Одинокие души - Эшли Дьюал

— Я не хочу занимать твое место.

— Придется. Это семейное дело. Выпадаю я — появляешься ты.

— Но ты не выпадаешь, — решительно отрезает Макс. — Ты все ещё наш предводитель.

— А ты моя правая рука, — Шрам слабо сжимает ладонь брата и горько улыбается. — Не подведи.

Неожиданно в палату заходит медсестра. Она оглядывает нас недовольными, узкими глазами и выдыхает:

— Время посещений закончилось. Попрошу всех на выход.

— Но он только что пришел в себя, — протягивает Кира. — Дайте нам ещё хотя бы пятнадцать минут.

— Это не мои правила.

— Пожалуйста.

— На выход! — писклявым голосом злится женщина, на что блондинка едва сдерживается. Я вижу, как подруга сжимает руку в кулак, но качаю головой. Никаких драк в больнице. Никаких побитых медсестер.

Раздраженно закатив глаза, Кира выдыхает.

— Я не подведу тебя, — серьёзно отрезает Макс, встает с кровати и решительно выпрямляется. — Я найду предателя, обещаю.

— Я в этом уверен.

Когда мы почти выходим, я слышу свое имя. Оборачиваюсь и незаметно приближаюсь к Шраму. Тот вновь выдавливает улыбку и шепчет:

— Макс в гневе очень похож на тебя. Любит рубить сгоряча, так что присмотри за ним, хорошо?

— Конечно, — я киваю и робко поджимаю губы.

— И ещё, ворон на запястье у предводителя — не зацикливайтесь на этом, ведь от тату можно избавиться. Смотрите глубже. В центр проблемы. Здесь загвоздка не в желании отомстить, здесь загвоздка в желании занять уже нагретое место. Я чувствую, когда нам хотят навредить на поводу у обиды. Здесь другое. Нас просто-напросто хотят заменить.

— Хорошо. Я учту твои слова. — Решительно киваю. — Выздоравливай. Ты нам нужен.

— Как только, так сразу.

— Девушка, — протягивает медсестра. — Вы меня не услышали?

— Всё, все. Я уже ухожу.

Машу Шраму на прощание и присоединяюсь в коридоре к Максу и Кире.

— Он что-то сказал тебе? — с едва заметной завистью, интересуется блондинка.

— Да, он попросил не зацикливались на татуировке ворона.

— Но ведь это явное указание на предателя.

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Так сказал Стас, и я не думаю, что у нас есть повод не доверять ему.

Проходит четыре дня с тех пор, как мы навещали Шрама. Я беспрерывно размышляю над его словами, всю думаю, кого же он имел в виду, говоря о замене, но сталкиваюсь с непробиваемой стеной. У меня нет ответов, у Стаса почему-то есть зацепки. Я собиралась съездить к нему позавчера, но не успела. Репетиции вальса, подготовка к выпускному, тесты и мамины наставления заняли все время. Пришлось передвинуть встречу на сегодня. Но и тут находится ложка дегтя.

Очередная репетиция вальса.

О ней мне сообщил Леша, пару часов назад. Я думала, что опоздаю, но неожиданно папа вызвался подвезти меня.

И вот мы сидим в машине. Молчим. Энтузиазм вначале и замкнутость сейчас пугают меня. Приходится делать вид, будто я не замечаю, как он напряжен, и как дрожат мои руки.

— Я знаю о том, что Карина украла деньги, — внезапно признается папа, и я растеряно вскидываю брови. — Мама рассказала.

— Да? — качаю головой. — Мне казалось, мы закрыли эту тему.

— Её нельзя закрыть, ведь такой поступок не назовешь хорошим.

— Поверь мне, Карина не хотела этого. Её вынудили обстоятельства.

— Хотелось бы узнать какие. — Он сворачивает вправо и тяжело выдыхает. Повисает тишина, но затем он прерывает её очередным вопросом. — Это как-то связано с тем, что Станислав Древаль находится в больнице?

— Конкретно с этим — нет, — я мну перед собой руки и молюсь поскорей попасть в школу. Удивительное чувство. Никогда не думала, что попрошу об этом высшие силы. — Это связано с шантажом. Ей поставили условие: или она приносит деньги, или навредят её семье.

— В таком случае, мы должны обратиться в полицию.

— Нет смысла.

— Как это нет?

— Личность человека, шантажировавшего её, неизвестна. — Я выдыхаю и серьёзно смотрю на папу. — Поверь, если бы я только знала, кто заставил Карину пойти на такое. Я бы не сидела на месте.

— Ох, Лия. Такое чувство, что я попал в прошлое.

Слова вырываются из его рта нечаянно, спонтанно. Я удивленно вскидываю брови, пытаюсь осознать их суть, когда папа рассекречено выдыхает.

— Ты потеряла память, и мы с мамой решили отгородить тебя от того, что причинило тебе такой вред. — В его голосе метал, хотя я даже не думала спорить. — Твои поздние приходы, проблемы с учебой, синяки, протесты — всё это закончилось в тот же день, когда ты очнулась после травмы. Ты изменилась, стала лучше, и мы не захотели мешать тебе начинать новую жизнь.

— Как видишь, старая часть биографии не собирается меня отпускать.

— Попытки оставить тебя дома, наказать, пресечь споры, — продолжает он. — Все это оборачивалось против нас. Я однажды запер тебя, а ты спустилась из окна по канату, который тебе благополучно скинул какой-то дружок с крыши. Это просто смешно, когда родители теряют контроль над ребенком, особенно над девушкой. Я понятия не имел, что упустил. Как позволил тебе стать такой, — он покачивает головой и выдыхает. — И я так обрадовался, когда ты изменилась. Лия, ты потеряла память, чуть не умерла, а я обрадовался, что жизнь приняла такой исход.

— Видимо, я доставляла вам много проблем, причиняла боль, — виновато протягиваю. — Не думала, что я способна на такое. Хотя сейчас уже сомневаюсь.

— В любом случае, что было, то было. Главное, что теперь ты изменилась. Я вижу, как поменялось твое мировоззрение, однако, боюсь, вновь потерять тебя. Или, например, потерять Карину. С тобой всё начиналось примерно таким же образом. Сначала мелкие ссоры, а потом — бац, и все. Мои слова перестали для тебя что-либо значить.

— Она не такая, — снисходительно заверяю я папу. — Она умней меня и лучше. Поверь, если бы не обстоятельства, Карина не за что бы не ввязалась в подобную передрягу.

— Что ж, я на это надеюсь. Иначе, выходит как-то странно. Две дочки, и двоих мы не сумели воспитать.

Его слова обижают меня. Я ведь нормальная! Я ведь преданная.

Поджимаю губы, и отворачиваюсь к окну. Чувствую, как нос покалывает, как подбегают слезы, но беру себя в руки. Я заслужила такое отношение, и не важно, что я этого не помню. Я обидела родителей, и теперь обязана платить по счетам.

Сложно, конечно, чувствовать вину за то, в чем не имеешь и малейшего понятия, но нужно.

Прощаюсь и иду на вальс. В дверях меня ждет Астахов. Он робко улыбается и помогает мне снять пальто.

— Готова к очередному выносу мозга?

— А то, — я усмехаюсь, пытаясь волнения на счет папиных слов, закинуть подальше в душу. Не до них мне сейчас. Правда. — Кто решил собираться? Я думала, репетиции теперь только на следующей неделе.