Степень вины - Ричард Паттерсон

— Вы, должно быть, спите, адвокат. Считается, что если «больше фактов за, чем против», то дело можно возбуждать. И еще есть правило: «Не делай лишних движений!»

Пэйджита занимало одно: насколько резкий ответ судьи Мастерс вызван тем, что она услышала с магнитофонной ленты.

— Я, конечно, воздержусь от лишних движений, — смиренно ответил он, — я просто был возбужден призраком близкой победы.

Кажется, впервые Кэролайн Мастерс решила улыбнуться:

— Не обольщайтесь. У кого-нибудь что-нибудь еще?

— Да, — включилась в разговор Марни Шарп. — Я хотела спросить мистера Пэйджита, будет ли мисс Карелли давать показания.

Пэйджит задумался. Каждый день слушаний неумолимо и страшно приближал неизбежность перекрестного допроса Марии; накануне ночью они с Терри битый час обсуждали плюсы и минусы молчания своей подопечной. И вот теперь обвинение требовало показаний Марии. Надежда на защиту без самой Марии, на защиту, построенную только на оправдательных фактах, оказалась, по-видимому, несбыточной.

— В наши ближайшие планы, — ответил он, — входит заслушивание мисс Карелли.

— В таком случае, — тотчас подхватила Шарп, — остались нерешенными некоторые вопросы, связанные с кассетой.

Судья посмотрела на нее удивленно:

— Например?

— Например: можем мы спросить мисс Карелли, была ли она на приеме у доктора Стайнгардта, существует ли кассета, была ли эта кассета у Ренсома, почему мисс Карелли ничего не сказала полиции обо всем этом. Ни один из этих вопросов, как нам кажется, не имеет никакого отношения к врачебной тайне.

— Возможно, не имеет, — заявил Пэйджит. — Но, судя по всему, мисс Шарп намерена просто обойти закон о врачебной тайне, обманом вынудив мисс Карелли рассказывать о кассете либо создавая впечатление, что ненайденная кассета несет страшный разоблачительный заряд.

— Как судом уже было заявлено, — кротко сказала Шарп, — трудно представить себе что-либо более разоблачительное, чем сама кассета мисс Карелли, исключая, конечно, ненайденную кассету. А закон ясен: не подлежит огласке только сама информация, а не факт ее наличия.

И снова Пэйджит не мог не восхититься подготовленностью Шарп: проиграв при первом подходе к какому-нибудь пункту, она использовала и второй, и третий варианты подхода, а теперь для смягчения судейского гнева добавила еще и смиренный тон. Если судья Мастерс примет нужное ей решение, то перекрестный допрос Марии станет еще более неприятным и опасным: риск раскрытия содержания кассеты будет увеличиваться при каждом ответе.

— Вы можете задавать свои вопросы, — ответила Кэролайн Мастерс. — Но только не такие: «А не лжесвидетельствовали ли вы перед сенатом Соединенных Штатов?» либо какие-нибудь другие, способные раскрыть содержание кассеты.

Она помолчала, перевела взгляд с Шарп на Пэйджита:

— Эта кассета будет использована в качестве улики в том случае, если мисс Карелли сама лишит себя привилегии, проистекающей из закона о врачебной тайне, наделав грубых ошибок во время дачи показаний. Понятно?

— Иными словами, — продолжила Шарп, — если при даче показаний мисс Карелли как-то исказит содержание кассеты, присяжные заслушают ее, эту кассету, на открытом заседании. — Она бросила на Пэйджита быстрый взгляд: — Ее или другую кассету — если мы ее найдем.

Пэйджит заговорил сдавленным голосом:

— Я уже сыт инсинуациями мисс Шарп. Что касается ее предложения, считаю невозможным установить заранее какие-то правила. Поскольку в этом случае лишение Марии Карелли привилегии, связанной с врачебной тайной, будет целиком и полностью зависеть от того, что она скажет.

— Это верно, — согласилась судья. — И все же, если я обнаружу, что какое-то заявление мисс Карелли подпадает под формулировку мисс Шарп, я лишу ее этой привилегии. Поскольку — я должна это особо подчеркнуть до того, как мисс Карелли начала давать показания, — закон о врачебной тайне распространяется на соответствующую информацию, но не на факт лжесвидетельствования.

— Извините меня, Ваша Честь, — перебил Пэйджит. — Но, кажется, мисс Шарп достигла своей цели: то, что записано на пленке, прочно внедрилось в сознание судьи, и мисс Карелли подвержена теперь максимальному риску.

Кэролайн Мастерс пожала плечами:

— Я уже сделала замечание обвинителю. Но вы же сами хотели этого слушания, мистер Пэйджит. — Она обернулась к Шарп: — Что я теперь сделаю, так это возьму кассету в суд на хранение. Так будет лучше для всех.

