В поисках древних кладов - Уилбур Смит

Во время одной из долгих пауз Зуге показалось, что на дальнем склоне неглубокой лощины он заметил легкое движение. Наверно, стадо куду или бабуины, и тех и других в долине полным-полно, если не считать буйволов, эти звери были единственной дичью, на которую они охотились после выхода из Тете.

Приближающийся караван распугивает на пути всю живность, подумал Зуга, снял фуражку и принялся отгонять ею назойливое облако крошечных черных пчелок, вьющихся вокруг головы: их привлекала влага его глаз, губ и ноздрей. Движение в лесу на другой стороне лощины не повторилось. Что бы там ни было, оно перевалило через гребень. Зуга снова прислушался к словам Яна Черута.

— Дожди кончились всего шесть недель назад, — размышлял вслух Черут. — Лужи и реки на возвышенностях еще полны, не здесь, конечно, здесь земля высыхает слишком быстро. — Он указал на сухое каменистое русло внизу. — Поэтому стада разбегаются и идут древними путями. — Сержант объяснял, почему в этих местах нет слонов или, по крайней мере, почему они до сих пор не встречали слоновьих стад, и Зуга слушал внимательно: говорил знаток своего дела. — Они идут по старым слоновьим дорогам, те тянутся от плоскогорий мыса Доброй Надежды к далеким болотам Сёдд. — Он указал на север. — Но каждый год их все меньше, потому что мы, охотники, и другие люди вроде нас идут за стадами и загоняют их все дальше и дальше во внутренние земли.

Ян Черут замолчал, посасывая трубку, в ней громко булькнуло.

— Мой отец говорил, что убил последнего слона к югу от реки Улифантс — реки слонов, — когда был еще юношей. Он хвастал, что в тот день убил двенадцать слонов, он один, из своего старого ружья, заряжающегося с дула, слишком тяжелого, чтобы держать у плеча. Ему приходилось класть оружие на костыль из раздвоенной палки, который отец носил с собой. Двенадцать слонов за один день, всего один человек. Вот это подвиг. — Он снова булькнул трубкой и сплюнул желтую табачную жижу. — Но в те времена отец был больше известен как лгун, чем охотник. — Ян Черут хмыкнул и восхищенно покачал головой.

Зуга засмеялся, но вдруг встрепенулся и вскинул голову. Он прищурился: с того же самого места на противоположном склоне лощины в глаз ударил тонкий лучик отраженного солнечного света. То, что он видел, было еще там, и это не куду и не бабуин. Это человек, ибо такое отражение может дать только металл или стекло. Черут ничего не заметил и продолжал рассуждать:

— Когда я ходил с Корнуоллисом Гаррисом, мы нашли первого слона в Кашанских горах, в более чем полутора тысячах километров севернее того места, где отец убил целое стадо. А на всем том пути мы ничего не встретили — слонов выбили начисто. Теперь и в Кашанских горах нет слонов и к югу от Лимпопо тоже. Мой брат Стефан был там два года назад. Где мы добывали слоновую кость, там теперь буры пасут свои стада. Может быть, даже здесь, на возвышенностях, мы не найдем слонов, может быть, во всем мире не осталось ни одного слона.

Зуга слушал вполуха. Он думал о человеке, притаившемся в лощине. Может быть, это кто-то из каравана, например, отряд, посланный, чтобы нарубить дров для ночной стоянки, но все-таки еще рановато думать о ночлеге.

Пение носильщиков зазвучало громче. Походную песню вел один голос. Зуга узнал его. Это был высокий мужчина из племени ангони, обладавший хорошим тенором, поэт, он на ходу сочинял новые стихи и тут же дополнял и изменял их. Вскинув голову, Зуга сумел разобрать слова.

«Вы слышали, как кричит орел-рыболов над Малави?

Вы видели, как солнце на закате кровью красит снега Килиманджаро?»

За ним вступал хор, призрачные африканские голоса, такие красивые, такие волнующие:

«Кто поведет нас к этим чудесам, мой брат?

Мы оставим женщин плакать,

Пусть остынут их циновки для сна,

Если нас ведет сильный человек, мы пойдем за ним, мой брат».

Зуга улыбнулся, узнав свое имя:

«Бакела поведет нас, как отец ведет детей,

Бакела даст тебе хете бусин сам-сам,

Бакела накормит тебя жиром гиппопотама и мясом буйвола…»

Майор выбросил из головы отвлекающие мысли, сосредоточившись на человеке по ту сторону лощины. Здесь, в более чем полутораста километрах от ближайшего человеческого жилья, это наверняка кто-то из каравана — лесоруб, сборщик меда, дезертир, кто знает?

Зуга встал и потянулся, Ян Черут выбил трубку и тоже поднялся. Среди деревьев ниже по склону показалась голова колонны. Красно-бело-синее знамя то разворачивалось, лениво хлопая, то опять уныло обвисала.

Зуга снова взглянул на противоположный склон — казалось, там никого нет. Они быстро шли с самой зари, он устал, ступни болели так, словно он прошелся по горящим углям, а едва зажившая рана на бедре глухо ныла.

Он должен был подняться по тому склону и проверить, кто там, но склон был очень крутым и каменистым. Чтобы достичь гребня и вернуться, придется полчаса карабкаться. Они спустились вниз, навстречу каравану. Увидев Робин, с легкой игривой грацией шагавшую следом за знаменосцем, Зуга поднял шляпу и помахал ею над головой.

Сестра рванулась ему навстречу, смеясь от радости, как дитя. Его не было три дня.

Под отполированной стеной гладкой черной скалы, которой при разливах реки низвергался ревущий водопад, находилась излучина сухого русла, устланная чистым белым песком.

На берегу излучины, дотягиваясь корнями до воды, росли высокие мощные махагоновые деревья, а в песке под берегом копался когтями бабуин.

Робин и Зуга сели рядом на край сухого водопада, глядя на людей, которых Зуга послал искать воду.

— Дай Бог, чтобы воды было вдоволь. — Робин заинтересованно наблюдала за ними. — Я не принимала ванны со дня выхода из Тете.

Ее эмалированная сидячая ванна была самым громоздким предметом в снаряжении экспедиции.

— Я буду рад, если хватит на чайник чая, — рассеянно ответил Зуга. Он явно думал о чем-то другом.

— Тебя что-то беспокоит? — спросила она

— Я думал об одной долине в Кашмире.

— Там было похоже?

— Не просто похоже — точно так же.

Брат пожал плечами. Тогда он был молодым поручиком и вел авангард батальона. В той долине он что-то увидел впереди, точно так же, как сегодня. Какое-то незначительное, случайное движение, блик света, то ли от ружейного ствола, то ли от рога дикого козла. Тогда, как и сейчас, у него было слишком много хлопот, и он не смог пойти и проверить, что же это. Той ночью он потерял троих, их убили, когда они с боем прокладывали себе путь из долины. За ту битву он заработал благодарность от полковника, но людей-то не воскресить.

Он взглянул на заходящее солнце — до темноты оставался час. Зуга знал, что должен вскарабкаться на тот склон. Пока Робин озадаченно взирала на него, он поколебался еще несколько секунд и с сердитым возгласом устало поднялся. Ноги по-прежнему невыносимо болели, и он потер там, где пульсировала ножевая рана. Да, прогулка в лощину будет долгой.