Календарные обычаи и обряды народов Передней Азии - Роза Шотаевна Джарылгасинова

их прихода в Малую Азию, иранского праздника (как Праздника середины зимы) и преобразовании персидского названия «саде» в «сайа». Известно, что персидский праздник Саде, восходящий к доисламским традициям, проводился так же, ка и праздник Сайа, в середине зимы, на 10-й день месяца бахмана (31 января по григорианскому календарю), и знаменовал собой начало ослабления холодов. К тому же другое значение слова «саде» — «сто». Казалось бы вывод о заимствовании огузо-туркменскими племенами этого иранского праздника напрашивается сам собой. Однако, при более детальном анализе оказывается, что обрядовая сторона этих праздников в значительной степени отличается друг от друга. Если в Иране праздник Саде прежде всего был связан с обожествлением огня, то в обрядности турецкого праздника Сайа этот мотив совершенно отсутствует. Кроме того, некоторые элементы говорят в пользу того, что первоначально это был пастушеский праздник, отмечавший определенный этап в выращивании скота, и лишь впоследствии, уже на малоазийской почве обогатился другими, не связанными со скотоводством мотивами. Об этом, в частности, свидетельствует празднование Сайа у кочевых туркмен, которые являются «в основной массе потомками тех огузо-туркменских племен, которые пришли Малую Азию во время сельджукского завоевания» [Еремеев, 1963, с. 174]. У них праздник Сайа приходится на 100-й день после случки баранов, т. е. на начало или середину февраля. В день праздника пастухи наряжаются в шкуры животных и ходят по домам, распевая песни, связанные с Сайа, за что получают подарки от владельцев стад [Çay, 1988, с. 56].

К тому же упомянутые ранее случаи разновременного празднования Сайа, как пастушеского праздника, и Кыш ярысы, как Праздника середины зимы, еще раз подтверждают первоначальную сущность праздника Сайа.

Остается не совсем ясной этимологии слова сайа. В.А. Гордлевский предположил, что это слово тюркского происхождения и образовано от термина сайы, что означает «подсчет чиновниками скота» [Гордлевский, 1968 (I), с. 81]. Действительно, в Турции существовал обычай дважды в год пересчитывать скот, но подсчет происходил не в праздник Сайа, а перед Коч катымы и перед Неврузом [Küçükbezirci, 1975, с. 7311–7312].

Несколько прояснить этимологию названия может обращение к бытованию этого праздника у азербайджанцев, в этногенезе которых важную роль сыграли те же огузо-туркменские племена. Ф. Кочарлинский, изучавший азербайджанские песни саячи, писал, что «закавказские татары» это слово («сая») употребляли в смысле «благо», «добро»; отсюда понятие «саячи» — «приносящий благо», «благодатный» [Кочарлинский, 1910, с. 1]. Склоняясь к персидскому происхождению термина сайа, Ф. Кочарлинский сводит его не к слову саде, а к понятию сайе, что означает «покровительство», «защита». Азербайджанские саячи ходили по домам в конце осени и зимой и воспевали достоинства домашних животных, за что получали масло, муку, сыр и т. д. Обходы саячи совершались в тех уездах, где жители занимались овцеводством.

На территории Малой Азии на обрядность пастушеского праздника оказали большое влияние рождественско-новогодние и масляничные обрядовые комплексы местного греческого населения. И это не удивительно, поскольку праздник Сайа по времени совпадал с этими греческими праздниками. Такое близкое соседство было подмечено в упоминавшемся уже персидско-турецком словаре Нигматуллы (XVI в.), в котором говорится, что праздник Сайа приходится на день, когда неверные опускают в воду крест, т. е. на Крещение. К тому же некоторая близость обнаруживалась в обрядности праздников: и здесь и там основным элементом празднования являлись хождения ряженых. В процессе культурного взаимодействия праздник Сайа приобрел новые черты, связанные с празднованием середины зимы, а его обрядность обогатилась традиционными сюжетами театрализованных действий местного греческого населения (имитация брака, идея умирания и воскрешения, космического противоборства зимы и весны, инсценируемая в виде состязаний между участниками представления) [Календарные обычаи, 1973, с. 325–327; Календарные обычаи, 1977, с. 322–326]. Иногда степень влияния ощущалась настолько сильно (как, например, в области Кайсери), что праздник Сайа рассматривался как один из греческих праздников (рум байрамы) [Türker, 1943, с. 14].

Обряды сезона хамсин.

Сезон хамсин (араб. «пятьдесят») продолжался с конца января — начала февраля до Невруза. Во время этого последнего зимнего периода крестьяне совершали ряд ритуальных действий и обрядов, которыми отмечали начало весеннего пробуждения природы. Эти обряды одновременно должны были способствовать постепенному переходу к весне, подготавливали победу живительных сил природы, которая отмечалась в Невруз и Хыдреллез.

Согласно народным верованиям, перешедшим от арабов, первый поворот от суровой зимы к весне происходит сначала в воздухе (20 февраля), через неделю в воде (27 февраля) и затем на суше (8 марта). Эти этапы потепления носили арабское название джемре.

В Восточной Анатолии первое потепление 20 февраля отмечалось проведением различных церемоний. В области Карс в этот день праздновались «проводы» наиболее тяжелого времени зимы (чиле чыкырма). Основным элементом этого празднества являлись коллективные гадания. Юноши и девушки, вступившие в брачный возраст, собирались в одном доме и гадали о замужестве или женитьбе. В ведро с водой опускали иголки с цветными нитками. Ведро раскачивали и смотрели, какие иголки соединяются. Если иголка девушки соединилась с иголкой юноши, им предрекали свадьбу в будущем году. Затем девушки устраивали гадания, подобные тем, которые совершались на Хыдреллез [Kaya, 1970, с. 5672].

В области Ван (Восточная Анатолия) этот день знаменовал также началом окота овец. Здесь устраивались обход домов ряжеными под названием кёси, напоминавшие обходы праздника Сайа. В представлении участвовало четверо парней. Один из них наряжался в звериную шкуру, на голову надевал войлочный колпак, подвязывал бороду из белой шерсти, сзади прикреплял лисий хвост. С колокольчиками в руках он и другой парень, одетый в женское платье, обходили дома деревни. Их сопровождало еще два участника представления, одетые животными (волком, лисой или шакалом). Они били в барабаны и разыгрывали сценки.

В Центральной Анатолии в это время праздновали цветение безвременника (чигдем). Этот цветок, начинающий распускаться вместе с таянием снегов, символизировал приход весны, оживление и обновление природы, оповещал земледельцев о наступлении весенних работ. Появление первых цветков безвременника отмечали дети обрядом чигдем пилавы.

Во второй половине февраля — начале марта дети группами шли в поля собирать безвременник. Сбор цветов сопровождался шутками, песнями и различными играми, среди которых наибольшей популярностью пользовался «чижик» (челикьчомак). Каждый старался показать ловкость, отбив палкой камешек, брошенный противником. Этими же палками (казгыч или кюскюч) выкапывали безвременник. Обходя дома, дети одаривали букетами цветов хозяев, тем самым как бы принося благую весть о приближающейся весне.

С самим безвременником было связано множество поверий. Считали, что счастье придет в дом, где