Или – или - Айн Рэнд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Франциско понимающе посмотрел на Дэгни. Он не собирался, но и не отказывался делать признание, которое она пыталась из него вырвать.
– Это касается только меня одного. Дэгни не удержалась:
– Я не могу тебя ненавидеть. Долгие годы я пыталась пробудить в себе ненависть, но у меня ничего не получилось и не получится, независимо от того, на какие поступки решится каждый из нас. – Однако, сказав это, Дэгни поняла, что подобное откровение звучит еще более жестоко.
– Я знаю. – Голос Франциско звучал так тихо, что Дэгни не могла слышать его, она чувствовала в себе его эхо.
– Франциско! – закричала Дэгни в отчаянной попытке защитить его от себя. – Как ты можешь делать то, что ты делаешь?
По праву любви к тебе, говорили его глаза, к тому человеку, звучало в его голосе, который не погиб и не погибнет ни в одной катастрофе.
Дэгни замерла, храня молчание, – в знак уважения и благодарности.
– Как бы я хотел оградить тебя от испытаний, через которые тебе предстоит пройти, – сказал Франциско. «Жалеть надо не меня», – слышалось в его мягком голосе. – Но мне это не под силу. Каждый должен пройти этот путь сам. Но конечный пункт один.
– И куда же ведет этот путь?
Франциско улыбнулся, уходя от ответа на столь сокровенный вопрос:
– В Атлантиду.
– Куда? – изумленно переспросила Дэгни.
– Неужели ты не помнишь? Затерянный остров, куда могут попасть только души героев.
Эти слова ошеломили Дэгни – с самого утра мысль об Атлантиде будоражила ее, подобно смутной тревоге, причину которой не было времени определить. Она и раньше осознавала эту связь, но все это время думала только о личной судьбе Франциско, о решениях, принимаемых им лично, рассматривая его как человека, действующего в одиночку. Дэгни вновь ощутила знакомое чувство опасности, и перед ее мысленным взором предстал смутный облик противника.
– Ты ведь один из них, да? – спокойно спросила Дэгни.
– Из кого?
– Это ты был в кабинете Кена Денеггера?
– Нет, – усмехнулся Франциско, но Дэгни заметила, что он не спросил, что, собственно, она имеет в виду.
– Скажи мне, ты должен знать, по земле действительно свободно разгуливает разрушитель?
– Конечно.
– И кто же это?
– Это ты.
Дэгни пожала плечами; ее лицо стало суровым.
– Люди, которые бросили свое дело, они продолжают жить или умирают?
– Для тебя они мертвы. Однако наступит время второго возрождения. Я умею ждать.
– Нет! – Внезапно прорвавшееся в ее голосе неистовство было ответом на его последние слова. – Не нужно меня ждать!
– Я всегда буду тебя ждать, что бы с нами ни случилось. Послышался щелчок поворачивающегося в замке ключа.
Дверь открылась, и вошел Хэнк Реардэн.
Он на мгновение замер на пороге, затем медленно прошел в гостиную, опустив ключ в карман.
Дэгни знала, что сначала Хэнк увидел Франциско и только потом ее. Реардэн бросил взгляд на Дэгни и тут же вновь перевел его на Франциско, будто это было единственное лицо, которое он в эту минуту был в состоянии видеть.
Дэгни боялась смотреть на Франциско. Она отвела взгляд в сторону с таким трудом, будто ей приходилось тащить непосильный груз. Франциско встал; в его неторопливых, отточенных движениях сквозило умение держать себя, веками оттачивавшееся в роду Д'Анкония.
Реардэн ничего не увидел на его лице. Однако то, что прочитала на этом лице Дэгни, превзошло ее худшие опасения.
– Что ты здесь делаешь? – поинтересовался Реардэн тоном, которым обычно обращаются к лакею, пойманному праздно шатающимся в гостиной хозяина.
– Я понимаю, что не имею права задать этот вопрос вам, – заметил Франциско.
Дэгни понимала, каких усилий стоит Франциско заставить свой голос звучать по-прежнему ясно и спокойно. Он постоянно возвращался взглядом к правой руке Реардэна, как будто все еще видел перебираемый пальцами ключ.
– В таком случае я жду ответа, – настаивал Реардэн.
– Хэнк, все, что тебя интересует, следует спросить у меня, – вмешалась Дэгни.
Реардэн, казалось, не видел и не слышал ее.
– Я жду ответа, – повторил он.
– Вы вправе требовать от меня только одного ответа, но хочу сказать, что это не имеет ничего общего с целью моего пребывания здесь.
– Ты являешься в дом к любой женщине с одной целью, – начал Реардэн. – Для тебя нет разницы, кто эта женщина. Думаешь, я смогу поверить сейчас твоему признанию или чему-нибудь из того, что ты говорил?
– Я дал вам повод не верить мне, но ни в коем случае не мисс Таггарт.
