилки… Он так разгорячился, так размахался руками… что может создать помехи обслуживанию клиентов… И вдобавок, у него посвечивает в глубине глаз… Это производит сильное впечатление… Свою тираду о модных киноактерах он завершает так:

— Все они призраки! Хи, хи, хи!.. Призраки!

Ему кажется, что это верх остроумия… Хочет, чтобы все похихикали: «хи, хи, хи!»… Правда, присутствующие несколько ошарашены… Откуда выискался эдакий чудак! Все обратились в слух, даже есть перестали… а он просто голову потерял от такого успеха — ликует, сияет наш феномен! Как отвратительно он блеет, возится, клацает костьми! А какое зловоние в зале!.. А уж самоуверенности! Битком набит сведениями, так и сыплется из него… Кладезь неисчерпаемый! Публика ошеломлена, а он травит густо наперченные анекдоты… Срамник, поганец! Про всех самых ярких звезд, на английском, на французском… Интернационал!.. Про Макса Линдера, Пирла Уайта, Жюдекса, Сюзанну Гранде… Умеет разжечь любопытство слушателей… И про самые прославленные театры! Про актеров, тонких искусников слова… О Бэзиле Халлейне, об Этель… Особенно обильную пищу его красноречию доставляет любимец «Стрэнд ревю» Бэзил, очаровательно шепелявящий Бэзил… Он исполняет все его припевки, проблеивает — как же иначе? — и даже прошепелявливает.

It's Gilbert the filbert! The Prince's of the nuts!

На диво точное подражание… Пусть все подтягивают! Отбивает такт ножом. Затем принимается за Этель, обладательницу мужского голоса… Забавно у него выходит… Он старается вовсю… Этель Леви из оперетты…

Watch your step, watch your step! She is an adventure!

За столиками подхватывают, невнятно подпевают… Это злит его — к черту! Т-с-с! Довольно! Пусть все замолчат! Тишина! Он имеет сказать нечто важное… Доверительно… Нет, вам обоим, Вирджиния! Просит нас наклониться к нему поближе… Фу, опять эта мерзость! Ему угодно, чтобы мы наклонились к самому его рту…

— Слушай, слушай! — начинает он. — Глория Дей, верно? Ведь точно Глория Дей? Но тут же спохватывается: — Нет, не она! Нет, нет! Конечно, нет, проклятье!

Дать такого маху! Он колотит себя по темени черенком ножа, как я колотил по кроватной перекладине. Голова его отзывается гулким звуком. Таким образом он наводит в ней порядок, прерывает поток красноречия неожиданными откровениями.

— Габи Деслис, дамы и господа! Имя этой женщины — Габи Деслис!

Он обращается ко всем, сидящим в ресторане.

— Внимание! Объявляю вам, что эта танцовщица Гарри Пилсера, эта очаровательная душечка — умерла! Почила в бозе нынче утром! Хи, хи, хи! Все слышат меня? Я лично видел ее кончину…

Присутствующие ошеломленно переглядываются… никак не уразумеют, какое отношение это имеет к закускам.

— Да, да! — напирает он, смешливо фыркая. — Призраки! Верно, Фердинанд? Не более чем призраки, Фердинанд!

Обращается ко мне по имени при людях, призывает в свидетели… Дружка его… его… Не могу его оттолкнуть — еще обидится, а то и разъярится… жуткое зрелище… Смех у него замогильный, это уж точно… Габи Деслис была видной фигурой — эти никак не могли прийти в себя от неожиданного известия…

— Призраки, призраки! — все твердил он… ему нравилось повергать их в смятение… запутывать так, чтобы перестали соображать, что божий дар, а что яичница.

— Ведь верно, Фердинанд, верно? Всего лишь призраки! Главное, не прекословить ему!

— Разумеется, Сороконожка, разумеется! Вы чертовски правы!

Надо бы переменить тему…

— Суп! — возвещаю я. — Подавайте суп!

Мужественный поступок — не до супа мне!

— Ах, да! Конечно, конечно!

Проклятая рассеянность!.. Вспомнил… Вновь с силой стучит себя по черепу, чтобы срочно переключиться.

