Привал странников - Анатолий Степанов

— Есть, Александр Иванович.

— Тогда поехали. — Глеб Дмитриевич встал. — Мне понадобится пять минут на сборы.

— Мы ждем вас в машине, — решил Смирнов.

Смирнов и Алексей спустились на лифте. Не выходя на улицу, Смирнов передал ключи от машины Алексею и распорядился:

— Выйдешь один, сядешь за руль и сделаешь небольшой кружочек по переулкам. А я осторожненько посмотрю и дождусь, Глеба. Как только ты вернешься, мы выйдем.

Все было проделано в соответствии с смирновскими указаниями. Пока осады не было.

Леша остановился у подъезда, Смирнов с Глебом Дмитриевичем уселись, и "Нива" побежала подальше от опасности.

На Дворцовой аллее, у стадиона "Динамо", Смирнов поменялся местами с Алексеем и спросил:

— Куда?

— Серпуховка.

— Серпуховка так Серпуховка, — согласился Смирнов.

И опять Москва, ночная, по-провинциальному вымершая к ночи. Улица Горького, Библиотека Ленина, Большая Полянка. Полутьма, асфальтовые просторы, слепые дома.

— Надеетесь его побороть, Александр Иванович? — вдруг спросил Глеб Дмитриевич.

— А зачем же я вас тогда обеспокоил? — Смирнов поднял глаза, чтобы в зеркальце увидеть собеседника. — Оставил бы вас с ним один на один, и разбирайтесь сами.

— Как вы вышли на это дело?

— Ну, это уж секрет фирмы, — засмеялся Смирнов.

— Тогда прошу извинить.

— Теперь куда? — спросил Смирнов у Алексея, когда они пересекли Садовое. — Указания давай.

Алексей давал указания, а Смирнов их исполнял, вертясь в переулках. Наконец остановились у хрущевской пятиэтажки, окруженной разросшимися палисадными деревьями.

Не шумя, поднялись на пятый этаж. Алексей позвонил, долго не открывали, спали, вероятно.

— Кто там? — спросил наконец испуганный женский голос.

— Я, — ограничился последней буквой алфавита Алексей, и тут же его радостно признали за дверью:

— Леша!

Загремела задвижка, зажурчала цепочка, и дверь открылась.

— Ой! — испугалась женщина в ночной рубашке и убежала внутрь квартиры. Алексей легко и хорошо рассмеялся, обернулся к спутникам и сказал:

— Проходите, проходите, нас приглашают.

Милый, спокойный, московский уют, все, как надо, в комнате, куда их провел Алексей: круглый стол посередине, громадный оранжевый абажур с кистями над ним, по стенам — комод, диван, буфет, книжный шкаф. Заметив, что гости заинтересованно осматриваются, Алексей решительно оправдался:

— Я ей все время предлагаю заменить эту рухлядь, но она ни в какую…

— И правильно делает, — заметил Смирнов, а Глеб Дмитриевич спросил:

— Прости, Леша, но она — кто?

— Как кто? — удивился Алексей, — Люба.

— Спасибо, теперь я знаю, как зовут хозяйку этого дома, поблагодарил Алексея Глеб Дмитриевич.

— Это называется — выволочка, — прокомментировал происходящее Смирнов. — Не будь сявым, Алексей.

Вошла Люба, в хорошем платье, причесанная, даже ресницы подкрасить успела — или всегда в боевой форме ждет Алексея? Улыбнулась, обнаружив ямочки на щеках, сказала тихонько:

— Здравствуйте, вы уж извините меня, что так встретила вас, думала, Леша один…

Извинилась и быстренько стала накрывать стол. Веселая в движении, ловкая, пухленькая, Люба делала дело и улыбалась от того, что так забавно все получилось. Такая и должна быть подруга у рискового человека — услада воина.

Смирнов уловил момент, положил ладонь на круглое Любочкино предплечье и сказал:

— Я скоро уйду, Любочка, и тогда вы их накормите.

— Люба, пойдем в другую комнату или на кухню, им поговорить надо, распорядился догадливый Алексей, и они ушли.

— Спрашивайте, Александр Иванович, — предложил Глеб Дмитриевич.

— Как вы думаете, почему он пошел на крайние меры?

— Вы, как мне кажется, и сами понимаете, почему, просто ждете подтверждения. Пожалуйста. Вы, конечно, уже проверили по спискам умерших в лагере? — И, дождавшись смирновского кивка, он продолжил: — И, конечно, знаете национальный состав: два армянина, три азербайджанца, три грузина и двое из Молдавии. Так вот…

— Вы насчитали десять, а я по спискам выявил одиннадцать…

— Одесский умер в прошлом году. Я продолжаю. Так вот, почти все они народ кавказский: шумливые, широкие, хлебосольные, любящие быть на людях и покрасоваться перед людьми. Первое время, после того как они исчезли из лагеря, они вели себя как надо, но в последнее время, надо признать, распустились. Гостили в тех местах, где их брали, почти не скрывали прошлой своей жизни, намекали и ненужно хвастались, дошло до того, что двое из них полгода тому назад нажали на него, пытаясь шантажировать. Да и нынешняя обстановка, атмосфера демократии и гласности, так сказать…

— Ясно. В Москву вызывали их вы?

