Не будем проклинать изгнанье (Пути и судьбы русской эмиграции) - Вячеслав Костиков

Торги состоялись на Сергиев день, и усадьба вместе с постройками была куплена за 321 тыс. франков. Начался сбор пожертвований. Крупную сумму дал Эммануэль Людвигович Нобель, бывший управляющий предприятиями братьев Нобелей в России. После революции он внес немалый вклад в облегчение участи русских эмигрантов за границей. Но большая часть средств поступала незначительными суммами от эмигрантской массы: давали рабочие, казаки, интеллигенция. Много жертвователей было среди женщин - как правило, они приносили свои украшения. Существенную помощь оказал состоятельный эмигрант М. А. Гинзбург. Он дал церкви бессрочную и беспроцентную ссуду в 100 тыс. франков.

Ремонт и переоборудование деревянного дома в церковь длились всю зиму. В работах приняли участие многие неизвестные русские мастеровые из эмигрантов - плотники, столяры, кровельщики, маляры, резчики по дереву, живописцы. Художественную роспись храма безвозмездно сделал художник Дмитрий Семенович Стреллецкий. Были расписаны стены, своды, потолок. За образец взяли росписи древнерусских монастырей и церквей XVI века, главным образом Ферапонтова монастыря. Новый храм приобрел нарядный, торжественный вид.

Украшению вновь создаваемых храмов способствовало то, что за границей оказалось немало талантливых иконописцев, а со временем были созданы и русские иконописные мастерские. Они расписывали не только православные, но и католические церкви во Франции. В 1925 году любители иконописного творчества создали в Париже общество "Икона", которое внесло большой вклад в пропаганду древнерусского искусства за рубежом. Во главе общества стоял Владимир Павлович Рябушинский, затем Николай Иванович Исцеленов. Общество устраивало выставки русских икон. Написанные членами общества иконы расходились по всему миру.

Другой известный и дорогой для русской эмиграции храм при кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, построенный архитектором А. А. Бенуа, расписан самим архитектором и его женой М. Н. Бенуа. Церковь Серафима Саровского в Париже украшена иконами Ф. А. Федорова. Среди знатоков современной иконописи ценятся иконописные работы монаха Григория Круга. Он был учеником известных в эмиграции иконописцев Ю. Рейтингера и Ф. Федорова. Григорий Круг расписал церковь в Ванве, Трехсвятительское подворье в Париже, церковь при "Русском доме" в Монжероне, а также скит Святого Духа в лесу Коньер, где он длительное время проживал. Среди парижских антикваров иконы Г. Круга пользуются чрезвычайно высокой репутацией.

Нужно заметить попутно, что русские церкви, устроенные эмигрантами, вообще отличались хорошим убранством, что в значительной мере компенсировало неказистость самих построек, как правило, не носивших изначально храмового характера. Русские церкви обязаны этим прежде всего бескорыстию прихожан. Многие дарители, жившие в самых скромных материальных условиях, отдавали церквам ценные старинные иконы, утварь. Все это можно было бы выгодно продать парижским антикварам. Но верующие предпочитали отдать свое достояние на общую нужду и потребу.

Церковь Сергиевского подворья получила особенно богатые дары. Балерина А. М. Балашева пожертвовала большую древнюю икону Тихвинской Божией Матери. За счет средств, данных на украшение церкви- великой княгиней Марией Павловной *, у парижского антиквара были куплены русские царские врата XIV века. За счет даров торжественным получился многоярусный иконостас.

* Великая княгиня Мария Павловна пожертвовала на Сергиевское подворье 100 тыс. франков в память о своей тетке, великой княгине Елизавете Федоровне, "принявшей мученическую смерть в советской России".

Освещение храма выпало на Прощеное воскресенье. Перед началом Божественной литургии митрополит Евлогий произнес благодарственное слово всем, кто помог в устроении этого подворья:

"Низкий поклон мой в этом святом месте всем, кто принес сюда свои трудовые жертвы, и особенно трогательны лепты бедняков, рабочих, бедных женщин, которые жертвовали свои последние серьги, кольца, желая остаться неизвестными. Да воздаст Господь всем добрым жертвователям сторицею. Не перестанет возноситься о них горячая молитва под освященною сенью этого храма. И не о них только, а обо всех русских людях, труждающихся и обремененных, в отечестве и в рассеянии и в скорбях сущих, и, наконец, о мире всего мира, о благосостоянии святых Божиих Церквей и о соединении всех здесь Господу помолимся. Аминь" 11.

