Пружина для мышеловки - Александра Маринина

Она испугалась. А Ситников, который уже знал и об инициативной группе родителей, и о созданной в рамках Генпрокуратуры усиленной бригаде (разумеется, знал, не мог не знать при своей-то должности), посоветовал Лене это использовать и при удобном случае дать на Олега ложные показания.

– Ты пойми, дело очень серьезное, съезд на носу, они будут землю рыть, чтобы поймать маньяка в срок, и ухватятся за любую удобную фигуру, если будут более или менее приличные доказательства. Им отчитаться нужно – кровь из носу. Скажи, что видела, как Олег уводил ребенка, дай подробное описание, в чем ребенок был одет, чтобы никто не сомневался, что ты это действительно видела. А еще лучше – скажи, что познакомилась с ним раньше, что вы разговаривали, что он показался тебе странным, даже, может быть, больным на голову, и говорил странные вещи про какое-то место, где лежит труп, но ты подумала, что он просто бредит… Ты ведь можешь описать место, правда? Ты же знаешь, куда Миша увозил детей?

– Описать могу, конечно, – соглашалась Лена.

– Ну вот видишь. Следователь-то знает, что предыдущий труп был найден как раз в том месте, и тебе еще больше поверят, потому что откуда же ты можешь об этом знать? Только со слов Олега. А Олег об этом знает потому, что он – убийца. И у них все сложится. Мы Олега подставим, а Мишу выведем из-под удара. Поняла?

Он намеренно говорил «мы», а не «ты», он хотел, чтобы у них все было общим – и тайны, и заботы, чтобы никого ближе него, Славы Ситникова, у Лены не было.

Она сделала так, как он посоветовал: дождалась очередного убийства, в сентябре, и пришла в милицию сама. И все получилось.

Но она продолжала любить Аргунова, черт бы его взял! Спала со Славой, причем делала это с явным и нескрываемым удовольствием, а любила Аргунова. И когда перед самым двадцать пятым съездом КПСС прошел суд над Личко, Ситников понял, что нужно что-то делать. Нужно придумать что-то еще, что еще крепче свяжет Лену с ним. И брат Лены, Михаил, стал разменной картой. Ситников принялся убеждать свою любовницу, что с Мишей «надо что-то решать», что в любой момент все может открыться и Лену посадят. Он знал, что никаких родственных чувств Елена к брату не испытывает и что все ее усилия были направлены только на то, чтобы не оказаться сестрой сумасшедшего маньяка, поскольку с такой репутацией ей будет трудно и замуж выйти «в хорошую семью», и книгу издать. Кому нужна жена, которая может наградить потомство признаками отягощенной наследственности? И кто станет иметь дело с автором, который, вполне возможно, болен так же, как и мать с братом?

Уговорить Лену «решить с Мишей» оказалось несложно, ибо уголовная ответственность за оговор – тоже не подарок в плане матримониальных и честолюбивых устремлений. Когда она сказала: «Это даже интересно… Будет, что описать в новой книге», Ситников покрылся холодным потом. И понял, что отныне любит ее еще сильнее. Она падала в бездну бесчеловечности и тянула его за собой, и – о боже! – сколь сладостен был ему этот страшный полет…

С Мишей они «решили». И через пару месяцев Ситников опомнился. Никакое падение не может длиться бесконечно, рано или поздно человек достигает дна пропасти и либо погибает, либо пытается выбраться. Слава Ситников выбраться не смог, потому что рабские оковы лишали его возможности двигаться свободно. Он понял, что отныне не только он сам обладает знаниями о тайнах своей возлюбленной, но точно так же и она обладает тайной о нем. Они – соучастники убийства, и в этом смысле они равно опасны друг для друга. Стоит ему сделать хоть что-нибудь, что не понравится Лене, и она… Нет, нужно успеть первым. Все равно эту любовь невозможно больше терпеть, невозможно мириться с тем, что она продолжает любить другого, невозможно жить с постоянным страхом ее потерять, с ежедневным ожиданием шантажа.

Ситников все продумал. Он знал не только о болезни Михаила, но и о том, что у Лены психически больная мать. Он был уверен, что при расследовании смерти Лены об этом сразу же станет известно, и следствие пойдет по предсказуемому пути, точно так же, как это было с Мишей. Ну а как иначе? Брат – самоубийца, мать – в психушке, отягощенная наследственность. Все ведь очевидно.

