Кровавый снег декабря - Евгений Васильевич Шалашов

— Пыль! — ответил Николай, отнимая от глаза окуляр. — И много. Значит, скоро они будут здесь. Давайте-ка, господа, чтобы мишени не изображать, — во-он за те деревья. И без команды не стрелять!

Скоро тучу пыли можно уже было рассмотреть безо всякой подзорной трубы. И даже услышать барабанную дробь и звук батальонной флейты.

Штабс-капитан уже прикинул первую точку, с которой должны поравняться мятежные солдаты. Эх, было бы у него чуть больше людей, разместил бы цепи не поперёк дороги, а вдоль. Тогда бы можно понастрелять гораздо больше! А тут следовало рассчитывать лишь на то, что противник отступит. О разгроме и думать не приходилось.

Клеопин ещё разок «прикинул»: а где у нас будет четыреста шагов? Чтобы удостовериться, посмотрел в подзорную трубу. И тут увидел, что впереди войска плещется на ветру… белый флаг.

— Юнкер, — подозвал он заместителя. — Вы что видите?

Сумароков, приникнув к окуляру, растерянно подтвердил.

— К чему бы это? — размыслил вслух штабс-капитан.

— Сдаваться хотят! — уверенно предположил приблизившийся городничий, услышавший разговор. Потом высказался менее оптимистично. — Или нам сдаваться предложат.

— Есть и третье, — вздохнул штабс-капитан. — Военная хитрость. Предложат переговоры, а потом возьмут и… нас возьмут.

— И что же делать будем? — озабоченно спросил городничий, поглядывая на штабс-капитана. — Откроем огонь?

— Есть единственный способ, — решил Клеопин. — Идти к ним и узнать всё на месте. Господа, кто пойдёт со мной?

— Нет, господин штабс-капитан, — твёрдо заявил вдруг юнкер. — Вам идти нельзя. Если ловушка, то вы пропадёте. А без вас…

— Правильно, — поддержал юношу городничий. — Вам, господин штабс-капитан, никак нельзя-с.

— Я пойду, — решительно заявил Сумароков. — Пойду один. Если что, господин штабс-капитан, отпишите моей маменьке, в город Романов Ярославской губернии…

— Хорошо, — согласился Николай с решением. — Когда подойдёте, спросите, что они хотят. Если нам предложат сдаться, то всё по плану. Ежели, дай-то Бог, они сдаваться хотят, то пусть офицеры подойдут сюда, к нам! Да, господин фельдфебель, найдите юнкеру какую-нибудь белую тряпку…

Юнкер, держа в руках палку с белым флагом (чьей-то нижней рубахой!), пошёл на сближение с мятежниками, остановившись там, где указал ему Клеопин, — у двух кривых берёзок. От стрелковой цепи их отделяло четыреста пятьдесят шагов…

Встреча состоялась. Можно было бы понаблюдать и без подзорной трубы, но Николай почти что втискивал окуляр в глазницу, пытаясь по выражению лица понять: что там сейчас происходит?

К юнкеру подъехал верховой офицер в мундире армейской пехоты. Видимо, командир батальона. Спешился, о чём-то заговорил. Потом подошёл ещё один, армеец помоложе, в пенсне. Вот командир отдаёт поводья солдату, а сам вместе с другим офицером пошёл с юнкером сюда… Что ж, можно идти на переговоры.

— Максим Александрович, — обратился Клеопин к фельдфебелю, именуя того не по званию, а по имени-отчеству. — Встреть гостей да сюда их и приведи.

— Слушаюсь, — резво козырнул фельдфебель, довольный таким обращением.

Парламентёры подошли. Немолодой, за сорок, штаб-офицер, грудь которого была украшена орденами Святого Владимира с бантом, Святой Анны, «Кульмским» крестом и медалями «За взятие Парижа» и «В память войны 1812 года» первым отдал честь младшему по званию и представился:

— Подполковник Беляев, командир третьего батальона тринадцатого Белозерского пехотного полка.

— Поручик Мэров, названного полка командир роты, — козырнул второй офицер, помоложе и наград не имевший.

— Лейб-гвардии егерского полка штабс-капитан Клеопин, командующий партизанским отрядом, — представился Николай, пожалевший о том, что не обзавёлся копией собственного «Владимира», потерявшегося где-то в Петропавловской крепости. — Итак, о чём пойдёт речь?

— Мы, господин штабс-капитан, желаем присоединиться к вашему отряду, чтобы сражаться с мятежниками, узурпировавшими власть, — твёрдо сказал подполковник. — Часть нашего полка погибла в Польше. Мой батальон базировался в Новгороде. Новгородский гарнизон капитулировал перед мятежниками, а нас направили в Санкт-Петербург. Сразу по прибытии получили приказ от так называемого военного министра — выступить для уничтожения партизан и ликвидации мятежного гарнизона в Тихвине. Ещё по пути в столицу мы решили, что драться на стороне мятежников не станем. Ну, а по дороге узнали о вас и о вашем отряде.

— На каких условиях хотите присоединиться? — поинтересовался Клеопин. — Вы — заслуженный офицер. Да и людей у вас больше.

— Я, господин штабс-капитан, — улыбнулся подполковник, — командовать не особенно люблю. Предпочитаю иметь над собой начальника и исполнять его распоряжения. Кроме того, о партизанской войне имею весьма, скажу так, смутное представление. Мы — белозерцы, в войну с Наполеоном всё больше на передовой были. Так что — готов признать над собой ваше командование и вместе со своими офицерами поступаю в ваше распоряжение…

— Благодарю, — только и ответил штабс-капитан. А про себя подумал: «А на хрена нам, теперь, спрашивается, отступать? Пожалуй, теперь можно и в Тихвине остаться!»

ГЛАВА ВТОРАЯ

АУДИЕНЦИЯ

К юнкеру Сумарокову, занимавшемуся с нижними чинами гарнизонной команды премудростями копания траншей, подбежал дневальный и бойко прокричал:

— Ваше благородие, владыка к себе в келью кличет. Просит прийти тотчас и безотлагательно!

«Интересно! — подумал про себя юнкер. — И тотчас, да ещё и безотлагательно!» Но отказываться от приглашения Сумароков не рискнул, угадывая в отце игумене недюжинную волю и манеры, сближавшие монаха с их корпусным начальником. Оставив солдат на попечение унтера, Николай быстро привёл себя в порядок и пошёл во владычный корпус. Но, к своему удивлению, застал в келии не только владыку, но и всех офицеров отряда или, по нынешним реалиям, гарнизона.

— Юнкер, — обратился к нему штабс-капитан.