Замок Фрюденхольм - Ганс Шерфиг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не сезон, — сказал владелец кабачка. — Теперь, когда нельзя ездить на автомобилях, сюда в это время года никто и не заглядывает.
Хансен и Тюгесен приехали на автомобиле. Если нельзя согреть комнаты, они согласны спать в холодных. Но ведь это королевский, привилегированный кабачок, в котором всегда останавливались путешественники.
Да, кабачок и привилегированный, и исторический, он существует со времен хевдингов Гёнге. Но сейчас не туристских! сезон, снег глубоким покровом одел всю Южную Зеландию. А если по карточкам почти не выдают топлива, то как же согреть комнаты? Да в комнатах и печей-то нет.
— А нельзя ли пока получить пива и по рюмке водки?
— Водка по карточкам, — объяснил хозяин. — А пиво подается только вместе с горячей пищей.
— Мы очень хотим съесть что-нибудь горячее, — сказал Тюгесен.
— Это не так-то просто. Меню в это время года не очень разнообразно.
— А что у вас есть?
— Собственно, ничего.
— Что за кабак, черт возьми! Чем же вы тут живете?
— Сейчас не сезон. Но мы можем дать вам копченый окорок и яичницу, если хотите.
— Да, пожалуйста. Давайте, ради бога, ветчину и яичницу! — в один голос вскричали сыщики.
В кабачке было довольно холодно. Вошла сердитая прислуга, положила торфу в печь, с шумом захлопнув дверцу, но теплее от этого не стало. В ожидании ветчины сыщики сидели за столиком в пальто.
Хозяин постелил маленькую влажную скатерть на стол, поставил стаканы и тарелки.
— У вас есть продовольственные талоны?
— Да, конечно.
— Мне нужны также талоны на мыло, если вы будете ночевать. Для простынь и полотенец.
— Вы их получите.
Хозяин не отходил и рассматривал гостей подозрительными глазами.
— Так вы говорите, что вы коммивояжеры? Что вы продаете?
— Я — галантерейные товары, — быстро ответил Тюгесен, — а мой коллега — игрушки. Должен вам сказать, что он обожает детей. Может быть, хотите что-нибудь купить?
— Нет. Но мне кажется, что вы оба очень смахиваете на полицейских.
— Почему вам это кажется?
— Хорошо знаю этих типов. Четыре года назад, когда владельца Фрюденхольма задушили в постели, у нас тоже жили сыщики. Есть в них что-то общее, их сразу узнаешь.
— Где же наша ветчина? — спросил Хансен.
— Ее еще нужно поджарить! Не будете же вы есть сырую?
Мороз разрисовал окна, на обоях проступали темные пятна сырости. Бильярдный стол был предусмотрительно покрыт простыней. Большая картина изображала Свена Гёнге, вдвоем с помощником он вез на санях убитого оленя. Торф дымился в печке, не давая тепла. Сыщики терпеливо ждали, не снимая пальто.
Неужели всего четыре года назад вся страна говорила об убийстве Скьерн-Свенсена? Много воды утекло с тех пор. И здесь вокруг Фрюденхольма многое изменилось. В замке поселился настоящий граф, восстановив всю пышность и великолепие ушедших времен и окружив себя телохранителями. Фрюденхольм занял почетное место в стране. Он стал как бы маленьким королевским двором, где встречаются великие люди и принимаются исторические решения. Здесь ведутся переговоры с другими странами. Знаменитые иностранные генералы бывают в замке. Иногда здесь бывает и фюрер партии из Боврупа. Для него граф Розенкоп-Фрюденскьоль велел соорудить специальное кресло с драконом; оно было сделано таким образом, чтоб фюрер не свалился, когда у него начинала кружиться голова от выпитого пива.
Сыщиков в это историческое место привели не какие-либо великие дела, а день рождения. Они проделали длинный путь из Копенгагена, преодолевали снежные заносы, холод, мирились с сырыми постелями и пересоленной ветчиной только потому, что маленькому веснушчатому мальчику исполнилось три года.
Ветчина действительно была очень солона. Нельзя ли получить еще бутылочку пива? И еще по рюмочке водки? Водки можно дать еще, но пиво выдается только по бутылке на человека, если клиенты не постоянные посетители кабачка.
— А что можно еще выпить?
— Фюнской малаги.
— Хорошо.
Нужно же как-то убить время. Сыщики не хотели уходить из кабачка до темноты. Они сидели за полбутылкой фюнской малаги, от каждого глотка которой их бросало в дрожь, и ждали.
Завтра сыну Йоханны и Оскара, Вилли, исполняется три года. Полицейские знали по опыту, что отцы, живущие нелегально, склонны в день рождения своих детей появляться дома. Это психологическое наблюдение не раз давало хорошие плоды. они надеялись поймать Оскара, сыграть на его отцовских чувствах.
