Сокрушитель Войн - Брендон Сандерсон

Сири рассмеялась.

– Нет, ты не понимаешь. Он не возвращенный, как ты или Гимн Света. Он… ну, я не знаю. Жрецы не рассказывали тебе о других религиях?

«Других религиях?» – переспросил он.

– Конечно, – кивнула она. – Не все же поклоняются возвращенным. Я и остальные идрисцы почитают Остре, пан-кальцы – например, Синепалый… ну, я не знаю толком, кому они поклоняются, но не тебе.

«Это очень тяжело осмыслить, – ответил Сезеброн. – Но если ваши боги не возвращенные, то кто они?»

– Не они, – поправила Сири, – он. Мы зовем его Остре. Халландренцы тоже верили в него, до того как…

Она чуть не сказала «стали еретиками».

– До того как появился Даритель Мира и халландренцы решили поклоняться возвращенным.

«А кто такой Остре?» – написал Сезеброн.

– Он не человек, – пояснила Сири, – он скорее сила. Знаешь, сущность, которая присматривает за всеми людьми, карает неправых и благословляет достойных.

«А ты встречалась с этим существом?»

Сири рассмеялась:

– Конечно, нет. Остре нельзя увидеть.

Сезеброн смотрел на нее, нахмурившись.

– Понимаю, – кивнула она, – тебе это покажется глупым, но… мы знаем, что он там. Когда я вижу в природе нечто прекрасное, когда смотрю на горы, на то, как дикие цветы растут в более совершенном порядке, чем может посадить человек, – я знаю. Истинная красота. Это напоминает мне об Остре. А еще есть возвращенные, в том числе самый первый – Во. Перед смертью он получил Пять Видений. Откуда-то ведь они к нему пришли?

«Но ты не веруешь в возвращенных?»

– Я еще не определилась, – пожала плечами Сири. – Учение моего народа категорически против этого. Им не нравится то, как халландренцы понимают религию.

Сезеброн несколько секунд молчал.

«Так… тебе не нравятся такие, как я?»

– Что? Конечно, ты мне нравишься! Ты милый!

Нахмурившись, он написал:

«Не думаю, что король-бог должен быть милым».

– Хорошо, – закатила глаза Сири, – ты грозный и могучий. Великолепный и божественный. И милый.

«Уже лучше, – написал он, улыбаясь. – Я бы очень хотел встретиться с этим Остре».

– Как-нибудь я познакомлю тебя с монахами, – сказала Сири. – Они тебе в этом помогут.

«А вот теперь ты надо мной смеешься».

Сири встретила его взгляд улыбкой. В глазах Сезеброна не было обиды. Он не возражал против насмешек. Напротив, казалось даже, что он находил их очень интересными. Особенно ему нравилось пытаться определить, когда она серьезна, а когда – нет.

Он снова опустил взгляд.

«Однако мне больше хочется увидеть горы, чем встретиться с этим богом. Кажется, ты их очень любишь».

– Люблю, – признала Сири.

Она уже давно не думала об Идрисе. Но когда Сезеброн о нем заговорил, Сири вспомнила простор прохладных лугов, по которым когда-то бегала. Кристальную чистоту прохладного воздуха – то, чего, как она подозревала, в Халландрене никогда не найти.

При Дворе Богов за растениями ухаживали, их аккуратно подрезали и располагали в определенном порядке. Они были прекрасны, но дикие поля ее родины обладали своей особенной прелестью.

Сезеброн снова принялся писать:

«Наверное, горы прекрасны, как ты говоришь. Но мне кажется, что самое прекрасное, что там было, уже спустилось ко мне».

Сири встрепенулась и покраснела. Он казался таким открытым, ничуть не смущенным таким смелым комплиментом.

– Сезеброн! – воскликнула она. – Ты такой сердцеед!

«Сердцеед? – написал он. – Я говорю только то, что вижу. При моем дворе нет ничего прекраснее тебя. Горы, породившие такую красоту, и в самом деле должны быть особенными».

– А это уже перебор, – сказала Сири. – Я видела богинь при дворе. Они гораздо красивее меня.

«Красота не в том, как человек выглядит, – ответил Сезеброн. – Так учила мама. Путники в моей книге сказок не должны судить по внешности, потому что морщинистая старуха может оказаться прекрасной богиней».

– Но мы не в сказке, Сезеброн.

«Почему нет? – написал он. – Все эти сказки – просто истории, рассказанные людьми, которые жили задолго до нас. То, что они говорят о человечестве, – правда. Я видел, как люди себя ведут».

Он стер написанное и продолжил:

«Мне странно давать объяснения таким вещам, ибо я вижу не так, как обычные люди. Я – король-бог. В моих глазах все одинаково красиво».

Сири нахмурилась:

– Не понимаю.

«У меня тысячи дыханий, – пояснил он. – Мне трудно видеть так же, как другие – только по маминым сказкам я могу судить о том, как они видят. Для меня прекрасны все цвета. Когда другие смотрят на кого-то или что-то, то иногда одно им кажется прекраснее другого. Но со мной иначе. Я вижу лишь цвета – насыщенные, чудесные цвета, составляющие все сущее и дающие жизнь. Я не могу сосредоточиться только на лице, как многие. Я вижу блеск глаз, румянец щек, оттенки кожи – даже мелкие недостатки играют красками. Все люди чудесны».

Он стер слова и продолжил:

«И потому, говоря о красоте, я должен говорить не о красках. Ты другая. Я не знаю, как это описать».

Он поднял голову, и внезапно Сири ощутила, насколько близко они сидят. И что она в одной рубашке, прикрытая только тонкой простыней. И что он высок и широкоплеч, а сияние его души заставляет цвета простыней преломляться подобно свету, проходящему сквозь призму.

Сезеброн улыбнулся в теплом свете очага.

«Ой, – подумала она. – Опасное дело».

Она кашлянула, села прямо и опять покраснела.

– М-м, да. Так. Очень мило. Спасибо.

Сезеброн снова опустил взгляд.

«Хотелось бы мне, чтобы ты съездила домой повидать горы. Может, я сумею убедить жрецов».

Сири побледнела:

– Не думаю, что стоит раскрывать им, что ты умеешь читать.

«Я могу воспользоваться художественным письмом. Им очень трудно писать, но меня научили, поэтому в случае необходимости я могу с ними общаться».

– И все же, – заметила Сири, – если ты скажешь им, что хочешь отправить меня домой, это может натолкнуть их на мысль, что ты говорил со мной.

Он на несколько секунд прекратил писать.

«Может, это и к лучшему», – написал он наконец.

– Сезеброн, они хотят тебя убить.

«У тебя нет доказательств».

– Это по меньшей мере подозрительно, – сказала она. – Последние два короля-бога умерли через несколько месяцев после рождения наследника.

«Ты слишком недоверчива, – ответил Сезеброн. – Говорю тебе: мои жрецы – хорошие люди».

Она посмотрела ему прямо в глаза.