Земля Святого Витта - Евгений Витковский

И снилась ему сначала буква «А», с которой начиналось его имя, но маленькая «а», сильно перекатывавшаяся с боку на бок и норовившая потерять хвостик, чем-то похожий на кол, — потом хвостик отвалился и сгинул, и от буквы осталось обыкновенное «о». Вглядевшись в самую глубину этого «о», Астерий вдруг увидел внутри набегающие волны, и море хлынуло ему навстречу. «Таласса», — попытался сказать он, растягивая губы в пьяной улыбке. Пророчица покачала головой, потому что ей, как и ее далеким предкам с волжских берегов, чужой сон обычно бывал виден. Она давно отпустила торопившегося к жене Варфоломея (у него намечался с ней очередной медовый месяц после очередного развода), и сидела возле лодочника, чтоб тот опять чего, очнувшись, не натворил.

Белая ночь постепенно переходила в белый день, который — как знала Нинель — начнется специальным утренним выпуском «Вечернего Киммериона», с первой до последней строчки забитого событиями Караморовой Стороны и Саксонской набережной, а также посвященного возбуждению архонтом Александрой Грек уголовного дела против клана Кармоди. Как и все киммерийские процессы, этот будет тянуться два столетия — и ничем не кончится. Но событий-то будет, событий вокруг этого дела!

Вон, лежит событие, только что чуть не утопшее. Но рано ему пока тонуть. Потому как угодна царю его служба.

И нынешнему угодна, и грядущему.

29

Ну, а у нас <…> с предковскими преданиями связь рассыпана, дабы всё казалось обновление, как будто и весь род русский только вчера наседка под крапивой вывела.

Голос Либермана, с паузами после каждого слова зачитавший вступление к народовоспитательной лекции, сменился в наушниках хорошо знакомым всей России старческим тенором академика Андрея Чихорича. Старику давно стукнуло девяносто, награды для него оставалось только придумывать, ибо все мыслимые он уже получил, но это его совершенно не волновало, он, видимо, вообще решил не умирать и, — несмотря на годы, не по своей воле проведенные в юности на Шантарских островах в Охотском море, — чувствовал себя прекрасно. Обретя в лице государя верного союзника в области русской истории, академик добился и того, чтобы курс его лекций (известный под сокращенным названием «Защита истинной подлинности») стал обязателен для всех государственных служащих. Ивнинг вздохнул. Нужно слушать. Ладно, в дороге заняться и так нечем, в танке тесно, а наушники отгораживают еще и от грохота.

«Сведения о том, что первый список «Слова» сгорел в пожаре Александрийской библиотеки в 641 год по Рождеству Христову, или даже в 391 году, как утверждает азербайджанский академик-панисламист Хабиб Эль-Наршараб, следует признать если не ложными, то едва ли достоверными. Первый достаточно исправный список «Слова» сгорел в Смоленске летом 1340 года, в начале августа — впрочем, вместе со списком сгорел и весь город. Другой список, не столь чисто переписанный, изобилующий тюркизмами и подозрительно поздними титлами, сгорел в Новгороде весной 1368 года, накануне известной засухи. Пятью годами позже, после того, как Волхов на протяжении семи дней тек в обратном направлении, пожар в городском кремле Новгорода уничтожил также и копию этого списка. Из достоверно известных копий «Слова» еще одна сгорела во Пскове в середине июня 1385 года, на чем ужасные события четырнадцатого века окончились, однако в пятнадцатом веке систематическое сожжение списков «Слова» продолжилось.

В 1413 году, во время пожара, целиком уничтожившего Тверь, погиб знаменитый «Арясинский список», украшенный шестьюдесятью миниатюрами, среди которых имелись истинные шедевры русской рукописной графики — в частности, «Князь Игорь в заточении», «Ярославна на стене Путивля», «Обретение списка боярином Миколой» и целый ряд других…»

Лекция была не из самых скучных, в прошлый раз пришлось слушать насчет того, что Добрыня Никитич — это прообраз воспитателя древнегреческого бога медицины Асклепия, мудрого кентавра Хирона; ну, а поскольку древней Греции не было вовсе, поэтому… Ивнинг что-то проспал дальше, но, помнится, именно благодаря гению Добрыни выходец из рязанского села архитектор Ленька Нутро, взявший при дворе Людовика Четырнадцатого псевдоним Ленотр, сумел измыслить такое прехитрое дело, как парк Версаль. Впрочем, это вполне могли быть две разных лекции: с Ивнинга, как с ведающего делами личной канцелярии императора, экзамен едва ли кто мог стребовать. А если стребует император — ну, что тогда, значит, придется все эти лекции выучить. Не первый раз уже.