– Только не говори мне, что у тебя не было, нет и не будет в этом доме шанса на успех. Я это знаю и без тебя. Однако то, что я застал тебя здесь в первый же…
– Хэнк, если ты хочешь обвинить меня, – начала было Дэгни, но Реардэн, обернувшись, резко оборвал ее:
– Помилуй, Дэгни, ни в коем случае! Но не стоит, чтобы кто-нибудь видел, как ты разговариваешь с ним. Тебе не следует поддерживать с ним никаких отношений. Ты его плохо знаешь, в отличие от меня. – Хэнк повернулся к Франциско: – Что тебе нужно? Может, надеешься внести Дэгни в список своих любовных трофеев или…
– Нет! – Этот вскрик был невольным и совершенно тщетным, ведь единственным доводом Франциско была отчаянная искренность, которую Реардэн все равно отвергнет.
– Нет? Значит, ты пришел сюда по делу? Ставишь ловушку вроде той, которую в свое время приготовил для меня? Каким же образом ты собираешься обмануть Дэгни?
– Я пришел сюда… не для того, чтобы… решать деловые проблемы.
– В таком случае какова же цель твоего визита?
– Если вы все еще верите мне, могу сказать только, что в мои планы… не входят ни предательство, ни измена.
– Неужели ты считаешь, что можешь в моем присутствии упоминать слово «предательство»?
– Когда-нибудь я отвечу на этот вопрос. Но не сегодня.
– Тебе не по душе напоминание о прошлом? Ведь с тех пор ты старался держаться подальше от меня. Ты не ожидал столкнуться со мной здесь? И не хотел встречаться со мной лицом к лицу?
Однако Хэнк понимал, что Франциске, как никто другой, готов принять вызов, – он видел и прямой взгляд, ищущий встречи с его взглядом, и спокойное лицо, не выражавшее никаких эмоций, не молящее о помощи и защите, готовое выдержать все, что бы ни случилось. Хэнк видел открытый, смелый взгляд – лицо человека, которого он любил, который освободил его от чувства вины, – и поймал себя на мысли, что против воли это лицо завораживает и притягивает его, несмотря на нетерпение, с которым он весь этот месяц ждал встречи с Дэгни.
– Если тебе нечего скрывать, отчего ты не защищаешься? Почему ты здесь? И почему мой приход так потряс тебя?
– Прекрати, Хэнк! – крикнула Дэгни и отступила, осознав, что ожесточенность сейчас чрезвычайно опасна.
Мужчины обернулись в ее сторону.
– Позволь мне ответить первым, – тихо отозвался Франциско.
– Я же говорил тебе, что больше не хочу его видеть, – сказал Реардэн. – Мне жаль, что это происходит именно здесь. К тебе это никоим образом не относится, но с ним я должен рассчитаться.
– Если такова ваша цель, – с трудом проговорил Франциско, – то разве вы ее еще не достигли?
– В чем дело? – Лицо Реардэна застыло, его губы едва шевелились, однако в голосе звучали насмешливые нотки. – Значит, вот как ты просишь прощения?
Какую-то долю секунды Франциско молчал, сделав над собой еще большее усилие.
– Да… если хотите, – ответил он.
– А ты – ты проявил милосердие, когда распоряжался моим будущим?
– У вас есть все основания думать обо мне, как вам заблагорассудится. Но поскольку это не относится к мисс Таггарт… разрешите мне откланяться.
– Нет! Ты хочешь уйти от ответа, как все трусы? Хочешь удрать?
– Я в вашем распоряжении где угодно и когда угодно. Но мне бы не хотелось, чтобы наш разговор происходил в присутствии мисс Таггарт.
– Почему? Я хочу, чтобы все происходило при ней, поскольку этот дом единственное место, куда тебе нельзя было приходить. Мне больше нечего от тебя защищать, ты отнял больше, чем все это ворье, ты разрушил все, к чему прикасался, но существует одна вещь, к которой ты никогда не притронешься.
Реардэн знал, что отсутствие эмоций на лице Франциско является главным доказательством их наличия, свидетельством отчаянной попытки удержать их под контролем; он знал, что это пытка и что он, Реардэн, идет на поводу у чувства, напоминающего наслаждение, испытываемое садистом. Только теперь он не в состоянии был ответить на вопрос, кого он терзает – Франциско или самого себя.
– Ты хуже бандита – ты предаешь, полностью понимая, что именно ты предаешь. Не знаю, какой порок движет тобой, но хочу, чтобы ты уяснил, что есть вещи, которые неподвластны тебе, твоим стремлениям и злому умыслу.
– Сейчас… вам не стоит меня… бояться.
– Ты не имеешь права ни думать о ней, ни смотреть на нее, даже приближаться к ней. Запомни, что тебе, именно тебе, больше, чем кому-либо другому, нельзя появляться там, где находится она. – Хэнк осознавал, что в нем растет отчаянная злость на то чувство, которое он испытывал к этому человеку, и на то, что это чувство все еще живет и ему придется сломить и уничтожить его. – Независимо от твоих мотивов, Дэгни должна быть ограждена от любых контактов с тобой.