Дети джунглей (сборник) - Эд Макбейн

— Тогда не задавайте глупых вопросов.

— Зачем ты это сделал?

— У меня кончились сигареты.

— Продолжай, сынок.

— Я сделал это, потому что мне так захотелось.

— Зачем?

— Послушайте, вы поймали меня с поличным, поэтому оставим это, а? Зачем напрасно терять время?

— Мы хотим выслушать все, что ты можешь нам рассказать. Почему ты выбрал именно эту кондитерскую?

— Выбрал, и все! Положил в шапку бумажки и вытянул одну.

— Да неужто? Ты ведь не делал этого, Стиви?

— Нет, конечно не делал. Я выбрал эту кондитерскую, потому что там работает только один старый хрен, и я решил, что это будет плевым делом.

— И во сколько ты вошел в кондитерскую?

— Старикан уже сказал вам об этом, не так ли? Послушайте, я понимаю, что стою здесь, чтобы меня могли как следует рассмотреть. Ладно, смотрите, и давайте покончим с этим.

— Так во сколько, Стиви?

— Я не буду ничего вам говорить!

— За исключением того, что нам уже известно.

— Тогда почему вы хотите услышать это от меня? Десять часов вас устроит? Подходит?

— Немного рановато, так или нет?

— А как насчет одиннадцати? Может, эта цифра подойдет?

— Давай остановимся на двенадцати. Это больше подходит.

— Останавливайтесь на чем хотите, — сказал Стиви, довольный, как он справляется. Им все прекрасно известно, поэтому он может себе позволить покрасоваться, показать, что его на пушку не возьмешь.

— Ты вошел в магазин в двенадцать, верно?

— Если вы так говорите, шеф.

— У тебя было огнестрельное оружие?

— Нет.

— А что было?

— Ничего.

— Совсем ничего?

— Я напугал его до смерти своим пронзительным взглядом, вот и все.

— У тебя был автоматически складывающийся нож, не так ли?

— Вы нашли его при мне, зачем спрашиваете?

— Ты воспользовался ножом?

— Нет.

— Разве ты не говорил старику, чтобы он открыл кассу, иначе ты его порежешь? Разве ты этого не говорил?

— Я не записывал на магнитофон все, что говорил.

— Но ведь ты же угрожал ему ножом! Ты заставил его открыть кассу, приставив ему нож к горлу.

— Думаю, да.

— И сколько денег ты взял?

— Вы же отобрали мою добычу. Разве вы не посчитали?

— Уже посчитали. Двенадцать долларов, верно?

— Я не успел сосчитать. Появились представители закона.

— И когда появились представители закона?

— Когда я уже уходил. Спросите легавого, который меня замел. Он знает, когда.

— Однако кое-что еще произошло, прежде чем ты собрался уходить.

— Ничего не произошло. Я обчистил кассу, а потом смылся. Дал тягу.

— На твоем ноже была кровь.

— Да ну? Я вчера вечером разделывал им цыплят.

— Ты ударил ножом владельца магазина, верно?

— Я? Да я никогда в жизни и пальцем никого не трогал!

— Почему ты ударил его ножом?

— Я этого не делал!

— Куда ты его ударил?

— Я его не трогал.

— Он начал кричать?

— Не понимаю, о чем это вы.

— Ты ударил его ножом. Мы это точно знаем.

— Что за чушь!

— Не умничай, Стиви.

— Разве вы уже этого не знаете? Что вам еще от меня надо, черт побери?!

— Нам надо, чтобы ты рассказал нам, почему всадил нож во владельца магазина.

— А я говорю, что этого не было!

— Он вчера был госпитализирован с шестью ножевыми ранениями в грудь и живот. Что ты на это скажешь, Стиви?

— Оставьте свои вопросы для полицейского участка. Я вам больше ничего не скажу.

— Ты получил свои деньги. Зачем ты ударил его ножом? Стиви ничего не ответил.

— Ты испугался?

— А чего бояться-то? — заносчиво ответил Стиви.

— Ну, я не знаю… Испугался, что он расскажет, кто его ограбил. Испугался, что он начал кричать. Чего ты испугался, сынок?

— Да ничего я не испугался! Я велел старому негодяю держать рот на замке. Ему нужно было меня послушаться!

— А он открыл рот?

— Спросите его.

— Я тебя спрашиваю!

— Да, он не стал молчать. Он начал вопить. Сразу после того, как я обчистил кассу. Идиот чертов, из-за каких-то двенадцати долларов начал вопить как резаный!

— И что ты сделал?

— Велел ему заткнуться.

— А он не послушался?

— Да, не послушался. Поэтому я его ударил, а он все орал. Поэтому… поэтому я и пощекотал его ножичком.

— Шесть раз?