— Гарсон! Oberst! Waiter! Халдей! Kellner schnell, schnell! Сзывает на всех языках, чтобы все разом явились… Какой хохмач! Сколько молодости!

— Подайте нам прежде курицу, отменную курицу под сметаной! Главное, не забудьте сметану!

Бросает мне плутовской взгляд.

— Эта сметана — просто объедение! Убедитесь сами, друзья мои! Язык проглотишь! Все еще не насытились, дорогуша? А вы, дружище?

— Да так себе… — отвечаю ему.

— Может быть, крабов?.. Икры?.. Кнелей?.. Выбирай, чего пожелаешь.

Добивается, чтобы меня замутило до одурения — уж он-то знает, как на меня действуют его запашки… Снова начинает действовать мне на нервы…

— Вы очень богаты, господин Сороконожка? — спрашиваю у него громким голосом.

— Богат… Богат? Как сказать… Дело случая… Действительно, я пускаю в обращение денежные знаки… Наследую, трачу… Каждый день наследую, не так ли? Вы понимаете?

Смутить его невозможно. Сообщает мне подробности… Преспокойно…

— Видите ли, ведь мне каждую минуту что-то перепадает! То оттуда, то отсюда деньжата… Хи, хи, хи! Мелочь, а в итоге набегает… И так все время… Словом, располагаю!

До чего же забавно! При одной мысли об этом он прыскал от смеха… При мысли о том, как это ему достается и что этому конца не видно… Малышка ничего не понимала, хохотала вместе с ним. Верно, решила, что попала на представление балаганного шута… Живот можно надорвать, глядя на него!.. Ах, простая душа! Он твердил, что тут и понимать нечего.

— Поступления, поступления! — его корчило от восторга. — На текущий счет, хи, хи, хи!.. Всегда открыт, дамы и господа! «Корнер Хаус»! Открыт и днем, и ночью!

Ну, хват! Бесподобен! Днем и ночью! Какая находка! Вроде славного Лайонз Лестер… Кто же выпустил его? Вокруг его головы посверкивает, светится одежда на нем, мерцает в глубине глазниц… Вот такая у него мистика… Вряд ли у них выйдет лучше с Ахиллом… Эта мысль вдруг поразила меня, когда я глядел на него… Мумия с плакатиком, лампочками и прочим… Зря они будут тратить время на реставрацию — все равно не будет столь разительного впечатления… Им бы этого использовать… Охотно подарил бы… А между тем публика рядом с нами начала… беспокойно принюхиваться. Смотрят на меня, я ежусь… Не понимают, откуда тянет этим густым смрадом, подхватывают тарелки обеими руками, подносят к носу свои бифштексы. Такими уморительными они вдруг показались мне! Я так и покатился со смеху, не могу остановиться. Теперь нас трое весельчаков… Эти все нюхают, нюхают… Наш канатоходец особо не огорчается. «На мой текущий счет!» — повторяет он. Он держится мнения, что получается здорово. Малышка все-таки заметила, что происходит что-то странное.

— Isn't he funny? Don't you think? Ведь правда, он смешной?

Лопнуть можно от смеха!

Эти слова вызывают у него новый взрыв хохота. Его огорчает лишь, что я креплюсь… что меня не стошнило прямо в тарелку. Только Вирджиния ничего не чувствует, не замечает отвратительного зловония… Невероятно! Страшно довольна—и все тут. Ей безумно нравится ресторан, публика, музыка… Озорная шалость! А дядя-то ждет нас! Праздник в самом разгаре. Ее вздернутый носик подрагивает, сейчас что-то спросит… Любопытство молоденькой кошечки.

— Вы давно знаете его?

Прямо так и спросила у Сороконожки, хватило наглости! Ведь обо мне спросила!..

— Всю жизнь, милочка! Nobody knows him better! Никто не знает его лучше меня!

И рад-радешенек: вот удача!

— Еще бы нам не знать друг друга! Как еще знаем, мадемуазель! Спросите, спросите-ка его! С ним случаются такие припадки гнева — как вспыхнет, как распалится… не приведи, Господи! Ведь верно, я знаю тебя, дружочек?