Семя ветра - Александр Зорич

И тогда Герфегест понял, что никогда не станет Гамелином. И он поднял глаза к небу в надежде, что искренность солнечного света развеет наваждение теней, овладевшее его рассудком. Но он неувидел солнца. Не было неба. Не бьию и солнца. Озеро Перевоплощений было накрыто стеклянным куполом. Будто бы оранжерея императрицы Сеннин.

7

Они остановились. Хармана достала гребень и стала расчесывать свои серебристо-пепельные косы. Торвент, присев на корточки у берега, попробовал пальцем воду. Перрин вынул из ножен клинок и, придирчиво осмотрев его, вложил его обратно. Зачем? Скорее по привычке.

– Так я и думал, – заключил Торвент, рассматривая ноготь своего указательного пальца, на котором блестела жирная серая капля. – Вода в Озере в несколько раз тяжелее Густой Воды. Да это и не вода, собственно говоря, а квинтэссенция материи, чьи свойства – текучесть и изменчивость – известны каждому.

Хармана положила руку на плечо Торвенту, побуждая его говорить, – Торвент, отражение Зикры Конгетлара, судя по всему, знал об Озере Перевоплощений больше других.

– Озеро Перевоплощений не имеет любимчиков. Оно не знает ни дурного, ни доброго. Воды его не могут сопротивляться злой воле, не могут, однако, и потворствовать ей. Озеро Перевоплощений – это всего лишь замок. Ключом же является Семя Ветра, – Торвент подмигнул Герфегесту, справедливо полагая, что именно ему больше других будет интересно продолжение разговора, начатого еще на борту крылатого корабля Пелнов и все еще не законченного. – Семя Ветра, брошенное рукой Ганфалы, извратит мир Синего Алустрала, и Озеро Перевоплощений примет его, не воспротивившись. Если же оно будет брошено твоей рукой, госпожа Хармана, в Синем Алустрале воцарится великое благо. Ненадолго, разумеется. Ибо нет ничего в этом мире, что имеет власть продолжаться долго.

– А Сиятельный князь Шет оке Лагин, – вмешался Артагевд, – для чего ему нужно Семя Ветра?

– Семя Ветра? Да ему плевать на Семя Ветра. Ему плевать на Синий Алустрал. Ему, как и тому герверит-скому царьку до него, нужно только одно: чтобы Хум-мер пробудился, – неожиданно для всех рявкнул Перрин, Хозяин Дома Лорчей.

«Быть может, среди Лорчей не сыщется и трех грамотеев, способных дочесть до середины трактат о тонкостях игры в нарк, – подумал Герфегест. – Но это ничуть не мешает им быть самым просвещенным Домом Синего Алустрала».

8

– Скажи мне, Торвент, – спросила Хармана, заглядывая в глаза регента. – А что будет с Сармонтаза-рой, если Ганфале или Шету оке Лагину удастся-таки бросить Семя Ветра в воды Озера Перевоплощений?

Торвент довольно долго не отвечал – он вслушивался в жужжание невидимого шмеля, внезапно зазвеневшее где-то неподалеку. Самого шмеля, однако, и в помине не бьшо. «Шуточки из Пояса Усопших», – заметил про себя Герфегест, который тоже не торопился с высказываниями – Сармонтазара, сколь бы далекой она теперь ни была, все-таки виделась ему вторым домом, приютившим его на долгие годы. Вершить ее судьбу, пусть даже в сослагательном ключе, ему не хватало храбрости.

– С Сармонтазарой? – голос Торвента дрожал. – Земли, бывшие вотчиной Лишенного Значений, земли Сармонтазары канут в Синеву Вод, дабы Равновесие не нарушалось. Семя Ветра, слившись с водами Озера Перевоплощений, заставит Синий Алустрал, который и есть исконная земля Хуммера, восстать из вод, как это было с Дагаатом.

– Значит, Сармонтазара станет отражением Синего Алустрала?

– В некотором смысле да, – твердо сказал Торвент.

«В некотором смысле да!» – в сердцах вскричал Герфегест. Еще чего не хватало. Он-то по наивности думал, что Семя Ветра и вся эта возня вокруг Дагаата – это дело Синего Алустрала.

Элиен Тремгор. Его сын, Ифтер. Аганна, грют-ский царь. Гаэт, «олененок». Тень Октанга Урайна. Леворго, владетель Диорха. Диофериды. Люди, которые были ему дороги, канут в ничто? И только из-за того, что у него, Герфегеста, не хватило проницательности остаться с ними и сохранить Семя Ветра от нечистых рук? Только из-за его странной наивности, толкнувшей его на путь доверия Рыбьему Пастырю? Да знают ли они вообще, что происходит там, за Хел-танским хребтом? Знает ли Элиен о том, куда направился его Брат по Слову Шет оке Лагин? Да и жив ли вообще Элиен?

– Когда я сделал Тайен и велел ей быть с тобой неотлучно, – шепнул ему на ухо Торвент, – я думал и о Сармонтазаре тоже.

От упоминания запретного для него имени Герфегест вздрогнул. Словно бы ощутив вкус пыльцы с крыла неповоротливого и трогательного бражника. Хармана сделала вид, что не услышала сказанного регентом. Тайен, «сделанная женщина». Воительница Киммерин. Сколь многим дарил свою любовь Герфе-гест Конгетлар за тридцать с лишним лет своей жизни.

Хармана вздохнула. Она не была ревнива, нет. И все же, и все же…

9

– Закрой глаза, – прошептала Хармана перед дверью, густо исписанной магическими заклинаниями и пояснительными реляциями, выполненными на Истинном наречии Хуммера. Рисунки. Животные, люди, косматые звезды. В иное время в ином месте Герфе-гест рассмотрел бы их получше. Но сейчас – сейчас Герфегест послушно смежил веки. Обычно Хармана позволяла ему видеть все, что она делала. Но на этот раз, видимо, дело было не только серьезным, но и опасным. Сколь долго ему придется стоять вот так?

Хармана встала перед дверью на колени и поцеловала перстень, одетый на лапу страховидной саламандры, фигура которой украшала дверь. Произнесла несколько заклинаний из числа действенных, а потому затертых, и дверь отворилась.

Герфегест стоял неподвижно. За спиной его покоились в ножнах теперь целых три меча. Один – свой собственный. А два других принадлежали раньше Стагевду. Хармане и Стагевду, разумеется.

– Можешь открывать, – сказала Хармана. Герфегест, весьма удивленный скоротечностью магического действа, вошел внутрь Овальной комнаты, на поиски которой они с Харманой потратили долгих два часа. «Когда я была здесь в прошлый раз, она была в правом крыле», – смущенно сказала Хармана, когда они нашли-таки искомый коридор.

Овальная комната была похожа на яйцо изнутри. Скорлупа этого яйца была бордового цвета. «Цвет Великой Матери Тайа-Ароан, Хуммер ее раздери», – отметил про себя Герфегест. В центре комнаты возвышался круглый дырчатый шар, вырезанный неким искусным каменотесом из цельного куска благородной яшмы. Рядом с шаром Герфегест приметил что-то вроде жертвенного алтаря. Оставалось только гадать о предназначении дыр, которыми был изрешечен бордовый шар. Как и о предназначении самого шара. Впрочем, на своем веку Герфегест повидал столько предметов, чье назначение так и осталось туманным, что удивление его уже давно перестало быть побудительным мотивом к тому, чтобы задавать глупые вопросы.