Он тщательно выбрал многоэтажный дом, в котором был легкий доступ на крышу. Он придумал романтический предлог, чтобы прийти туда вместе с ней. Она поверила. Она считала себя намного умнее и хитрее окружающих, и ей даже в голову не могло прийти, что ее могут обмануть. Она была настолько уверена в рабской покорности Ситникова, что никогда не заподозрила бы его в намерении поднять на нее руку. А он поднял…

Когда спустя много лет он встретил Олесю, ему показалось, что Лена вернулась к нему. Такая же циничная и безжалостная, холодная и практичная. Жизнь движется по спирали, и все повторяется, и все возвращается. И только теперь, умирая на больничной койке, он понял, что это не так. Жизнь действительно движется по спирали, и на каждом следующем витке человек неизбежно оказывается над той точкой предыдущего витка, где что-то произошло. Вдоль витка путь кажется длинным, и ты с каждым шагом все больше удаляешься от той точки, и вот тебе уже кажется, что ты совсем далеко, но наступает момент, когда расстояние сокращается, ты над точкой, всего в миллиметре от нее, и зло, которое ты там оставил, протягивает руку и достает тебя. И ты понимаешь, что это и не спираль вовсе, а сжатая пружина. Пружина для мышеловки, в которую ты сам себя загнал. Он убил Лену, но пришла Олеся и убила его. Спустя тридцать лет мертвая Лена Шляхтина его достала. Все возвращается…

…А этот мальчик, сидящий у его кровати, все задает и задает свои вопросы, и Ситников понимает, что ответы ему не очень-то и нужны. Он и так все знает. Ну, почти все. Зачем теперь скрывать? Какая разница?

– Вы хорошо знали характер Льва Александровича Аргунова, вы понимали, что если однажды он уже поверил в то, что совершил преступление, то поверит и еще раз. Вы хотели выбить его из колеи, заставить нервничать, потерять над собой контроль, сделать плохо соображающим, восковым, послушным. И когда на его фирму наедут рейдеры, он побежит к вам за помощью и сделает так, как вы ему советуете. Он же всегда следовал вашим советам, правда, Вячеслав Антонович? Вы посоветовали ему перевести активы на фирму вашего сына, он так и поступил. А что должно было случиться потом? Вы ведь хотели, чтобы деньги остались у Григория, а их пришлось бы возвращать. Так что должно было случиться? Аргунов должен был выйти из игры, правильно?

– Правильно, – тихо произносит Ситников.

– Каким образом? Неужели вы собирались убить и его тоже? Да нет, вряд ли, – словно сам с собой разговаривает гость и медленно качает головой, – это слишком опасно. Ведь ни для кого не секрет, что деньги Аргунова оказались у вашего сына, и вас стали бы подозревать в первую очередь. Вы собирались довести Льва Александровича до самоубийства. Суицид – штука для вас безопасная, вы уже дважды его инсценировали, опыт есть. Вы продолжали бы мучить Аргунова подброшенными уликами до тех пор, пока он окончательно не свихнулся бы, а потом… Он сам сделал бы все, что вам нужно. А если нет, вы помогли бы ему.

Ситников улыбается. На мгновение ему становится смешно. Столько суеты, столько планов – и все для чего? Зачем? Левка Аргунов… Смешно. Только перед смертью приходит понимание бессмысленности и никчемности усилий, на которые тратишь свою жизнь. Конечно, Лева сам покончил бы с собой, он слишком слаб и труслив, чтобы выдержать такое. Разумеется, Ситников не собирался пускать дело на самотек, он бы помог. Вот, к примеру, тот милиционер, который приходил к Левке, когда его не было дома. Ситников по своим каналам узнал, что в том районе, где находится загородный дом Аргуновых, произошло убийство, позвонил в местный отдел милиции и, не назвавшись, сообщил, что видел мужчину с двумя собаками, гуляющего в лесу в интересующее следователя время. Возможно, этот мужчина видел убийцу… Леву ни в чем не подозревали, к нему пришли как к возможному свидетелю, а какой эффект? Потрясающий! Еще парочка таких же фокусов – и Левка окончательно потерял бы рассудок. Тем более было сделано все для того, чтобы Леву заподозрили в двух убийствах – Ксении Брайко и Юрки Забелина. Его уже начали таскать на допросы, а уж если у него обнаружили бы пистолет, из которого застрелены обе жертвы, он бы до конца своих дней отмывался. Нет, такого натиска Лева точно не выдержал бы, сломался.

– Забелин знал о ваших планах?

– Нет, мы много лет не виделись.

– Значит, вы использовали его втемную? Он не знал, для кого нанимает рейдеров?

– Нет, не знал.

– А ваша невестка Олеся? Она знала, для чего вы попросили ее познакомиться с Забелиным?

– Нет. Зачем ей знать? Я велел – она сделала.

Значит, и об этом уже известно… Быстрые они. Или Олеся сказала? Да какая разница, как они узнали. Узнали – и все.