Сергиевское подворье стало одним из центров русской эмиграции и прежде всего центром русской благотворительности. Здесь работали благотворительная столовая, амбулатория для бедняков. Большая часть средств собиралась "сестрами", но благотворительному делу подсоблял и небольшой свечной заводик, устроенный радением церковного старосты П. А. Вахрушева. Заводик снабжал восковыми свечами все церкви епархии.

Здесь же, при Сергиевском подворье, вскоре была создана единственная русская богословская школа за границей - Богословский институт 12. Большую роль в создании этого учебного заведения сыграли русские богословы А. В. Карташев, В. В. Зеньковский, С. С. Безобразов. В качестве преподавателей были приглашены жившие в то время в Праге известные русские религиозные мыслители отец Сергий Булгаков и Г. В. Флоровский.

Со временем Богословский институт в Париже собрал цвет русских религиозных мыслителей, историков русской церкви и русской христианской философии. На Сергиевском подворье в разное время работали авторы известнейших богословских трудов: А. В. Карташев ("Очерк по истории русской церкви", "Воссоздание Святой Руси", "Вселенские соборы"), отец Сергий Булгаков ("Православие", "Карл Маркс как религиозный тип", "Икона и иконопочитание"), В. В. Зеньковский ("Русские мыслители и Европа", "История русской философии", "Основы христианской философии"), Г. В. Флоровский ("Пути русского богословия"), С. Л. Франк ("Духовные основы общества", "Непостижимое", "Свет во тьме", "С нами Бог"), архиепископ Киприан ("Евхаристия", "Патрология IV века"), С. С. Безобразов ("Христос и первое христианское поколение", "Царство Кесаря перед судом Нового завета"), В. Н. Ильин ("Мистицизм и мистерия", "Шесть дней творения"), Г. П. Федотов ("Святые Древней Руси", "Св. Филипп, митрополит Московский"), Н. С. Арсеньев ("Безбрежное сияние").

В первый же год в институт были приняты десять студентов. Все в этом необычном учебном заведении было скромно, почти бедно: аудитории, трапезная, дортуар. Главное внимание уделялось не внешнему, а учебе, воспитанию внутреннего мира. Распорядок был строгим, с обязательным ежедневным посещением церковных служб. Да и сами богослужения в Сергиевском подворье отличались строгостью церковного стиля, скрупулезностью соблюдения чина русской православной службы. Даже во время трапезы воспитанникам читались жития святых. Жизнь Богословского института напоминала монашескую. Инспектором института на первых порах стал епископ Вениамин, приглашенный митрополитом Евлогием из Сербии.

Отец Сергий Булгаков занял в институте кафедру догматического богословия. В начале своей научной карьеры С. Булгаков интересовался марксизмом и преподавал политическую экономию в Киевском политехническом институте. Сан священника принял не без влияния своего близкого друга отца Павла Флоренского. Известен замечательный двойной портрет этих двух религиозных философов кисти великого русского художника М. Нестерова. Характерно, что двойной портрет ("Философы") написан в 1917 году, в роковую годину русской истории.

Курс патрологии читал Г. В. Флоровский. Первые годы эмиграции он провел в Праге и в Париж приехал по рекомендации С. Булгакова. Священничество принял лишь в 1931 году.

Философию в Богословском институте читал профессор В. В. Зеньковский. В эмиграции его широко знали как председателя Русского христианского студенческого движения. Историю западных исповеданий вел Г. П. Федотов, Б. П. Вышеславцев - нравственное богословие, В. Н. Ильин - литургику и философию, П. Е. Ковалевский - древние языки.

Состав студентов был весьма пестрым и резко отличался от подобных учебных заведений в дореволюционной России, куда слушателей принимали уже после окончания духовных семинарий. Учитывая сложность условий, от поступавших не требовали даже дипломов об окончании средней школы. Главными критериями отбора были глубина веры, желание служить духовному спасению русской эмиграции. Большинство принятых прошли трудный путь, испытали и лишения, и удары судьбы. Вероятно, в силу этого аскетический, монашеский чин жизни в Богословском институте воспринимался ими безропотно.

За 11 лет существования институт окончили 133 человека. Пятьдесят два из них были рукоположены в сан священника. Многие из выпускников вели подвижнический образ жизни в маленьких, отдаленных от столицы приходах. Священничество в эмиграции не давало достаточных средств для существования, и многие из приходских священников работали на фабриках и заводах и только по субботам и воскресеньям исполняли свои пастырские обязанности.