Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая (СИ) - Забудский Владимир

— Значит, все то, что с нами там делают — это одобрено властями?

— Никто не знает точно, Дима, сколько в вашем образовательном процессе системности, а сколько произвола. Замыслы власть имущих реализуют на местах десятки тысяч людей, и не все они наделены моральными качествами сэра Уоллеса. Они могут допускать серьезные перегибы. Я попытаюсь это разузнать, что к чему. И мы еще обязательно вернемся к этой беседе позже.

«Он пытается оттянуть время, надеясь, что я откажусь от мысли о побеге», — подумал я. Но если Роберт действительно испытывал такие надежды, то я сомневался, что им суждено сбыться. Каждый день, да что там — каждый час, проведенный вне стен интерната, все сильнее пробуждал меня от морального летаргического сна, в котором я провел все эти 448 дней, и я все с большим ужасом думал о перспективе возврата туда. Вновь обретя все те маленькие и большие радости, с отсутствием которых я практически смирился, я вовсе не готов был снова променять их на серые реалии «Вознесения».

Перспектива возвращения в разрушенную войной Европу или поселения в неблагополучной «желтой зоне», о которой здесь все отзывались как о неблагополучном преступном гетто, конечно, пугали меня — но не так сильно, как попадание назад в лапы к Кито и Петье. Где бы я не оказался, я, по крайней мере, буду свободным человеком.

— Ты упомянул о проблеме миграции, — внезапно вспомнил я.

— Да?

— В январе этого года я с несколькими товарищами схлопотал серьезное наказание за довольно-таки невинный разговор. Он состоялся после того, как мы услыхали за стеной полицейские сирены и увидели столб дыма от покрышек, а над нами пролетело несколько эскадрилий полицейских конвертопланов. Один из моих товарищей сказал, что полиция подавляет беспорядки, устроенные иммигрантами. Наш куратор — жуткий тип, который никогда никому ничего не прощал. Но этот случай вызвал у него слишком агрессивную реакцию даже по его меркам. Он кричал о каких-то «террористах» и грозился сдать моих товарищей в полицию. Мне это показалось очень странным. Что здесь происходит, Роберт?

— Хм, — отпив глоток коньяка, Роберт взмахнул рукой и спроецировал перед нами воздушный дисплей, изображающий подробную карту города.

Еще один взмах рукой — и разные части карты загорелись зелеными, желтыми, серыми и коричневыми цветами. Границы между секторами были отмечены жирными черными линиями.

— Это Сидней, — всматриваясь в карту, констатировал я.

— Да, — кивнул Роберт. — Сиднейская агломерация. Эта картинка ярко иллюстрирует, почему наш город называют Анклавом. Точнее, так называют его часть — ту, что ярко горит приятным для глаза зеленым цветом, Димитрис. Мы с тобой находимся вот здесь — видишь красную точку?

Зеленый сектор занимал около половины всей карты на побережье океана. Красная точка, показывающая местоположение квартиры Ленцов, располагалась невдалеке от центра зеленого участка.

Серая полоса опоясывала зеленую с запада, севера и востока, отделяя ее от желтых участков. На востоке серая зона была в несколько раз шире, чем с запада и севера, и по ту сторону находилось крупное коричневое пятно, окруженное со всех сторон желтыми.

— Коричневым цветом отмечен индустриальный парк Коринфус? — спросил я.

— Да. Тебе о нем рассказывали?

— Конечно! Это масштабный промышленный комплекс, строительство которого началось в 60-ых и продолжается до сих пор. Здесь работает почти треть жителей Сиднея.

Я многое читал о Коринфусе. Помимо производственных комплексов, там расположены аннигиляционные и термоядерные энергоцентрали. Они вырабатывают колоссальное количество электричества, которого какую-нибудь сотню лет назад было бы достаточно для снабжения всего Земного шара, а сейчас едва хватает для удовлетворения ненасытных потребностей нашего города — монстра. Расстояние до города — тридцать два километра. Для того чтобы огромное количество людей могло добираться на работу в Коринфус, его соединяют с городом три автомагистрали общей шириной в двенадцать полос в каждую сторону, а также несколько линий метро.