— Я не знаю, сколько раз. Просто… ударил, и все. Ему не нужно было вопить. Спросите его, сделал ли я ему что-нибудь плохое. Давайте, спросите! Он вам скажет. Я и пальцем к нему не прикоснулся, пока он не начал вопить. Пойдите в больницу и спросите его, тронул ли я его пальцем. Давайте, спросите его!

— Мы не можем, Стиви.

— Поче…

— Он умер сегодня утром.

— Он…

На мгновение мысли у Стиви перепутались. Умер? Коп сказал — «умер»?

Теперь зал притих в удивленном молчании. И до этого все слушали его внимательно, но сейчас тишина была какая-то другая, и от этой тишины ему стало вдруг холодно, и он посмотрел на свои ботинки.

— Я… я не хотел, чтобы он умер, — пробормотал Стиви. Полицейский стенографист поднял голову:

— Чего он не хотел?

— Чтобы он умер, — шепотом повторил какой-то полицейский в форме.

— Что? — снова не расслышал стенографист.

— Он не хотел, чтобы он умер! — завопил коп. Его голос эхом отозвался в тишине зала. Стенографист наклонил голову и принялся что-то царапать в своем блокноте.

— Следующий! — сказал начальник полиции. Стиви сошел со сцены. В голове у него было на удивление пусто, ноги почему-то стали свинцовыми. Он прошел за копом до двери, а потом потопал вместе с ним к лифту. Они оба молчали, пока двери лифта не закрылись.

— Для первого дела ты серьезно влип, парень, — сказал коп.

— Он не должен был умирать! — отчаянно крикнул Стиви.

— А тебе не нужно было тыкать в него ножом, — заметил полицейский.

Стиви попытался вспомнить, что говорил ему Скиннер до предварительного слушания, но шум лифта мешал ясно мыслить. Он вспомнил лишь одно слово «соседи», когда лифт опустился в подвал, чтобы Стиви присоединился к ним.

Порочный круг

Все было слишком просто. Замок я открыл почти за десять секунд, а воспользовался-то всего-навсего пилочкой для ногтей! Я вошел в дом с холода, тихонько прикрыл дверь за собой и замер, прислонившись к двери спиной. Я никуда не спешил. Вытащил свой сорок пятый из кармана пиджака и проверил обойму. Потом вставил ее на место. В темноте прихожей раздался легкий щелчок.

Комнаты располагались по обе стороны от прихожей: с одной стороны – кухня, с другой – гостиная и спальни. Я знал расположение дома наизусть, потому что мистер Уильяме раз сто прошелся со мной по плану.

– Это дело стоящее, Мэнни, – приговаривал он. – Настоящее. Сделаешь, можешь считать себя одним из нас. Одним из нас.

Мне это здорово понравилось. Он выбрал для дела именно меня, и я знал, что дело это важное. Он мог бы выбрать любого из парней, но он хотел, чтобы все было сделано как надо, поэтому-то и пришел к Мэнни Коулу, то есть ко мне. И теперь я попаду наверх, тоже стану боссом. Поэтому все должно быть сделано на высоте.

В гостиной темнота, как и предупреждал меня мистер Уильяме. Я спустил свой сорок пятый с предохранителя и ступил на толстый ковер, которым была устлана прихожая. В задней части дома из-под узкой щели под дверью одной из спален пробивался янтарный свет и растекался по ковру тонкой, теплой лужицей. Я медленно прошел через гостиную, мимо спинета[29], стоящего у одной стены, мимо большого, как витрина, окна с задернутыми занавесками. Я прошел прямо к музыкальному центру, покрутил пару секунд ручки настройки, а потом включил его на полную мощность.

В комнате, расплескав тишину дома, завопил ритмичный свинг. Я отрегулировал звук почетче, прислушиваясь к высоким завываниям трубы, прорывающимся через ударные.

Дверь спальни распахнулась, и оттуда вышел Галлахер.

Он был в трусах и майке. Трусы в синюю полоску топорщились у него на толстом животе. Он вразвалку проковылял вперед. Его пальцы-сосиски шарили по стене в поисках выключателя, а на лице было написано удивление. Наконец послышался тихий щелчок, и гостиная наполнилась светом. При освещении он выглядел еще хуже.

По всему лицу у него была размазана помада, и я знал почему, но в данный момент меня это не трогало. Меня занимал только сам Галлахер. Его голубые глазки были широко расставлены и глубоко сидели в складках мясистого лица. Когда он увидел у меня в кулаке сорок пятый, рот у него раскрылся, да так широко, что я даже подумал, как бы у него вставная челюсть не вывалилась. Потом лицо Галлахера побледнело, и его стала бить дрожь, так что жир его дрожал, словно желе.

– Кто.., кто вы такой? – еле выговорил он.