Анатолий Маркович Ивнинг давно привык, что царь его регулярно карает, но от дел не отстраняет, ибо не любит новых лиц. А кто, как не Ивнинг, подал царю идею сделать обязательным для православных подданных империи соблюдение русских народных обычаев на праздники? Скажем, теперь в обязательном порядке под Крещение нужно собирать снег со стогов, дабы не абы как, а истинно благолепно отбеливать холсты. И никого не касается, что ближайший стог от тебя за сорок верст, и что холстов ты сроду не отбеливал, да и не собирался. А вот не ленись, доберись до стога, снегу собери — да когда будешь отбеливать холсты, его непременно используй. Когда ты их будешь отбеливать — твое дело. Но под Крещение — уж будь добр, найди стог да собери снег, и не забудь зарегистрировать его у крещенского инспектора Державствующей церкви. Не сделал — плати епитимью. Всего-то два империала в год, есть о чем разговаривать. Для казны идея оказалась золотая, а царь именно такие выше всего и ценил. И всегда помнил — чья идея.

Танковая колонна уверенно шла по лесотундре Великого Герцогства Коми, где невидимо для посторонних людей пролегала так называемая «Камаринская дорога». Чуть не год ушел у Ивнинга, чтобы разузнать ее и нанести, хотя бы приблизительно, на карту: сперва была путаница из-за того, что вообще-то на Руси «Камаринской дорогой» именовался путь на Золотую Орду, по-нынешнему — на Астраханскую губернию. Но подлинная «Камаринская», как установил еще в тридцатые годы все тот же Андрей Чихорич, существовала задолго до того, как появились на Руси первые татары, «прототатары» по-славянски. Нынешней осенью, во время празднования стопятидесятилетия изобретения папирос, Чихорич прямым текстом сказал о «тысячелетней камаринской», а если тысячелетняя, то какая же на Астрахань может быть Камаринская? Новгородские архивы, конечно, сильно погорели во время испанской оккупации сороковых годов (за что император все собирался стребовать долг с Испании, только вот все руки не доходили), однако не настолько, чтобы агенты Ивнинга, оформленные официально как «аспирантская рота» действительного тайного советника (то есть статского генерала!) академика Андрея Чихорича, вовсе не нашли следов. Россия — страна древняя, не Америка чай какая-нибудь: сколько доносов аспирантики нашли, тем доносам тысяча лет, на бересте написаны — а мер по ним все еще никаких не принято. Но в России меры свои, и время тоже свое, нельзя его мерить иначе, как только по-российски, пусть это и не самый простой на свете способ.

Так вот: Марфа-Посадница, в припадках ярости проклиная то Москву, то её поганого союзника, крымского хана, забыла отдать приказ о сожжении списков «печорской дани», которой Новгород в свое время мирно откупался от Киева. В списках же этих ясно стояло, что печорская меховая и рыбно-деликатесная дань складывалась исключительно из камаринских товаров, шедших с камаринской же дороги, пролегавшей южнее, от Волги мимо Новгорода на восток, к Чердыни — направляясь несколько северней оной, то есть, проще говоря, к Уральскому Междозубью, к единственному проходу через горы Северного Урала в Сибирь, не считая ледяного заполярного обходного пути, которым даже и теперь едва ли кто пользовался. Камаринская дорога упиралась куда-то в верховья Печоры, где — теоретически — процветал Императорский Печорский Заповедник, в давние годы облюбованный царем на будущее для большой псовой охоты. Но поскольку государственных дел всегда особенно много бывает у делового государя, то на охоту царь не поехал ни тогда, ни позже, и не только на Печору, а вообще никуда и никогда.

Ну, и чего после этого стоила хваленая советская картография? Все секретные аэрофотосъемки? Получалось так, что шпионская связь у предков с потомками на Руси как функционировала в прежние века хреново, так и теперь потомки предкам могут сказать свое низкое спасибо.

Спутниковое слежение подтвердило существование незримой дороги. Беря и название, и начало от старинного города Кимры, вела эта дорога, ни на каких планах не обозначенная, через Вологодскую и Пермскую губернии в Великое Герцогство Коми, и длиною была в тысячи верст, да и путников, притом исключительно пеших, с мешками, по ней передвигались тоже тысячи. Путники эти вели торговлю кое-какими культовыми мелочами, что Ивнинга совершенно не волновало — и благодаря этому, сам того не ведая, он оставался жив по сей день. Сунься он бороться с упомянутыми путниками, возьмись он выкорчевывать из русской земли «Кавелево семя», как попробовал в свое время митрополит Фотий — расцвели бы огненными шарами и его самолет, и поезд, и автомобиль, и, в конце концов, аквариум в его кабинете. Но Ивнинга интересовали не религиозные побрякушки, — потому как по вероисповеданию был он простой православный «голубой» с письменно отпущенным грехом голубизны, — а только царь, только недовенчанная царица, куда-то девшаяся, только недопривенчанный царевич, девшийся туда же, куда царица. Сектанты Российской Империи уважали чужие заскоки, если человек не лез в их дела, то и его не трогали. В чем и была неожиданная, никакими предикторами не предвещанная, сила Ивнинга.