Наследство рода Болейн - Филиппа Грегори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говорят, она ни в чем не призналась, до конца отстаивала свою невиновность и даже попыталась убежать от палача. Упала на помост, старалась уползти подальше, палач погнался за ней, обрушил град ударов.
Я только вздрагивала, слушая все эти рассказы. Сколько еще женских голов покатится? Кто следующий?
Екатерина на редкость легко справляется с постоянным раздражением Генриха. Политика и религия ее не интересуют, он ни о чем таком с ней не разговаривает, ей и дела нет до того, что утреннее решение уже забыто и в силу вступает вечернее. Она с ним никогда не спорит, поскольку совершенно не понимает, о чем идет речь. Король с ней обращается, как с маленькой собачонкой, которая устроилась у него на коленях для его удовольствия, а начнет раздражать, так можно и спихнуть. Ее это вполне устраивает, она умудряется прятать свой интерес к Томасу Калпеперу и притворяться преданной женой. Да и какому хозяину придет в голову полюбопытствовать, не любит ли его собачонка кого-то другого.
Король ее беззастенчиво лапает на виду у всего двора. Когда они сидят рядом за обедом, он то и дело, на глазах у всех, щиплет ее за грудь и с удовольствием глядит, как розовеют щечки молоденькой королевы. Или пристает к ней с поцелуями, а когда она подставляет щеку, взасос впивается в губы. А то игриво шлепает по заднице. Она никогда не отпрянет, не отвернется. Внимательному взгляду видно — ей все эти игры неприятны, но она виду не показывает, не желает сердить короля. Довольно умно для пятнадцатилетней девчонки. Очень умно для девчонки, которая сходит с ума от любви к другому.
Между обедом и танцами она норовит улучить момент, чтобы остаться наедине с Томасом, но к полуночи всегда в постели. Одета в просторную ночную рубашку с роскошной вышивкой, белый ночной чепчик выгодно подчеркивает большие блестящие глаза. Ничего не скажешь — сонный ангел в ожидании короля. Если он задерживается, иногда просто засыпает. Спит как младенец, нежно потрется щекой о подушку, прежде чем улечься на бочок, — очаровательная привычка. Он приходит в ночном одеянии, в толстом халате на широких плечах, больная нога только что перебинтована, но гной уже сочится сквозь белое полотно. Чаще всего его сопровождает Томас Калпепер, в поисках поддержки королевская рука тяжело опирается на плечо юноши. Томас и Екатерина даже не переглянутся. Он приводит старика мужа, а сам глядит куда-то поверх ее головы. Она устремляет взор на богатую вышивку покрывала. Он снимает с короля халат, а паж в это время откидывает одеяло. Два других пажа помогают королю улечься, стараясь не потревожить больную ногу. Вонь от старой раны наполняет комнату, но Екатерина даже не морщит носик. Болезненный стон короля, когда он с трудом укладывается, не сгоняет с ее лица нежной и приветливой улыбки. Мы все выходим, пятимся к дверям. И только когда двери закрыты, я вижу, как юное лицо Томаса перекашивается злобной гримасой.
— Ты по ней сохнешь, — говорю я ему.
Он взглядывает на меня, готовый возразить, потом пожимает плечами и ничего не отвечает.
— А она сохнет по тебе.
Он хватает меня за локоть, тащит к оконной нише, мы почти спрятаны в тени тяжелых занавесей.
— Она вам это сказала? Какими словами?
— Так и сказала.
— Когда? Повторите все в точности.
— Часто, когда король засыпает, она выходит из спальни. Я принимаюсь ее причесывать, а она чуть не плачет.
— Он с ней груб? — В глазах ужас.
— Нет-нет, она плачет от страсти. Каждую ночь старается доставить ему удовольствие, а сама как туго натянутая тетива лука — только ей и остается, что дрожать от неутоленной страсти.
Выражение лица у него стало до того потешное, что я чуть не расхохоталась, благо вовремя вспомнила — я это дело делаю не просто так, а по поручению герцога.
— Плачет от страсти?
— Чуть не в голос кричит. Мне то и дело приходится отпаивать ее вином с пряностями или давать сонный порошок. Но она все равно часами не может уснуть. Бродит по комнате, развязывает тесемки ночной сорочки, жалуется, что огнем горит.
— Она всегда выходит после того, как король заснет?
— Попробуй вернись через час, сам увидишь, — еле слышно шепчу я.
Он только сглатывает.
— Не осмелюсь.
— Сможешь ее увидеть, — подзадориваю я. — Она выбирается из его постели, а сама просто страстью пылает.
Лицо юноши кривится от непереносимого желания.
— Она от тебя без ума. Я ей волосы расчесываю, а она откинет назад голову и шепчет: «Томас, мой дорогой».
— Она зовет меня по имени?
— Она по тебе сохнет.
— Но если нас застукают, нам обоим головы не сносить, ни ей ни мне.
— Просто поговори с ней, утешь немного. Это пойдет на благо королю. А то она долго не выдержит. Король с ней забавляется каждую ночь, раздевает ее, глазами ест, дает волю рукам, каждую складочку трогает, а ей от этого никакого успокоения.
От нарисованной мною картины он опять только сглатывает.
— Если бы я мог с ней поговорить…
— Приходи через час, я тебя впущу. — Я, как и он, от волнения дышу с трудом. — Сможешь поговорить с ней в приемной рядом со спальней, король к тому времени заснет. Я там все время буду вместе с вами. Придраться не к чему, я вас одних не оставлю.
Он все еще не уверен в моих дружеских намерениях. Вдруг отпрянул и подозрительно на меня уставился:
— А вам какая в том выгода? С чего это вы решили мне услужить?
— Я служу королеве, — отвечаю быстро. — Я всегда служу королеве. Она хочет твоего присутствия, она хочет тебя видеть. Мне только надо убедиться, что она в безопасности.
Он, наверно, совсем сошел с ума от любви, если думает, что такая встреча может быть безопасной.
— Через час, — повторяет он.
Я гляжу на умирающий огонь в камине. Выполняю поручение милорда герцога, но никак не могу прогнать из головы воспоминаний о Георге и Анне. Он тоже часами ждал ее, пока она проводила время в королевской постели. А теперь я жду, и Томас ждет королеву. Трясу головой, пытаюсь отогнать эти мысли. Я поклялась не думать больше о Георге и Анне. Подобные размышления уже не раз почти сводили меня с ума. Их больше нет на свете, нечего о них и вспоминать.
Проходит немного времени, и Екатерина появляется на пороге спальни. Вокруг глаз тени, личико побледнело.
— Леди Рочфорд, — шепчет она, — подогрейте мне вина.
Я внезапно возвращаюсь в настоящее.
— Уже подогрето, — усаживаю ее в кресло поближе к огню.
Она ставит босые ножки на каминную решетку, но не перестает дрожать.
— Меня от него тошнит, — вдруг выпаливает она. — Боже мой, меня от самой себя тошнит.