Тёмная башня - 2 (Дверь между мирами) - Стивен Кинг

Уолтера там не оказалось

Стрелок постепенно расслабился - так в последнюю секунду может расслабиться палец, лежащий на спусковом крючке. Нет; Уолтера нигде поблизости от мальчика не было, и стрелок ощутил неизвестно откуда взявшуюся уверенность, что это - не то когда. Не совсем то. То когда было близко (до него оставалось две недели, неделя, даже, может быть, всего один-единственный день), но еще не наступило.

Поэтому Роланд повернул обратно.

По дороге он увидел...

...и от потрясения свалился без чувств: когда-то - давно - этот человек, в чье сознание открывалась третья дверь, сидел у самого окна убогой, покинутой жильцами комнатенки в здании, полном пустующих нежилых комнат - то есть, если не считать частенько ночевавших там пьянчужек и помешанных. Алкашню выдавал бьющий в нос отвратительный запах пота и нездоровый - мочи. Сумасшедших - вонь безумных, спутанных, мутных мыслей. Всю обстановку комнаты составляли два стула. Джек Морт использовал оба: один, чтобы сидеть на нем, второй - в качестве подпорки, чтобы не открывалась дверь, выходящая в коридор. Он не думал, что ему вдруг помешают, но лучше было не рисковать. Морт сидел достаточно близко к окну, чтобы выглядывать на улицу, но достаточно далеко от косой границы тени, чтобы не опасаться случайных зрителей.

В руке у него был крошащийся красный кирпич.

Его Морт выковырял из наружной стены, из-под самого окна, где таких неплотно сидящих кирпичей было предостаточно. Кирпич был старый, выветрившийся по углам, но тяжелый. К нему, как ракушки к днищу корабля, пристали куски допотопной штукатурки.

Джек собирался сбросить этот кирпич кому-нибудь на голову.

Кому - не имело значения. Когда речь шла об убийстве, Джек Морт становился работодателем, предоставляющим равные шансы всем, независимо от пола, цвета кожи или вероисповедания.

Чуть погодя внизу на тротуаре появилась семья из трех человек: мужчина, женщина, маленькая девочка. Девочка шла с внутренней стороны, вдоль домов, вероятно, чтобы держаться в безопасном отдалении от потока машин - здесь, так близко от вокзала, движение было весьма оживленным. Впрочем, автомобили не волновали Джека Морта. Его беспокоило другое: прямо напротив, на другой стороне улицы, дома уже снесли, оставив пустырь, усеянный мешаниной обломков досок, битого кирпича и сверкающего стекла.

Высунуться было делом всего нескольких секунд, к тому же глаза Джека Морта прятались за солнечными очками, а рыжеватые волосы прикрывала не соответствующая времени года вязаная шапочка. Это было то же самое, что стул под ручкой двери. Даже когда учтенные опасности тебе не угрожают, не вредно уменьшить число тех, что остались неучтенными.

Еще Джек надел футболку, которая была ему сильно велика и доходила почти до середины бедер. Если бы его заметили, такое облачение-мешок помогло бы скрыть истинные размеры и очертания тела (Джек был очень худым). Оно служило и иной цели: всякий раз устраивая кому-нибудь "сброс глубинной бомбы" (ведь Джек всегда думал об этом именно так: "сброс глубинной бомбы"), он кончал в штаны. Мешковатая футболка заодно закрывала и пятно, неизменно образовывавшееся на джинсах.

Семья приближалась.

"Не пори горячку, еще рано, погоди, вот и все, погоди..."

Трепеща, Джек подобрался к краю окна, выставил кирпич наружу, отвел назад, к самому животу, опять выставил, опять убрал (на сей раз, однако, лишь на половину расстояния), а затем (теперь уже, как всегда в предпоследний момент, само спокойствие и хладнокровие) высунулся из окна.

Он сбросил кирпич и стал смотреть, как тот падает.

Кувыркаясь, кирпич полетел вниз. В солнечном свете Джеку отчетливо были видны приставшие к нему ракушки известкового раствора. В такие минуты все становилось четким и ясным, как никогда, обнаруживало свою точную, строгую, геометрически правильную суть - вот что выталкивал в реальность Джек Морт; так скульптор, взмахнув молотком, опускает его на стамеску, меняя камень, творя из неодушевленной грубой кальдеры [кальдера котлообразная впадина с крутыми склонами, образовавшаяся вследствие провала вершины вулкана] некую новую сущность; возникала самая замечательная вещь на свете - логика, которая одновременно была и экстазом, исступлением, безудержным восторгом.

Порой Джек промахивался или задевал жертву по касательной - ведь скульптор, случается, ваяет скверно или впустую, - но сегодняшний бросок был безупречным. Кирпич попал девчонке в ярком полосатом льняном платьишке прямехонько в голову. Морт увидел брызнувшую кровь (она была ярче, чем кирпич, но в конце концов должна была засохнуть до такого же темного бордо). Услышал, как пронзительно закричала мать девочки. В следующий момент он сорвался с места.

Он пересек комнату и отшвырнул в дальний угол стул, подпиравший дверь (второй стул - тот, на котором он сидел, выжидая - Джек пинком отбросил в сторону, пробегая по комнате). Рывком задрав футболку, он вытащил из заднего кармана большой платок и воспользовался им, чтобы повернуть ручку.

Оставлять отпечатки пальцев воспрещается.

Только дураки, которым не хочется жить, оставляют отпечатки пальцев.

Дверь качнулась, открываясь, и Джек Морт немедленно затолкал платок обратно в задний карман. Напустив на себя вид человека, находящегося в легком подпитии, он двинулся по коридору шаткой походкой. Не озираясь.

Озирались тоже только дураки.

Умные люди знали, что попытки оглядеться и выяснить, не засек ли тебя кто-нибудь - самый верный способ обратить на себя внимание. Озирающийся человек - это именно то, что может запомнить свидетель несчастного случая. Потом какой-нибудь умник-легавый может счесть происшествие подозрительным, и начнется расследование. И все - из-за одного нервного взгляда по сторонам. Джек не думал, чтобы кто-нибудь сумел связать его с преступлением, даже сочтя "несчастный случай" внушающим подозрения, и расследование имело бы место, но...

Идти следует лишь на допустимый риск, прочее же сводить к минимуму. Иными словами, всегда подпирать дверь стулом.

Итак, Джек шагал по пыльному коридору, где из-под штукатурки пятнами проступала обрешетка. Он шел, опустив голову и что-то бормоча себе под нос, точно бездомный бродяга, уличный босяк. К нему все еще долетал истошный крик женщины (как полагал Джек, мамаши девчушки), но он несся со стороны фасада здания и был еле слышным, несущественным. Все, что происходило после - крики, суматоха, стоны раненого (если раненый еще мог стонать) значения для Джека не имело. Важно было другое, то, что вталкивало в обыденный ход вещей перемены и ваяло новые очертания течению жизней... а быть может, лепило по-новому судьбы не только жертв, но и того круга, что, ширясь, расходился от них, как расходится рябь по воде стоячего пруда, если зашвырнуть туда камень.