Если бы ты был здесь - Джоди Линн Пиколт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что, если посмотреть на ситуацию иначе, – предлагает Родни. – Габриэль все это время пытался достучаться до тебя. Типа как Финн, когда сидел у твоей кровати в больнице и разговаривал с тобой, пока ты была без сознания.
– Тогда которая из версий меня – настоящая? – спрашиваю я тихим голосом.
С чисто научной точки зрения настоящим является именно этот мир – тот, где я люблю Финна и разговариваю с Родни. Я пробыла в нем дольше, и у меня осталась куча воспоминаний. Но я также знаю, что время не везде течет одинаково и то, что в этом мире занимает считаные минуты, может месяцами длиться там.
– Было бы как-то странно, если бы, разговаривая со мной в этом мире, ты пытался бы убедить меня, что мне здесь не место, разве нет?
– Не знаю, – отзывается Родни. – У меня от этого дерьма голова болит. Это как Изнанка в сериале «Очень странные дела».
– Да, только с меньшим количеством демогоргонов и бóльшим количеством пальм.
– Ты уже говорила об этом со своим психологом? – внезапно спрашивает Родни.
– Да.
– Думаю, тебе стоит поговорить об этом с кем-нибудь еще. Например, с Рианной.
– С твоей сестрой?
– Да, – кивает Родни. – У нее есть дар.
Прежде чем я успеваю ответить, лицо Родни исчезает с экрана телефона. Какое-то время камеру Родни трясет, а когда картинка наконец замирает, рядом с ним оказывается женщина, очень похожая на Кьяру, только более взрослая и более уставшая.
– Это она? – спрашивает Рианна.
– Здравствуйте, – нерешительно отзываюсь я, чувствуя себя загнанной в угол.
– Родни рассказывал о тебе, – кивает женщина. – Болеть короной – полный отстой. Я работаю в центре для людей с проблемами в развитии и потеряла двоих пациентов из-за ковида.
– Мне очень жаль. – Меня вновь накрывает чувство вины за то, что я выжила, а они – нет.
– В свободное от работы время, – как ни в чем не бывало продолжает Рианна, – я ясновидящая.
Она говорит это так просто и уверенно, словно в том, чтобы быть ясновидящей, нет ничего особенного. Как если бы вы сказали, что у вас рыжие волосы или что вы страдаете непереносимостью лактозы.
– Родни говорит, ты чувствуешь себя не в своей тарелке, потому что разрываешься между двумя жизнями.
Про себя я обещаю свернуть Родни башку.
– Э-э-э… Ну… я бы не сказала, что меня прямо разрывает, – уточняю я. – Но с другой стороны, я действительно чуть не умерла.
– Никаких «чуть не», – возражает Рианна. – В этом-то и проблема.
Я не могу сдержать смешка:
– Уверяю вас, я очень даже жива.
– Допустим, но что, если смерть – это не конец, о котором тебе твердили в детстве? Что, если время похоже на ткань, причем на столь длинный ее кусок, что не видно ни его начала, ни конца? – Рианна ненадолго замолкает. – Может быть, в момент смерти человека эта ткань сжимается в каком-то одном месте так плотно, что сам процесс похож на укол булавкой. Возможно, именно в этот момент человек попадает в новую реальность. Новый стежок на ткани времени, иначе говоря.
Я чувствую, как мое сердце начинает биться чаще.
– Эта новая реальность разворачивается для тебя в привычном темпе, но оказывается вшита в ткань времени. То, что тебе казалось месяцами, здесь заняло считаные дни, потому что, опять же, время сжалось в ту минуту, когда ты покинула ту, другую, жизнь.
– Я не очень понимаю, что все это значит.
– Ты и не должна все это понимать, – заверяет меня Рианна. – Большинство жизней заканчиваются и сжимаются в крошечную дырочку, и начинается совершенно новое существование, новая нить, которая тянется, пока не закончится и вновь не сконденсируется в стежок на ткани. В твоем случае игла соскочила. Для тебя смерть не была стежком. Она была вуалью. Тебе удалось заглянуть за нее и увидеть то, что находится по другую сторону.
Я представляю себе вселенную, задрапированную прозрачной тканью миллионов жизней, переплетенных между собой. Я размышляю об иголках, которые могли бы на мгновение сшить мою нить с нитью Финна, мою нить с нитью Габриэля. Я размышляю о неисчислимых ярдах этого тканого полотна, черного как ночь, каждое волокно которого – это отдельная жизнь. В одной из них я – специалист по искусству. В другой – застрявший на острове турист. Версий может быть бесконечное множество: в одной из них я изобретаю лекарство от рака, в другой – падаю в бою; в третьей – рожаю дюжину детей, разбиваю чье-то сердце, умираю молодой.
– Мы не знаем, что такое реальность, – продолжает Рианна. – Мы только притворяемся, что знаем, потому что так создается видимость контроля над ситуацией. – Она смотрит на меня с экрана телефона и вдруг начинает смеяться. – Ты думаешь, я сумасшедшая?
– Нет, – быстро отвечаю я.
– Можешь мне не верить, – отзывается Рианна. – Просто помни, что и другой стороне верить тоже не обязательно. – Она пожимает плечами. – Да, кстати, для тебя та история еще не закончилась.
– Что это значит?
– Откуда ж мне знать? Я просто транслирую полученное сообщение, я не сама его придумала. – Рианна смотрит куда-то влево. – Например, прямо сейчас вселенная велит мне сменить Кьяре подгузник, пока вонь не стерла нас всех с лица земли, как астероид.
Рианна протягивает телефон Родни, который появляется на моем экране и приподнимает одну бровь, как бы говоря: «Вот видишь!», потом свободной рукой поднимает игрушечную чашку и провозглашает:
– А это чай.
Когда я навещаю маму в «Гринс», то всегда беру с собой ланч и еще кое-какую еду. Я не могу передать маме ничего съестного, потому что посетителей в дом престарелых по-прежнему не пускают, но булочка с корицей или кусочек тыквенного хлеба предназначены для Генри, визиты которого к собственной супруге всегда совпадают с моими визитами к маме, какой бы день недели ни был на календаре. Я также всегда оставляю что-нибудь вкусненькое у входной двери для персонала центра с запиской, в которой благодарю их за заботу о пациентах.
Я беру с собой плед и расстилаю его на лужайке перед верандой моей мамы. Я звоню ей, она берет трубку,
