Вторжение - Сергей Ченнык

Хорошо, посмотрим на проблему с другой стороны, взглядом противника. Может быть, действительно, к берегам Крыма шла такая армада, сопротивление которой было невозможно, и всё, что оставалось русским, это по рубежам отходить к Севастополю, загонять флот в бухты и героически в течение года умирать на бастионах? И потому союзники совершенно не опасались действий со стороны русских, действуя будто пребывая в абсолютной уверенности в своей полной безнаказанности.

Но союзники оказались не теми, кто смог правильно оценить ситуацию. Иногда кажется, что на их стороне просто была удача, ибо ошибок у них едва ли не больше чем у Меншикова. Сначала затягивается морской переход, хотя, казалось, все спланировано и учтено. С этим трудно не согласиться. Тем более что об этом в один голос говорят не только оппоненты современной государственно утвержденной российской военно-морской мысли, но и ее апологеты.

«Десантный отряд первого эшелона в составе 54 французских парусных судов в течение трех суток находился в море без охранения и хода, ожидая прибытия из Варны английских судов с главными силами. Однако этот благоприятный момент, как и многие другие, не был использован русским командованием для атаки противника».{1060}

Оказалось, что штабы союзников на деле не во всем достаточно предусмотрительны и рассудительны: изначально тщательно рассчитанная система при ее практическом исполнении начала давать сбои по причине заорганизованности.

«Посадка войск на транспорты в Варне, переход судов морем и высадка десанта на берег проходили крайне неорганизованно. Силы высадки на переход морем не обеспечивались разведкой, а иногда и охранением. Связи между отдельными отрядами транспортов, растянувшимися на много миль, не было».{1061}

У французов планирование на голову выше, но нерешительность Мартенпре и амбиции Сент-Арно по отношению к определению места высадки могли сорвать всё. Действительно, французские адмиралы в отличие от союзников не страдали массовым энтузиазмом. Если верить князю В.И. Васильчикову, то «…несмотря на массу торговых судов, зафрахтованных для перевозки тяжестей, флоту приходилось перевозить самим массу войск, артиллерии и лошадей, которые, загромождая все палубы боевых судов, почти не давали им возможность принять бой, если бы Русский флот несмотря на свое несовершенство решился их атаковать. Поэтому они решительно восстали против проекта высадки и объявили, что при таких условиях не поведут флотов своих к берегам Крыма. Категорическое повеление французского императора прекратило несогласие властей: высадка была решена, флоты поплыли к Крымским берегам несмотря на позднее время года, всегда неблагоприятное для плавания по Черному морю».{1062} Многие сходятся к мнению, что если бы хорошая погода продержалась на сутки меньше, все могло кончиться полной неудачей: «…В общем, как в армии, так и на флоте выявилась слабая готовность к войне».{1063}

Виктор Иларионович уж слишком преувеличил про отсутствие желания воевать у французов, но императору действительно пришлось вмешаться, чтобы положить конец постоянным противоречиям Сент-Арно с английским командованием.

Эти самые просчеты, споры и вынужденные задержки делали возможную встречу в море с русскими кораблями роковой. Пожалуй, нет ни единого военно-морского историка, кто не говорил бы об этом.

«И, наконец, самое удивительное — это план, выработанный союзниками для перевозки войск. Вместо того чтобы заблокировать русский флот в Севастополе и тем обезопасить переход транспортов с войсками, они решили только прикрыть их конвоем из военных судов. Конечно, эта роль выпала лишь на долю английских кораблей, так как французские были битком набиты войсками. Не было даже организовано наблюдение за стоявшим в гавани неприятельским флотом. Странным кажется то, что старшие флагманы остались на парусных линейных кораблях, между тем как младшие находились на винтовых судах. Столь же фантастичен, как переход морем, был и план десантирования: предполагалось высадить сразу 30 000 человек, без палаток, всего с несколькими батареями артиллерии и небольшим количеством припасов несмотря на то, что у западного берега Крыма часто бывал довольно сильный прибой».{1064}

Кажется, союзные адмиралы, уже выйдя в море, когда пар в машинах был разведен, а паруса наполнены попутным ветром, вдруг почувствовали странное чувство близкого самоубийства. Страх атаки русского флота витал в головах англо-французского командования и щекотал их нервы. Для адмиралов Франции даже спустя много лет эта операция продолжала оставаться безумной авантюрой. По их мнению, даже мощный эскорт не исключал атаки парусных кораблей, более эффективных в нападении, чем паровые корабли в обороне. А для сухопутных генералов сама идея необходимости пересечения на кораблях Черного моря, даже когда обороняющийся располагал лишь парусным линейным флотом, вызывала недовольство.{1065}

Барон Базанкур был не менее остальных удивлен, что операция по доставке союзного десанта в Крым была проигнорирована русскими.

