Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917 - Альберт Каганович

С еще бо́льшим давлением пришлось столкнуться следующему эмиру, Абдалахаду, когда он в 1893 году посещал Россию. В уездном городе Козлове Тамбовской губернии, где эмир остановился проездом, он принял ашкеназского еврея – купца, торговавшего с Бухарой. Когда купец посетовал на унизительное положение бухарских евреев в эмирате, Абдалахад ответил, что ему ничего не известно о таких законах и что он всегда приписывал создавшееся положение религиозным обычаям самих бухарских евреев. Разыгрывая удивление, эмир спросил у своего министра, действительно ли существуют такие ограничения в отношении евреев. Получив положительный ответ, Абдалахад пообещал купцу созвать еврейских старейшин и разрешить евреям эмирата жить повсюду и не носить больше веревок, «если действительно окажется, что это не противоречит их религии». Затем эмир лицемерно добавил: «Вообще, если я замечу, что евреи терпят какие-либо притеснения, не замедлю удовлетворить их справедливые жалобы»[1463]. Спустя несколько месяцев, уже в Петербурге, эмир принимал у себя немецкого коммерсанта Эснера, имевшего в России сеть торговых агентств. В присутствии министра торговли и промышленности Эснер попросил улучшить условия пребывания в Бухаре ашкеназских купцов и облегчить правовое положение местных евреев. В ответ эмир обещал, что сразу по возвращении пересмотрит ограничения в одежде и разрешит бухарским евреям проживать за пределами еврейского квартала. Также Абдалахад добавил, что если у евреев есть жалобы на чиновников, то он обещает этим евреям справедливое правосудие[1464].

Некоторое смягчение положения бухарских евреев в среднеазиатских вассальных государствах в рамках общей либерализации деспотического управления произошло в первую очередь под давлением туркестанских администраторов. Самой важной для бухарских евреев переменой было сокращение числа случаев смертной казни, которая предусматривалась в качестве наказания за нарушение ограничительных предписаний или за другие провинности. Гораздо реже она стала применяться после того, как на бухарский престол с помощью России в конце 1885 года вступил Абдалахад[1465]. Произошедших в Бухаре изменений не разглядел видный исследователь истории евреев Восточной Европы Семен Дубнов, утверждавший, что Россия ничего не сделала для облегчения положения евреев в эмирате[1466].

Русский протекторат вообще способствовал стабильности и большей безопасности для всех подданных эмира. Особенно ярко это проявилось в январе 1910 года, во время столкновений в городе Бухаре между шиитами и суннитами, спровоцированных узбекской знатью во главе с раисом Бадретдином с целью устранить кушбеги-иранца Астанакул-бия Парваначи[1467]. Разъяренные сунниты врывались в дома бухарских евреев, где устраивали обыск и захватывали огнестрельное оружие[1468], приобретенное для защиты от грабителей. Некоторые сунниты заходили в лавки к русскоподданным христианам и бухарским евреям, забирая товары и оставляя лишь четверть платы. Русскоподданных бухарских евреев бухарские солдаты избивали[1469]. Все это побудило бухарских евреев вместе с шиитами просить русского генерала Генриха Лилиенталя о защите[1470]. Тот не замедлил отправить казаков на усмирение восставших, памятуя о моральной ответственности России за вассальное государство. После восстановления порядка к Лилиенталю с выражением благодарности пришли делегации купцов и духовенства от обеих враждующих сторон, а также делегация бухарских евреев[1471].

В особых случаях, связанных с тяжелыми наказаниями, бухарскоподданные евреи могли рассчитывать на защиту со стороны местной русской администрации. В 1897 году Мирьям, дочь русскоподданного ташкентского купца первой гильдии Абдурахмана Калантарова, обратилась к туркестанскому генерал-губернатору Александру Вревскому с просьбой освободить ее мужа, бухарского подданного Давида Хаима Исхакова, из зиндана, в котором он находился уже восемь лет[1472]. Само наличие такой подземной тюрьмы было нарушением требования русских властей, вследствие которого эмир Абдалахад еще в 1886 году отдал приказ о повсеместном закрытии зинданов, после чего в самой Бухаре был засыпан печально известный эмирский зиндан Сиах-чар (черный колодец)[1473]. В этой связи можно было бы предположить, что Мирьям располагала искаженными сведениями или умышленно драматизировала событие и на самом деле ее муж находился в обычной тюрьме. Тем не менее ее рассказ, скорее всего, правдив, поскольку писатель Садриддин Айни засвидетельствовал в своих мемуарах, что в эмирате в конце XIX века в особых случаях арестованных бросали и в подземные тюрьмы[1474].