Никаких обвинений против Оскара не имелось. Но юридические формальности были соблюдены. Сыщиков снабдили документом за подписью министра юстиции Ранэ:
«Письмо 16391, журнал 5. К. 1941, № 1693. В связи с параграфом 2 закона № 349 от 22 августа 1941 года о запрещении коммунистических союзов и коммунистической деятельности настоящим постановляется: рабочий молочного завода Оскар Поульсен, родившийся 22 ноября 1920 г. в Копенгагене, дающий своим поведением особые основания для предположения, что он будет принимать участие в коммунистической деятельности или агитации, подлежит аресту силами полицейских, каковая мера вызвана соображениями государственной безопасности и взаимоотношении с иностранными государствами».
Хансен и Тюгесен и были этими «полицейскими силами». Когда стемнело, они покинули исторический кабачок и отправились в разведку, чтобы подготовить на завтрашний день наблюдение за квартирой Йоханны Поульсен. Они были знакомы с местностью и знали, откуда лучше всего наблюдать за желтым домом возле молочного завода. Перед самым закрытием сержант Тюгесен попытался уговорить продавца в магазине продать ему полбутылки водки, но тот ответил, что водка продается только постоянным покупателям. Замерзшие и жаждущие выпить, брели сыщики через затемненный поселок.
В одной половине желтого дома слышалось радио. В другой, где жила Йоханна, было тихо. Сыщики прокрались во двор к помойному ведру. Опытной рукой Хансен порылся в нем. Среди картофельных очисток, костей и кофейной гущи он нашел смятый конверт и несколько обрывков исписанной бумаги. Полиция выполняет свой долг в трудное для страны время. Решать поставленные задачи, от которых зависела безопасность государства, было не только служебной обязанностью, но делом, которому сыщики отдавались всей душой.
Они возвращались в кабачок со своей добычей. Снег хрустел под галошами. Из маленького домика вышла старая женщина и закричала в темноту:
— Мансе! Мансе! Идешь ли ты домой, негодяй? — Сыщики прислушались.
— Не идет, — жаловалась женщина, — такой беспутный!
Из дома донесся мужской голос:
— Оставь его, Эмма! Это бесполезно. Ты только простудишься.
В другом доме слышалась перебранка. За затемненными окнами жизнь шла своим чередом. У магазина молодой человек накачивал велосипедные шины, он окинул взглядом двух незнакомцев. Автомобиль с сильными фарами на секунду осветил дорогу и повернул на аллею Фрюденхольма. Из замка струился свет. Там окон не затемняли.
— Ну, ходили торговать? — спросил хозяин.
— Нет. Торговать пойдем завтра. Можно завтра в семь утра выпить кофе?
— Не знаю, согреется ли плита к тому времени. Торговец и пивовар открывают только в восемь, куда же вам спешить? Желаете выпить перед сном?
Им подали настой из шиповника и фюнскую малагу, что их несколько согрело после прогулки. Завтра будет трудный день. Они пораньше легли спать.
Оскар Поульсен не пришел домой в день рождения сына. Его дом был под наблюдением с восьми часов утра до поздней ночи. Сыщики сменяли друг друга. Они сделали интересное открытие, которое позже, возможно, будет использовано. Но Поульсена не видели.
Вместе они написали отчет:
«…Наблюдение за квартирой фру Поульсен началось 5 марта 1942 года с 20.30. Около квартиры в помойном ведре мы нашли конверт и обрывки письма. На конверте адрес фру Поульсен, письмо отправлено из Брёндерслева 28 февраля 1942 г. Матильдой Хольм — матерью Йоханны Поульсен, проживающей на Баккевей, 41. Обрывки письма мы сложили и прочли. Приводим только имеющий значение текст: «…А мужу твоему, когда ты его снова встретишь, скажи, чтобы он не лез на рожон, но со смиренным сердцем сознался в своих грехах перед властями и принял наказание. В священном писании сказано, что каждый человек должен подчиняться старшим, ибо нет власти аще же не от бога, и тот, кто ставит себя выше властей, идет против бога. Когда он придет ко мне, я, конечно, не закрою перед ним дверь и сама скажу ему все это…»
Конверт и письмо прилагаются.
Продолжение 6 марта 1942 года.
Наблюдение за квартирой фру Поульсен начали в восемь часов утра, но ее, по-видимому, не было дома. В 11.45 она приехала на велосипеде с ребенком, очевидно сыном. Известно, что по утрам она работает на молочном заводе, а сына на это время отводит к фру Маргрете Ольсен, жене арестованного рабочего Мартина Ольсена, живущей в доме, принадлежащем хуторянину Енсу Ольсену. В 13.15 фру Ольсен снова вышла с сыном и поехала на велосипеде в кооператив, а оттуда в пекарню. Вернулась в 14.15. В 15.00 фру Маргрета Ольсен со своими четырьмя детьми пришла в квартиру фру Поульсен, где оставалась до 17.30. В 20.30 приехал на велосипеде мужчина, опознанный нами как приказчик из магазина, Эвальд Готфред Вимосе, проживающий у хуторянина Карла Отто Фредериксена. Он не поставил велосипед около дома, а спрятал в кустах позади молочного завода и затем открыл дверь в квартиру Поульсен своим ключом. Несмотря на затемнение, в квартире фру Поульсен можно было видеть свет. В 22.15 свет потушили. Поскольку Эвальд Вимосе в два часа ночи еще не вышел, наблюдение было прекращено».