— Да.

— Предлог?

— Создание треста по производству спиртных напитков, организация сети транспортировки и сбыта.

— Ишь ты, как серьезно! И клюнули?

— Как не клюнуть! — Глеб Дмитриевич откинулся на стуле и слегка посерьезнел. — В свое время Карл Маркс писал о том, что за триста процентов прибыли буржуа пойдет на любое преступление. А тут государство своими ограничениями и запретами дает возможность подпольному дельцу иметь тысячу процентов. Не мне вас учить, что всякий запрет порождает злоупотребление. Алкогольный подпольный бизнес — сейчас самое лучшее место для вложения капитала.

— Вы знали, что их ликвидируют?

— Мне об этом нетрудно догадаться, но так я говорю сегодня в последний раз, только вам, без свидетелей. На следствии и на суде я и мой адвокат будем утверждать обратное.

— А он что будет утверждать на суде?

— Вы думаете, он будет фигурировать на суде в качестве обвиняемого?

— Не прокурора же.

— Позвольте скептически отнестись к вашей уверенности.

— Мы отвлеклись, — Смирнов жестко придерживался регламента. — Почему "Привал странников"?

— Их, осторожных, битых, приехавших вместе с телохранителями, собрать вместе можно было только на нейтральной территории. Его команда и создала нейтральную территорию.

— Понятно, всех разом. Поодиночке убирать и хлопотнее, и можно наследить, во всяком случае, шансов наследить больше, — дополнил Глеба Дмитриевича Смирнов. — Последний вопрос: вы же не душегуб, почему же вы согласились на такое?!

— У меня не было выбора.

— Прижал?

— Не то слово — удавил. Загнал в угол и удавил.

— Леша! Люба! — позвал Смирнов, и они тотчас вошли в комнату. — Я уезжаю. Спасибо, Любочка.

Смирнов не отказал себе в удовольствии поцеловать хозяйку дома в круглую щеку. Глеб Дмитриевич продолжал сидеть за столом, обхватив голову руками и разглядывая скатерть. Когда Смирнов двинулся к двери, он, не оборачиваясь, спросил:

— А вы не боитесь оставлять меня здесь, ведь я очень просто могу раствориться в воздухе?

— Не боюсь. Если вы спрячетесь от меня и милиции, вы тем самым оставите его на свободе. И тогда от него вам спрятаться не удастся. Ну, я пошел.

— Нам что делать? — поинтересовался Алексей.

— Сидеть здесь и до моего появления не высовывать носа.

— Сопьемся мы здесь, Александр Иванович, — высказал опасение Алексей.

— Мне бы ваши заботы, — позавидовал им Смирнов, сделал общий поклон и покинул квартиру.

Выбрался на Садовое. Пусто впереди и сзади, но береженого и бог бережет: по Ленинскому проспекту рванул к Воробьевскому шоссе, ныне Косыгина улицу — роскошное место для обстоятельной страховочной проверки. Постоял на смотровой площадке — трилистнике дорог, доехав до Мичуринского, свернул и, сделав поворот, промчался по Университетскому до светофора на Комсомольский. Проверился последний раз, слегка нарушая, срезал левый поворот на переключении зеленого на желтый и без паузы пошел на метромост. Чисто.

На Комсомольском, у Третьей Фрунзенской глянул на часы — было без двадцати два. Управился, как обещал. Слева выскочил развеселый Никола в Хамовниках, и он выехал на эстакаду. С горба эстакады он увидел, как на проезжую часть Остоженки вышел орудовец со светящимся жезлом и указал ему этим жестом поворот направо, на набережную. Притормозя рядом с орудовцем, Смирнов недовольно спросил:

— Почему по Остоженке нельзя?

— Остоженка перекрыта на час по распоряжению МУРа. Если тебе на бульвары, давай прямо по Турчанинову и на набережную. У бассейна повернешь, — многословно объяснил скучающий, видимо, здесь милиционер.

Непонятные дела. Смирнов по Турчанинову скатился к набережной. Хотел сделать поворот, как вдруг увидел перед собой черный радиатор большого "лендровера", на бешеной скорости выскочившего из-за угла. "Лендровер" ударил его "Ниву" в лоб. Несмотря на ремень, он сильно ушибся о баранку.

Зашлось сердце, помутилось в голове. Последнее, что он неотчетливо видел: распахнутая дверца, чужое лицо в проеме и опускающаяся короткая дубинка.