Как я была принцессой - Жаклин Паскарль

Казалось, время застыло в нашем доме, и, куда бы я ни смотрела, мне все время попадались на глаза приметы прошлой, нормальной жизни, которая, возможно, уже никогда не вернется. Наши велосипеды стояли на своем обычном месте – вдоль стены в прихожей. Я всегда отворачивалась, проходя мимо, – мне слишком больно было смотреть на них. Поедем ли мы когда-нибудь все вместе на еще одну длинную семейную прогулку вдоль реки?

Самые незначительные слова и события теперь выводили меня из себя. Так случилось и когда я заметила, что фотографии Аддина и Шахиры, стоявшие на камине, захватаны руками журналистов. Я пришла в бешенство и решила тут же бежать в магазин и купить для карточек красивые серебряные рамки. Наверное, в глубине души такой акт казался мне символическим – я выполняла свой материнский долг и как могла защищала своих детей. Впервые за семь дней я вышла из дома, и этот короткий поход в магазин оказался невыносимо тяжелым. На улице меня узнавали, показывали пальцем, провожали взглядами и шептались мне вслед. Я совершенно не привыкла к такому вниманию, и оно мне нисколько не льстило. Когда продавщица сжала мою руку и сказала, что молится за нас, я не выдержала, расплакалась и поскорее выскочила из магазина.

В тот же день Джеф Голдштейн, владелец местного видеосалона, пришел к нам с двумя пакетами, полными видеокассет. Он объяснил, что нам, наверное, надо чем-нибудь отвлечься от своей беды. Джеф был прав, но только как можно отвлечься, если чувствуешь, как у тебя из груди вырывают душу?

19 июля 1992 года. Воскресенье

С тех пор как началась эта пытка неизвестностью и страхом, прошла ровно неделя, показавшаяся мне вечностью. Кошмары мучили меня наяву и во сне, своими криками я по ночам будила Яна, а потом вскакивала, бежала в туалет, и меня в очередной раз выворачивало наизнанку.

Каждое утро начиналось с того, что я лихорадочно просматривала заголовки газет, надеясь прочитать о каком-нибудь новом следе, ведущем к детям, и проверяя, все ли возможное я сделала накануне. Ян помогал мне сохранить рассудок, и все эти дни его присутствие оставалось единственной постоянной величиной в моей жизни. Он был спасательным плотом, и только благодаря ему я пока держалась на плаву.

Последние дни я начала замечать в прессе признаки того, что королевская семья Малайзии решила объединиться и поддержать Бахрина. В газетах стали появляться заголовки типа: «ПОХИЩЕНИЕ ИЛИ СПАСЕНИЕ? ВОПРОС ВЫБОРА РЕЛИГИИ», и я поняла, что теперь для меня закроются многие источники информации. Статья, вышедшая под этим заголовком, особенно разозлила меня. В ней приводилось высказывание одного из членов королевской семьи, утверждавшего, что я крестила детей в англиканской церкви без ведома их отца. Это было ложью. Бахрин прекрасно знал, что дети ходят в нормальные детские сады и школы, празднуют Рождество и вообще живут как самые обычные австралийцы. Более того, я официально известила его о том, что крестила Аддина и Шах, за девять месяцев до того, как он добровольно передал мне право исключительной опеки над ними. Я никогда не отказывала бывшему мужу в праве участвовать в принятии решений, касающихся детей, но он ни разу не проявил желания воспользоваться им. Если Бахрину не нравилось, как мы с Яном воспитываем детей, ему следовало обратиться в суд, а не похищать их.

Особенно рассердило меня то, что автор статьи, журналистка Ди Уэбстер, ранее использовала все возможные средства для того, чтобы втереться ко мне в доверие. Она заверяла меня, что, находясь в Малайзии, приложит все силы, чтобы узнать что-нибудь о местонахождении детей. Я добровольно снабдила ее всей необходимой информацией, а также проинструктировала по вопросам этикета, чтобы по возможности облегчить общение с членами королевской семьи. Эта журналистка обманула меня самым низким образом. Она забыла о том, что пишет не просто эксклюзивную статью, а статью о двух невинных маленьких детях, чью судьбу Ди Уэбстер с легкостью обменяла на высокий гонорар.

В тот день я записала в своем дневнике: «Я ужасно люблю Аддина и Шах. Ни разу с самого дня их рождения они не разлучались со мной так надолго. Я чувствую себя так, словно у меня ампутировали руку или ногу. Где же сейчас мои дети?»

24 июля 1992 года. Пятница

Несмотря на весь поднятый прессой шум или, может быть, вследствие него, австралийское правительство не спешило предложить нам помощь. Из Канберры даже намекали, что с радостью встретили бы новость о том, что дети уже находятся в Малайзии, а я продолжаю борьбу за них в суде этой страны. Похоже, политиков нимало не беспокоил тот факт, что принц из Малайзии демонстративно и грубо нарушил законы их государства. Надо сказать, подобное отношение правительство премьер-министра Китинга демонстрировало каждый раз, когда между Австралией и Малайзией возникали спорные вопросы, касающиеся прав человека. Суть его сводилась к формуле: «Мир любой ценой и невзирая на жертвы». Сенатор Гарет Эванс, занимавший в то время пост министра иностранных дел, неоднократно заявлял в прессе, что похищение моих детей – это «семейное, частное дело», которое не входит в компетенцию правительства. Мне хотелось задать ему только один вопрос: «Если грубое нарушение федерального закона не входит в компетенцию правительства, тогда зачем такое правительство вообще нужно?»

Когда нежелание властей прийти нам на помощь стало очевидным, моя подруга Микки начала сбор подписей под петицией, призывающей министра иностранных дел принять меры для возвращения Аддина и Шахиры и задержания Бахрина и его сообщников. Тысячи людей подписали это воззвание, а мои друзья-журналисты рассказывали, что подобные кампании проходят и в других штатах Австралии. Число наших сторонников росло как снежный ком. Я надеялась, что столь очевидно выраженное общественное мнение подвигнет чиновников на решительные действия. Без поддержки правительства наша борьба была заранее обречена на провал.

Вторая прошедшая после похищения неделя оказалась намного тяжелее первой. Надежда, что дети все еще находятся в Австралии, таяла с каждым днем. Представители Федеральной полиции по-прежнему заверяли меня, что Бахрин с детьми не пересекал границы страны, но я доверяла им все меньше – особенно после того, как они признались, что не обыскали ни особняк султана в Перте, ни малазийское грузовое судно, вышедшее из Перта несколько дней назад. Для розыска детей не было создано даже специальной группы. Федеральная полиция предпочитала относиться к их похищению как к рядовому семейному недоразумению. Поняв наконец, что надеяться на них не приходится, я решила, что мне остается только поднимать как можно больше шума в прессе.