Сын герцога - Людмила Музыка

– Я жив,– произнес Джай, заметив его изучающий взгляд (пока того не посетила «замечательная» мысль – еще и осмотреть несуществующие повязки).

Лиам улыбнулся в ответ, а потом вопросительно посмотрел на Шеони.

– Это подарок рэма Баора,– объяснил сын. Если его ответ и удивил степняка, то он не подал виду. Только кивнул Хору, чтобы тот подвел лошадь Джая.

Наблюдавший эту картину Райн сдавленно хмыкнул (сын герцога стоял к нему достаточно близко, чтобы услышать это). Но уже через мгновение оказалось, что главное представление на этот день было еще впереди. А устроил его, как это ни странно, Лар.

Прежде чем Джай перехватил поводья, эльф подошел к нему этой своей стремительной и совершенно неслышной походкой (словно подкрался), а потом опустился перед юношей на колено и протянул ему его гайны. Он проделал это движение легко и быстро, словно Лар оттачивал это движение годами (впрочем, разве не так было на самом деле?). Вот его колено мягко толкнулось в дорожную пыль. Спина, как и полагалось, выпрямилась, а руки поднялись на строго необходимую высоту. Он наклонил голову так, чтобы видеть только носки сапог стоявшего перед ним лорда. Вся его поза выражала абсолютную покорность и готовность выполнить любой приказ. Как и полагалось рабу приветствовать хозяина.

Джай почувствовал себя униженным, как никогда. Но он прекрасно понимал, что любое произнесенное им слово или поступок, только еще раз убедят Лара в его правоте. И только поэтому ему удалось сдержаться.

Юноша не сразу заметил, как дрожали руки Лара, и вовсе не под тяжестью его клинков. Но стоило Джаю осознать это, как чужие эмоции захлестнули его (проклятый поводок, наконец, дал о себе знать). Его просто накрыло волной испепеляющей ярости эльфа. Тот был взбешен и практически ничего не видел перед собой – весь мир для него окрасился в багровые и алые тона, среди которых черным пятном выделялась только одна фигура – его хозяин.

Джай понимал, почему злился Лар. Ведь он сам разрушил разделявший их сознания барьер, отдал ему прямой приказ, ясно указав ему на его положение. И пусть при этом юноша думал только о том, чтобы не потащить эльфа за собой. Это ничего не меняло. Потому что истинно свободный определяет не только свою жизнь, но и свою смерть. А он в очередной раз напомнил эльфу что у него нет такого права (вернее Лар воспринял его поступок именно так). Поэтому эльф стал вести себя соответственно своему положению – так, как он умел (его очень долго этому учили – и кому как не Джаю было знать об этом). Ведь бунтовать можно было даже так – на коленях и с низко опущенной головой.

Стараясь разобраться в хаосе чужих эмоций, Джай неожиданно понял, что как это ни странно, Лар вовсе не ненавидел его. Эльф злился, чувствовал себя униженным, оскорбленным до глубины души, но все-таки не ненавидел. И осознание этого придало сыну герцога сил. Настолько, что он даже смог вырваться из плена чужих воспоминаний, мысленно отгородившись от них. Джай знал, что теперь ему придется долго восстанавливать барьер, но первые кирпичики в него были уже заложены. Сейчас главным было восстановить хрупкие нити взаимного понимания, протянувшиеся между ним и эльфом за прошедшие два года. Он забрал у Лара гайны, а когда тот, как и полагалось, замер на месте, ожидая разрешения подняться, Джай сказал ему только одно слово (то, которое должен был сказать):

– Прости.

Сын герцога произнес его очень тихо. Но Лар услышал его (не мог не услышать), и вздрогнул, как от пощечины. Он поднял голову и посмотрел Джаю в глаза. А потом медленно поднялся и побрел к своей лошади. Молодой лорд чувствовал, что эльф все еще злился на него, но на этот раз к алым всполохам его гнева примешивались легкая растерянность и почему-то едва ощутимые нотки стыда. Похоже, Лар уже и сам пожалел об устроенном представлении.

Впрочем, стыдно было не только ему. Джай, надевая перевязи гайнов, тоже старался не смотреть по сторонам. И в этот момент ему было очень трудно сохранить бесстрастное выражение лица. Потому что все присутствующие смотрели только на него. Даже не на злополучного эльфа, устроившего это представление, а именно на него… и юноше нестерпимо захотелось надавать Лару хороших оплеух. Тот и отошел-то еще совсем недалеко… Но, наверное, именно потому, что Лар находился от него всего в двух шагах, сын герцога смог расслышать (можно сказать – чужими ушами), как Райн тихо произнес:

– Жаль, что этого не видел Асиэль.

Вот теперь настроение Джая испортилось уже окончательно. Не хватало ему еще ссор с местными эльфами (имя, которое упомянул Райн, было явно эльфийским).

Хор, наконец, подвел его лошадь, и Джай нетерпеливо забрал поводья из его рук, мельком взглянув на мальчишку. Ему хватило беглого взгляда, чтобы увидеть насколько осунулся Хор. В дороге, когда Джай видел его каждый день, это не так бросалось в глаза. Но теперь юноша отчетливо видел, что с мальчишкой было что-то не так. Он был бледен и казался измученным. И дело было вовсе не физической усталости (хотя посещение Шааз далось мальчишке очень тяжело), а в чем-то еще. Дав себе зарок поговорить с Хором на первом же привале, Джай кивнул ему на Шеони:

– Присмотри за ней.

Ну не воинов же ему было просить позаботиться о его ат-тани? И он не был уверен в том, что сможет самостоятельно удержать девчонку в седле. Поэтому молодой степняк показался ему лучшим вариантом.

Впрочем, Хор сразу же согласно кивнул в ответ с таким видом, словно других кандидатур «присмотреть» за девчонкой не просто не было, а в принципе не могло быть. Он посадил Шеони впереди себя – и она тут же судорожно схватилась за луку седла (чувствовалось, что на лошадь она села впервые). Но Хор так ловко перехватил поводья, устроившись позади нее, что Джай сразу же перестал за нее беспокоиться.

Сын герцога оглянулся на Райна и сказал:

– Мы можем отправляться.

Но ответить посланник хагана не успел, потому что из боковой улочки выехал еще один всадник. В котором Джай с удивлением узнал Натаэля. Они обменялись короткими кивками, и эльф произнес:

– Мне нужно попасть в Итиль Шер. Вы разрешите мне присоединиться к вашему отряду?

Джай согласно кивнул в ответ. Разве он мог отказать ему в такой пустяковой просьбе после того, как тот спас ему жизнь?

– Мои люди готовы, тэм Райн,– сказал молодой лорд, снова поворачиваясь к степняку.– Теперь мы можем ехать?

– Конечно, рэм Джай,– неожиданно расхохотался посланник хагана и дернул поводья своего коня, заставляя того тронуться с места.

Из Караша они выбирались долго. Большому отряду было трудно передвигаться по извилистым улочкам. Поэтому наружную стену они увидели только часа через три. А для Джая эти три часа были особенно долгими. Ему приходилось все время придерживать лошадь, которая и так двигалась практически шагом. И только когда проходные ворота, наконец, оказались у него за спиной, юноша смог облегченно вздохнуть. Он оглянулся на город, с которым у него было связано слишком много неприятных воспоминаний, и подумал о том, что больше никогда не захочет увидеть Караш.