— В народе Коринфус называют Кузницей, — кивнул Ленц. — А что значит серый цвет, ты знаешь?

— Это буферная зона. Тут расположена периферия, обеспечивающая функционирование Гигаполиса.

Роберт не знал, что я полностью прочел книгу «Гигаполис» Джейкоба Лока, а некоторые места чуть ли не заучил наизусть, так как в интернате полагается быть готовыми к тому, чтобы пересказать содержание прочитанной книги.

Буферная зона, писал Лок, является важной частью городской экосистемы. Здесь отходы человеческой цивилизации методично перерабатываются в потребительские товары, которые вскоре вновь превратятся в отходы. Сложные водоочистные комплексы пропускают сквозь себя миллионы кубометров помоев и соленой морской воды, вырабатывая драгоценнейшую в мире живительную жидкость. Целые поля озоногенераторов, в герметичных камерах которых круглосуточно гремит гром, передают драгоценный газ в накопители, не позволяя иссякнуть невидимому потоку частиц, устремленному прямо в небеса. Эти частицы создают защитный купол на замену тому, что когда-то опоясывал всю планету, не позволяя просочиться сквозь себя убийственному ультрафиолету.

Тут можно встретить склады, водоочистные сооружения, центры переработки вторсырья, ремонтные депо, отстойники для железнодорожных составов, кладбища подержанных автомобилей, крематории, в общем — те объекты человеческой цивилизации, о которых члены общества в своей повседневной жизни рады не вспоминать. Нечасто задумываешься, какое количество систем задействовано для того, чтобы ты мог беспрепятственно справлять свои бытовые нужды.

— Да. Это буферная зона, или, как говорят в народе, Пустырь. Хотя назвать эти места настоящей «нежилой территорией» нельзя, по официальной классификации Пустырь относится к экологически небезопасной зоне. Проживать здесь не разрешается, находится длительное время — строго не рекомендуется. Жителям благополучных районов столицы и в голову не придет здесь ошиваться. Они из года в год видят Пустырь сквозь окна троллейбусов или электричек, несущих их в Кузницу и обратно, каждый рабочий день, но желания побродить здесь не испытывают совершенно. А вот жителям «желтых зон» он знаком не понаслышке. Многие из них работают там. Счастливчики, у которых вообще есть работа.

— Им следует быть за это благодарными, — фыркнул я. — Учитывая, что на эту землю их вообще никто не приглашал.

С того дня, как я побывал в международном аэропорту Сент-Этьена, проникнутый сочувствием к ютящимся там беженцам и возмущением против произвола, который творила охрана, я в корне пересмотрел свои взгляды на эту проблему, чему способствовала добрая сотня прослушанных лекций и дюжина прочитанных книг.

— О, я смотрю, тебе не чужда проблема миграции, — усмехнулся Роберт.

— Да, нам многое об этом рассказывали.

— Хм. Интересно было бы послушать.

— Кое-кто называет «желтые зоны» «неблагополучными районами Сиднея», однако это в корне неверно. Эти территории не подчиняются муниципалитету Сиднея. Жирная линия на вашей карте обозначает границу муниципалитета.

— Да, верно. Ее называет Социальной линией, — печально улыбнулся Роберт. — Все, что находится за ней, не заботит городские власти.

— Там есть свои власти, которые занимаются этими территориями и пытаются, по мере своих сил, улучшить быт населения. Однако им сложно справиться с тамошними проблемами из-за масштабов, которые приобрела нелегальная миграция.

Об этом я прочитал еще больше.

Еще с Темных времен без каких-либо разрешений и безо всякой системы там селились миллионы иммигрантов. На каждого иммигранта, оформившего статус резидента Содружества, приходилось два нелегала. Даже те, кто имеет статус резидента, находятся тут, чаще всего, без оснований. Они отказались от рекомендованных властями мест поселения в других регионах Содружества, и, хоть никто не предлагал им вида на жительство или работу в Сиднее, эти люди не оставляют надежды просочиться сюда рано или поздно или хотя бы прокормить себя за счет близлежащего города.