«Экспедиция началась при самых счастливых предзнаменованиях. Флот произвел 14 сентября высадку союзной армии у старого форта, не испытав никакого сопротивления; но все время его движения к месту высадки не было сделано никакой угрожающей попытки со стороны русского флота. Между тем этот последний, выйдя из порта в полной готовности к бою, имел бы огромное преимущество в свободе движений над флотом союзников, движения которого были стеснены 60 тысячами солдат, загромождавших палубы и батареи большей части судов».

Не менее счастлив и будущий адмирал Эдвард Брюс Хемли, понимавший, что если бы русские использовали возможность атаки десанта на переходе, то, хотя и ценой собственных потерь, могли бы нанести «огромное опустощение транспортам и войскам».{1066}

Русские исследователи всячески старались придумать оправдания этой пассивности. Например, Д. Лихачёв в своей статье «Очерк действий Черноморского флота в 1853–1854 годах», опубликованной в журнале «Военный Сборник» в 1902 г., утверждает, что на транспортных и боевых кораблях союзников было не более чем по 500 чел.{1067} Комментировать не имеет смысла.

Это был еще один шанс, но и его не использовали русские командиры. Еще один, но не последний. Следующий шанс относился к высадке, и мы до него еще дойдем.

Союзники напоминали робкого мелкого пакостника, который и хочет сделать свою пакость, но мнется на месте, явно опасаясь угрозы ответного действия. В то же время русское командование, казалось, махнуло рукой на угрозу, оставив все на волю Бога (погоду, политику, холеру и проч.).

Героями англо-французские конкистадоры не были, они хотели просто быть живыми и потому страшились любого противодействия со стороны русского флота. И совсем слабым его в отличие от русского императора не считали. И совсем не как князь Меншиков знали, что командуют им не робкие турецкие адмиралы, а люди умелые и решительные, для которых показать зубы — дело элементарное. И то, что плевать русским, что корабли у них технически устаревшие, ведь на них тоже есть пушки, а значит, и на этих кораблях можно драться, тоже знали. Ведь 30-ти лет не прошло, как некоторые французские и английские адмиралы и старшие офицеры еще лейтенантами вместе с лейтенантами российского флота Корниловым, Нахимовым и Истоминым вместе громили турецко-египетскую эскадру при Наварине.[184] Английские и французские морские командиры осознавали, что не выветрился лазаревский дух, еще в строю легендарный «Азов», дравшийся одновременно с пятью турецкими кораблями. Но воля императора держит линейные корабли и фрегаты Черноморского флота на привязи якорных цепей в гаванях Севастопольской крепости.

И потому наиболее умные и дальновидные военно-морские командиры английского и французского флотов всячески возражали против неподготовленной в полной мере экспедиции, понимая, что им будет противостоять не очередная колония, а мощное государство с сильной армией и не менее сильным флотом. Но их никто не слушал и не собирался слушать.

«Все протесты адмиралов не были приняты во внимание начальниками сухопутных войск. Тщетно флотоводцы указывали на отсутствие хороших гаваней, на то, что открытые рейды опасны во время штормов, подвоз снабжения крайне затруднителен, а в виду противника обратная посадка войск на суда немыслима. Высаженные войска должны были остаться без всего необходимого».{1068}

И если бояться русского флота нужно было, то страхи союзных адмиралов перед военачальниками Николая I были не более чем навязчивой фобией, опасениями того, чего не могло быть. А.С. Меншиков не был настроен не только на морское сражение, но и на какое-либо иное противодействие со стороны русского флота. Да, это совершенно не соответствовало активной позиции В.А. Корнилова: «…мы готовы угостить на славу какую угодно экспедицию, с какими бы машинами они ни были…».{1069} Но Корнилов не мог решать всё.