— Это попросту беспримерно, — запротестовала Шарп. — Ведь наш офис в состоянии принять все необходимые меры для ее сохранности.

— Как и я. Что-нибудь еще?

Шарп, подумав, ответила:

— Нет, Ваша Честь.

— Мистер Пэйджит?

— Нет, Ваша Честь. Благодарю вас.

— В таком случае расстаемся до завтра. — Кэролайн сделала паузу. — Я не все о вас узнала, но узнала достаточно.

Стенографистка ушла. Судья встала, тоже собираясь уходить, потом, как бы вспомнив о чем-то, повернулась к Пэйджиту:

— Вот что я хотела сказать вам, мистер Пэйджит: отношение к вам в суде не изменится после прослушивания этой записи. Меня совершенно не волнует то, что вы знали или не знали пятнадцать лет назад. И я сожалею, что мисс Шарп проделала это. — Она мельком взглянула на Шарп. — Личная жизнь — это довольно сложная материя, и то, что было когда-то между вами и мисс Карелли, должно остаться в прошлом. Я знаю, что ваш сын бывает на слушании, и понимаю, насколько вам сейчас тяжело.

Какое-то мгновение Пэйджит был не в состоянии говорить. От Кэролайн Мастерс он ждал всего, но не сочувствия.

— Я благодарен вам за это, Ваша Честь.

Она смотрела на него.

— Но я хотела вам сказать о другом. Со всей откровенностью, чтобы вы могли правильно оценить свое положение. — Помедлив, она закончила мягко: — Вы проделали трудную работу. Но вы проигрываете.

Пэйджит смотрел в стакан с мартини. Неразбавленным, без льда. Первый за последние недели.

— Вы проигрываете, — сообщил он Терри, — комментарии излишни.

Они сидели в ресторане на верхнем этаже здания, смотрели, как на город опускаются сумерки.

— Фраза понятна, — ответила Терри. — Но подразумевать она может «скорее всего, ваши свидетели провалятся» или «вам лучше пойти на мировую с Шарп, тогда у вас будет шанс». Либо третье — «не подвергайте Марию перекрестному допросу — непременно проиграете, лучше потратьте время на подготовку к суду».

— Думаю, какой-нибудь из двух последних вариантов. Может быть, оба, — согласился Пэйджит.

— Я тоже так думаю. К сожалению.

Он слегка улыбнулся:

— Это одно из качеств, за которые я вас люблю, Терри. Вы откровенны.

Она поставила на стол бокал с вином и как будто всматривалась в его содержимое. А он рассматривал ее: изящные черты лица, серповидные зеленые глаза, тонкий нос, который мог не нравиться только ей. Перед ним была умная, не терявшаяся в любых жизненных обстоятельствах женщина, хорошо разбиравшаяся в ком угодно, только не в себе.

И снова мысли Пэйджита обратились к предстоящим делам.

— Проблема в том, — проговорил он, — что Мария не пойдет на это соглашение. Даже если они предложат его.

Терри продолжала разглядывать свой бокал.

— Вы нейтрализовали кассету, — мягко сказала она. — Это самое большее, что вы могли сделать.

— Кассету нейтрализовала Кэролайн. По крайней мере, на какое-то время.

Она взглянула на него — во взгляде была скрытая тревога, Пэйджит заметил, что она колеблется между желанием пожалеть и желанием ободрить его.

— Завтра наша очередь. А помните, мы ведь не рассчитывали выиграть предыдущий тур? И Кэролайн хорошо к вам отнеслась.

— К моему удивлению, хорошо. — Он помолчал в задумчивости. — Для меня судья Мастерс — загадка. Ощущение такое, что она руководствуется не только рассудком, но каковы ее мотивы, я не имею ни малейшего представления. Не знаю даже, что она за человек. Поэтому для меня она непредсказуема.

— И не пытайтесь разобраться, Крис. Я думаю, проблема не в ней, есть о чем подумать и кроме нее.

— Я знаю. — Забота Терри напомнила ему, что у нее есть свои, домашние проблемы. — Как дела дома? Как Елена?

— У Елены все великолепно. — Терри помолчала. — И дома о'кей. Ричи только не может понять, как важны эти слушания, он все сводит к личным отношениям.

Да есть ли что-нибудь, подумал Пэйджит, что Ричи не сводил бы к личным интересам, а точнее, к себе самому, драгоценному Ричи?

— Трудно, должно быть, приходится?

Терри пожала плечами:

— Просто стараюсь не обращать внимания. Еще две недели, и все войдет в прежнее русло.

В ее голосе было безразличие. Но в нем прозвучала искренняя озабоченность, когда она спросила: