Смертельные друзья - Ник Коулридж

– Через пару месяцев это было. У нас опустились руки, мы целыми днями плакали. Фабрику забросили. Но надо было решать, что делать с бизнесом дальше, и я отважилась взять его в свои руки. Это хороший, налаженный бизнес, жаль было продавать фирму. Я в ней работала уже пять лет. Итак, я пришла в офис отца, созвала народ и сообщила, что отныне буду руководить компаний.

Все были очень добры ко мне и старались поддержать. Видно, боялись, что мы продадим фирму. В общем, через несколько недель появился один швейцарец или немец от Бруно Фулгера.

– Не Гомбрич случайно?

– Да, кажется так. Адвокат. Очень сдержанный, ледяной какой-то.

– И чего же он хотел?

– Сказал, что компания Бруно Фулгера желает купить наш бизнес.

– Он объяснил, почему?

– Сказал только, что они услыхали, что фирма продается. И назвал цену. Очень высокую, гораздо выше реальной.

– Почему они это сделали? Фулгер не из тех, кто бросает деньги на ветер.

– Меня это тоже удивило. И, кажется, я поняла причину. Он хотел купить наше молчание или проверить мою реакцию на имя Бруно Фулгера, чтобы понять, что мне известно.

– И что же вы ответили?

– Я была предельно вежлива. Я выслушала все, что он предлагал, а потом сказала: извините – нет, не продается.

– А как вы прореагировали на то, что именно Бруно Фулгер пожелал приобрести вашу фирму?

– В присутствии этого адвоката я ничем себя не выдала, как будто это имя ничего мне не говорило.

– И Гомбрич ушел удовлетворенный. Если его задачей было прощупать вас, вы отлично выдержали экзамен.

– Уходя, он сказал одну вещь, которая меня поразила. Это было похоже на угрозу, хотя поняла я это гораздо позже. Мы стояли в входа на фабрику на автостоянке, и он предупредил меня: будьте, мол, осторожны, опасайтесь итальянских водителей, они такие бесшабашные. Я спросила, почему вдруг. Он холодно на меня посмотрел и ответил: «Хуже всех римские водители. Они так быстро ездят на своих белых машинах, ни один пешеход не может быть спокоен за свою жизнь». Именно так он сказал, в точности. И только позже я поняла смысл его слов. Видите ли, ни в одной газете не упоминалось, что папа был сбит белой машиной с римскими номерами. Так что он мог это знать либо потому, что ему сказали в полиции, либо потому, что он знал, кто сидел за рулем.

– И что – вы сообщили об этом в полицию?

– Я знаю, что должна была это сделать. Но, стыдно признаться, я ничего не сделала. Может быть, испугалась. У него в глазах было что-то такое… короче, я испугалась. И потом, что я могла сказать? Никаких улик у меня нет.

– Это вечная беда с Бруно Фулгером: никогда никаких улик.

Мы подъехали к Грейт Титчфилд-стрит, и я остановился возле оптового модного магазина. В витрине были выставлены безголовые манекены в бежевых блузках. Маручча сидела в машине, глядя себе под ноги.

– Извините, – сказала она. – Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Прежде чем я пойду на встречу с партнерами. Как подумаю о Бруно Фулгере, в бешенство прихожу. Такие люди, как он, сущее зло, и с ними ничего нельзя поделать. Ничто их не берет. В конце концов перестаешь даже пытаться.

– Я пытаюсь.

– Я знаю. Поэтому мне так грустно. Потому что, что бы вы ни сделали, ничего у вас не получится. Бруно это знает. Он даже знает то, что у вас в сердце. Так я думаю.

Она вышла из машины и, не оглядываясь, исчезла за дверями магазина.

Первой моей мыслью было поехать в Челси, в полицейский участок, и повторить там мой разговор с Маруччей. Она боялась полиции, а я нет.

Чем больше у меня будет информации против Бруно, тем лучше для меня. История, которую рассказала Маручча о том, как угрожал ей Гомбрич, и все эти слова насчет машин с римскими номерами наверняка произведут впечатление на старшего инспектора Баррета.

Где-то на середине пути моя отвага стала улетучиваться. Чем больше я над этим думал, тем более сложным казался мне мой план. Что, в сущности, я скажу? Что адвокат Фулгера туманно намекнул на возможность несчастного случая? Вряд ли на этом основании они тут же станут арестовывать Бруно Фулгера.

У меня была и другая причина избегать встречи с полицией. Я боялся, что, если покажусь там, они воспользуются случаем и снова меня задержат. Я был уверен, что до сих пор числюсь у Баррета в подозреваемых номер один. Маручча права: ничем не достанешь такого типа, как Фулгер.

Я вернулся к себе домой и уже на площадке услышал телефонный звонок. Я решил не брать трубку. Наверное, это Говард Тренч насчет машины.

Но телефон продолжал трезвонить, и я, чертыхаясь, снял трудку. – Это ты, Кит? – Звонила Салли. Голос ее звучал истерически.

– Салли? Что случилось?

Я сразу же подумал о Кэзи.

– Нечто ужасное! Я нашла конверт на коврике у двери, адресованный Кэзи. Кто-то подсунул его в дверную щель.

Она едва справлялась со словами.

– Успокойся, Салли. Не нервничай. Кэзи в порядке?

– В порядке, она рядом со мной, слава богу. Но Кит, этот конверт! На нем шарики и зверюшки, я думала, это приглашение на какой-нибудь праздник.

– И что же?

– Внутри оказалась записка, слова вырезаны и наклеены на бумагу.

– Что там написано?

– Я тебе прочитаю. Я получила это час назад. Везде тебя искала, – задыхаясь, говорила Салли.

– Что же там написано, Салли? Прочти спокойно.

– Тут сказано: «Кэзи. Твой папа задает слишком много вопросов. Мы знаем, с кем он говорил. Скажи ему, чтобы перестал, а то с тобой случится что-то плохое. Никому об этом не говори». Не подписано. Кит, что, черт побери, это значит? Что за вопросы ты задаешь? И что значит «случится что-то плохое»? Я этого не вынесу!

– Послушай, Салли. Я сейчас тебе ничего не могу объяснить, но я к вам немедленно приеду. Я буду у вас через четверть часа. А вы пока никуда не выходите и никому не открывайте. Слышишь – никому, кроме меня. Договорились?

Я бегом спустился с лестницы, не дожидаясь лифта, и бросился к машине. Если что-нибудь случится с Кэзи, я себе никогда не прощу. Я нажал на газ, обогнал автобус на повороте и поймал зеленую волну. Кто посмел втягивать в это дело мою дочь? Как они посмели? Руки у меня дрожали, и трудно было удерживать руль, костяшки пальцев побелели от напряжения. Я пытался успокоить Салли, но сам успокоиться не мог. Я знал, что эти люди могут зайти как угодно далеко. Они убили уже двоих, может быть, даже троих. Анна, Алессандро Мадзелли, Питер. И меня чуть не убили на крыше, я чудом спасся. А теперь взялись за Кэзи.

Я остановился возле дома. Салли смотрела из окна гостиной. Кэзи была с ней, стояла на валике дивана. Она помахала мне ручкой. Я прочел по ее губам: «Привет, папа!»

Салли отперла дверь, и я вошел. Пресловутое письмо лежало на столике в холле. Я осмотрел его, стараясь не очень трогать руками, хотя эти мерзавцы, конечно, позаботились, чтобы не оставить отпечатков пальцев.