По сведениям Мирьям, ее муж был брошен туда по надуманному обвинению в прелюбодеянии с танцовщицей-мусульманкой во время праздника, на котором присутствовали сорок мусульман. Расследовавший происшествие политический агент Владимир Игнатьев (занимавший эту должность в 1895–1902 годах) узнал, что в Бухаре по данному делу были арестованы два бухарских еврея и мусульманин. Мусульманин был наказан палками и отпущен, один из евреев под угрозой смертной казни или пожизненного заключения принял ислам и также был отпущен, а другой, Исхаков, отказался стать мусульманином и потому был брошен в тюрьму по приказанию Абдалахада. Комментируя добытые сведения, Игнатьев заявил, что счел правильным не вмешиваться в это щекотливое дело, поскольку Исхаков – бухарский подданный[1475].

Вревский, несмотря на то что не жаловал бухарских евреев, занял иную позицию. Восхищенный несгибаемостью этого бухарского еврея, он надписал на письме политического агента, что «восьмилетнее заключение в зиндане – достаточное наказание за слабость или содеянный Исхаковым поступок, и шариат не ограничивает власть эмира оказанием милости преступникам». Управляющий канцелярией генерал-губернатора Михаил Бродовский, переписывая слова Вревского для политического агента, добавил от себя об Исхакове: «Такую твердость можно лишь отнести к его прекрасным нравственным качествам…»[1476] К сожалению, переписка по делу Давида Исхакова на этом обрывается. По всей вероятности, связанный вассальными отношениями эмир Абдалахад прислушался к мнению генерал-губернатора и помиловал этого бухарского еврея.

О том, что русская администрация брала под свою защиту бухарскоподданных евреев и в других случаях, можно судить по письму от главного раввина Бухарского эмирата Хизкии Когена Рабина к пребывавшему в то время (1898 год) в Самарканде раввину Шломо Казарновскому. В этом письме бухарский раввин просит обратиться через самаркандского калантара Давида Калантарова за содействием к русским властям, чтобы они помогли заставить некоего бухарского еврея, перешедшего в эмирате в ислам, выплачивать алименты брошенной им жене (несмотря на побои, она отказалась вместе с ним принять ислам). Одновременно бухарский раввин рассчитывал добиться от обращенного еврея разводного письма[1477]. Неизвестно, как поступила русская администрация, но само обращение к ней с такой просьбой свидетельствует, что подобное вмешательство казалось главному раввину эмирата возможным.

Еще более важные изменения произошли в правовом положении пребывавших в эмирате бухарских евреев, принятых в русское подданство или получивших статус туземцев в Туркестанском крае. В XIX веке русской администрации особенно часто приходилось защищать их от произвола со стороны мусульманских чиновников. К началу же XX века эмирский произвол по отношению к евреям этих категорий уменьшился, что было вызвано, с одной стороны, улучшением отношения эмира к бухарским евреям вообще, а с другой – мерами русской администрации по охране прав русских подданных, и в том числе бухарских евреев.

Ярким примером защиты русскоподданных бухарских евреев стал случай с расследованием избиения Нисима Катанова. Приписанный к Катта-Кургану Самаркандской области, он портняжничал в городе Бухаре. Однажды, а именно 28 сентября 1900 года, проезжавший со своей свитой по базару раис заметил в лавке Нисима, который, в нарушение предписаний для евреев, не был подпоясан веревкой и, кроме того, был не в шапке определенного покроя, а в тюбетейке[1478]. Эта изложенная раисом версия только в деталях расходится с показаниями самого Катанова, в которых говорится, что раису не понравилось отсутствие у него на поясе веревки и то, что он был в бешмете без верхнего халата. Позже Катанов рассказывал политическому агенту, что люди раиса вытащили его из лавки и раис спросил, почему он не одет по правилам. Нисим ответил, что в халате неудобно работать и ему, как русскому подданному, не полагается носить веревку. После этого раис сказал своим людям: «Положите ему русский билет [т. е. паспорт] на спину и бейте по нему, увидим, защитит ли билет его спину от боли». В результате Нисим был избит ремнями до потери сознания[1479].