Если бы ты был здесь - Джоди Линн Пиколт

Я нажимаю на кнопку «Сообщение». Открывается чат, но мои пальцы застывают над клавиатурой.

Психолог посоветовала мне отыскать опору в этом мире, каким бы странным это ни казалось. Существует множество научных доказательств того, что успокоительные вполне могли настолько запутать мой разум, что он создал нечто вроде альтернативной реальности, которую остальные считают наркотическим сном. Десятки людей являются свидетелями моего десятидневного пребывания в реанимации. Я единственная, кто думает иначе. Иными словами, факты дают объяснение, которое примет любой разумный человек.

Но никто из этих людей не испытал того же, что испытала я.

Куча вещей и прежде считалась немыслимой, однако в итоге оказалась правдой: Земля, вращающаяся вокруг Солнца, черные дыры, болезни, передающиеся от летучих мышей людям. Иногда невозможное становится возможным.

Не знаю, почему меня все время словно бы тянет обратно – в то, другое место. Не знаю, почему меня не обуревает благодарность за то, что я жива и здорова. Но я верю, что не могу забыть о своем опыте по какой-то конкретной причине. И пусть наука, врачи и логика идут к черту!

И я думаю, что Эрику Дженовезе знакомо это чувство.

Наконец печатаю я в чате:

Здравствуйте! Мы незнакомы, но я прочитала статью о вас в газете.

Я провела пять дней на аппарате искусственной вентиляции легких.

Мне кажется, за это время я тоже прожила другую жизнь.

19 апреля мы отмечаем мой день рождения.

Финн покупает торт у одного из наших любимых кондитеров.

– Морковный? – спрашиваю я, когда он ставит коробку с тортом на стол.

– Твой любимый, – отвечает Финн. – Помнишь, как мы прежде заказывали один кусок на двоих?

Я думаю о том, что это его любимое блюдо, а не мое, но вслух ничего не говорю. Он так просил, чтобы его отпустили на сегодня с работы, так старался сделать этот день особенным, хотя он ничем не отличается от предыдущих. Я же вот уже несколько дней не выходила из дому.

Финн поет «С днем рожденья тебя!», и у меня же возникает чувство дежавю, потому что все это уже было однажды. Я вспоминаю о том, как Беатрис со своей бабушкой испекла для меня торт, как мы потом спали у костра вместе с Габриэлем. Я вспоминаю о его подарке – путешествии к вулкану Сьерра-Негра.

Поскольку у нас нет свечей для торта, Финн зажигает причудливую ароматическую свечу от «Джо Малон», которую Ева подарила мне на рождество. В какой-то момент он протягивает мне подарочную коробочку для ювелирных украшений, и кровь начинает стучать у меня в ушах.

«Этооноэтооноэтооно», – пульсирует у меня в голове. Это не только самый большой вопрос, который мне когда-либо зададут, но и ответ, который отразится на всей моей дальнейшей жизни.

На всей жизни.

На которой из двух?

Финн легонько подталкивает меня своим плечом.

– Ну же, открой ее, – настаивает он.

Мне удается натянуть на лицо улыбку, и я разворачиваю импровизированную оберточную бумагу – вчерашнюю газету «Таймс». Внутри коробочки оказывается маленький браслет с надписью «Воин».

– Это то, кем ты мне теперь кажешься, – признается Финн. – Ди, я чертовски рад, что ты оказалась настоящим воином!

Он наклоняется, проводит рукой по моим волосам и целует меня в губы. Отстранившись, я достаю браслет из коробочки, и Финн помогает мне надеть его на руку.

– Тебе нравится? – спрашивает он.

Розовое золото ярко блестит на свету. Браслет – не обручальное кольцо.

Да, мне нравится.

Я поднимаю глаза и вижу, что Финн уже вовсю поглощает торт.

– Иди сюда, – говорит он с набитым ртом, – пока я все не съел.

Я подкармливаю свою закваску. Я смотрю ролики на YouTube о том, как стричь волосы, чтобы подстричь Финна. Периодически я встречаюсь онлайн с доктором ДеСантос. Я звоню Родни по FaceTime, и мы вместе обсуждаем очередное письмо «Сотбиса», в котором говорится о продлении наших неоплачиваемых отпусков до конца лета.

В Соединенных Штатах выявлен миллион случаев заболевания ковидом.

Я перестаю пользоваться тростью. Хотя я устаю от долгого стояния на ногах и страдаю от одышки, преодолев даже один лестничный пролет, проблем с балансом больше нет. Я убираю Кэндис в шкаф, и тут же вспоминаю про коробку из-под обуви с моими старыми рисовальными принадлежностями.

Осторожно вытаскиваю ее и кладу на кровать.

Сняв крышку, я обнаруживаю внутри перекореженные тюбики акриловой краски, затвердевшую палитру и кисти. Мои пальцы касаются прохладных металлических тюбиков, а ногти цепляются за засохшие кусочки краски. Что-то пробивается из меня, как тончайший зеленый побег из семени.

Я очень давно не рисовала, а потому в доме нет ни мольберта, ни грунта, ни холста. Стена – идеальная поверхность для работы, но квартира съемная, и рисовать на ее стенах я не имею права. Наконец я останавливаюсь на комоде. Каким-то чудом мне удается отодвинуть его от стены. Мы купили этот комод в магазине подержанных вещей и загрунтовали его поверхность в надежде когда-нибудь ее покрасить, но времени на это так и не нашлось. Дерево задней стенки комода гладкое, белое и ждет своего часа.

Я сажусь на пол с карандашом в руках и начинаю рисовать грубыми, размашистыми штрихами. Происходящее кажется мне настолько нереальным, что я чувствую себя медиумом, воспарившим над собственным телом и наблюдающим за чьим-то совершенно нетипичным поведением. Внезапно городской шум и периодическое пиликанье моего телефона смолкают, словно кто-то выключил звук. Я выдавливаю радугу цветов на палитру, дотрагиваюсь кончиком кисти до карминовой краски и провожу ею по дереву, как скальпелем. Я испытываю облегчение оттого, что наконец нащупала контакт, а также беспокойство – оттого, что не знаю, куда меня это приведет.

Я не замечаю, как садится солнце, и не слышу, как Финн поворачивает ключ в двери, возвращаясь домой с работы. К этому моменту на задней стенке комода расцвели цветы, появились чьи-то фигурки, разлилось море и раскинулось небо. Мои волосы заляпаны краской, под ногтями грязь, суставы затекли от сидения, а я сама нахожусь в тысячах миль отсюда, и мне требуется время, чтобы вернуться к реальности и понять, что Финн зовет меня.

Я поднимаю на него глаза. Он успел принять душ и теперь, завернувшись в полотенце, стоит передо мной.

– Ты дома, – говорю я.

– А ты рисуешь. – На его губах играет улыбка. – На нашем комоде.

– У меня не было холста, – оправдываюсь я.

– Понятно.

Финн становится за моей спиной, чтобы рассмотреть рисунок. Я тоже пытаюсь посмотреть