Шторм - Старлинг Борис

– Пока.

– На то и надеюсь.

В последние дни жизнь донимала Кейт не раз – тут тебе и Черный Аспид, и бюрократия, и то и другое, – но она знает, что раздражение Реда – это принципиально иное чувство, обращенное не наружу, а внутрь. Ведь может случиться, что, услышав хорошо знакомую мелодию вне привычного контекста, ты ее не узнаешь. Приходится без конца, снова и снова, напевать ее себе под нос, но она может все равно не даваться. А твой мозг может увести тебя к другим песням, которые кажутся знакомыми.

– Готов? – спрашивает она.

– Подожди секунду.

Он проделывает все ту же ускоренную процедуру, которую использовал перед любым видом публичного выступления: быстрые вдохи и выдохи, покачивание пальцами и вращение плеч, призванные разогнать кровь и поднять адреналин. Тело и мозг взаимосвязаны – говаривал он ей прежде – подготовь тело к работе, и будешь лучше соображать.

Кейт прокашливается, и в комнате воцаряется тишина. Она делает ему движение головой. Твое слово.

Перед полным составом работающей по делу Черного Аспида группы Ред излагает то, что уже говорил ей по дороге из Толлохилл-Вуд: отсутствие первичной сексуальной мотивации, симптомы "организованного" типа, маниакальный психоз в противопоставление сексуальной психопатии. Кейт слушает его, но смотрит при этом на своих офицеров. На лицах большинства читается откровенный скепсис, что несколько разочаровывает ее. Хотя особо не удивляет. Дело тут не в том, что им говорят, а в том, кто говорит. Хоть этого человека и привела она, они видят в нем чужака, и тому есть целый ряд причин. Он сделал себе имя в столице, а стало быть, не имеет представления о провинциальной специфике. Что англичанин из Лондона может понимать в шотландских делах? Мало того – этот тип преступник, отбывающий наказание. Не хватало еще, чтобы в следующий раз их принялся поучать Йоркширский Потрошитель. Ну и наконец, этот умник утверждает, будто они с самого начала взяли неверный след. Не слишком ли много он на себя берет? Толку от этого не будет.

Ред едва успевает закончить, как подает голос Фергюсон:

– Теорий вы тут нагородили уйму, но ничего конкретного не сказали. Я вообще не понял, из чего следует, что ваше истолкование произошедшего правильнее, чем наше?

– Меня пригласили поделиться своими соображениями, и я это делаю. Если вы полагаете, что я смогу каким-то образом вступить с ним в телепатический контакт, а потом сказать вам: о, росту в нем пять футов восемь дюймов, одет в камуфляжные штаны, в левом ухе носит серьгу и любит бифштексы с кровью, – тогда прошу прощения, но этого не будет. Я лишь могу высказать мнение о мотивации Черного Аспида исходя из своих знаний и опыта.

– Устаревших на несколько лет.

– Я подписываюсь на полицейские журналы и издания по психиатрии. Я в курсе того, что происходит.

– Но это не то, что расследовать реальные дела, верно?

– Не думаю, что за эти несколько лет преступники так уж сильно изменились. Человеческая психология остается неизменной. Что меняется, так это наш подход к ней.

Фергюсон рад бы спорить дальше, но тут встревает Кейт:

– Питер, ты уже высказал свое мнение. Согласен ты с мистером Меткафом или нет, мне вряд ли стоит напоминать тебе – всем вам, – что в понимании личности Черного Аспида мы совершенно никуда не продвинулись. О том, чтобы остановить его, я уже не говорю. Исходя из чего мы должны приветствовать любую возможность рассмотреть проблему в новом ракурсе. Кто-нибудь еще хочет высказаться?

Аткинс, офицер, которому поручено опрашивать лиц, привлекавшихся за правонарушения сексуального характера, поднимает руку.

– Не могли бы вы повторить... насчет маниакального психоза и всего прочего?

– Что именно?

– Да все, с начала до конца. Прошу прощения, но уж больно это мудрено... все одно что греческая философия.

В комнате раздается смех. Аткинс озвучил то, о чем думали многие, разве что словечки про себя они использовали позабористей, чем "греческая философия". Что неудивительно: стиль мышления Реда способен повергнуть в растерянность даже тех, кто хорошо его знает. Что уж говорить о компании провинциальных копов-практиков, скептически относящихся ко всякого рода ученым мудрствованиям и свято верящих в проверенные временем, традиционные методы работы полиции.

Кейт бросает взгляд на Реда, и у нее перехватывает дыхание.

Его рот слегка открыт, глаза прищурены. Кейт знакомо это выражение – то самое, которое свидетельствует о приближении озарения. Она поднимает руку, призывая к тишине, но, по правде сказать, Реду все равно. Когда его мозг работает таким образом, он не обратит внимания и на ядерный взрыв. Он смотрит перед собой, но в том, что хоть что-нибудь при этом видит, Кейт сильно сомневается. Его взор обращен внутрь, он сканирует образы, проносящиеся в его голове, наблюдает за сотнями отдельных мыслей, ручейками сливающихся вместе и образующих стремительный, полноводный поток.

Он слегка качает головой, словно выдергивая себя из забытья, и смотрит прямо на нее.

Кейт почти не дышит. Вот почему она так билась, чтобы заполучить его сюда.

– Какого пола эти змеи? – спрашивает Ред.

В глубокой тишине "Старски" погружается на морское дно, и глубинная тьма медленно ползет мимо иллюминаторов в противоположном направлении, снизу вверх Фрэнк в нетерпении, отчаянно желая выяснить, что находится в машине, и страшась того, что может обнаружить. Если вообще что-то обнаружит. Наверное, та же смесь предчувствия и опасений переполняет Кейт, когда она идет по следу преступника. Возбуждение такого рода по своей интенсивности сродни сексуальному.

Поисковые огни "Старски" находят фургон, теряют его, находят снова. Белый "форд-транзит". Фрэнк проверяет и аудио-, и видеозапись: обе функции включены.

Фокс приближается к фургону осторожно, как будто тот может в любую минуту взорваться. На расстоянии добрых двадцати метров он описывает полный круг, приближается на половину этого радиуса и повторяет тот же маневр. Окно водителя разбито. Крохотные осколки стекла прилипли к резиновой прокладке дверной рамы.