Вечные следы - Сергей Марков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1863 году русский исследователь китайской истории выступил в некрасовском «Современнике» с заметками «Две недели в китайской кумирне». Вероятно, именно тогда Палладий привлек внимание Н. Г. Чернышевского к русским китаеведам, ибо вскоре после этого в «Современнике» появились отзывы Чернышевского о трудах И. Гашкевича, М. Храповицкого, А. Татаринова и других исследователей Китая. Все они в то время работали в Пекине под руководством Палладия.
Тогда же была опубликована статья Кафарова «Русское поселение в Китае в первой половине XIV века». В ней содержались удивительные сведения, извлеченные из истории дома Чингизидов в Китае.
Оказалось, что в последние десятилетия власти монголов в Китае русские и аланы (предки осетин) составляли отборные части пекинской гвардии.
В числе воинов Русского полка были люди с именами Николай, Илья, Георгий, Дмитрий. Полк этот подчинялся только Высшему военному совету в Пекине и размещался в отдельном поселении. Русские воины занимались там земледелием, охотой и рыбной ловлей, имели свои сельскохозяйственные орудия. В 1331 году Русский полк был пополнен 600 воинами, а через год в Пекин прибыло 2803 русских. К 1334 году относится последнее упоминание о русских гвардейцах в Пекине.
Доктор Э. Брейтшнейдер, дополняя Палладия, извлек из «Юаньши» еще некоторые сведения о русских и аланах в Китае. Мне удалось датировать ряд событий, сообщенных Брейтшнейдером. Так выясняется, что в 1251–1259 годах алан Юваши (?), сын Ильи, доходил до Сибири. В те же годы алан Николай побывал в Юннани.
Что сделалось с русскими и аланами в 1368 году, когда монголы были изгнаны из Китая, — неизвестно. Палладий, очевидно, не обнаружил никаких сведений на этот счет в древних книгах пекинских хранилищ.
Извлечения из «Юаньши» о русских людях, их пашнях и промыслах, расположенных «между Великой стеной и Пекинской равниной», пролили свет на события, дотоле неизвестные русским историкам. В этом огромная научная заслуга Палладия Кафарова.
В 1870 году Палладий по поручению Русского географического общества выехал из Пекина в сопровождении топографа Гавриила Нахвальных. Они двинулись в Маньчжурию по Ляодунской дороге.
Нахвальных производил съемку, а Палладий неутомимо исследовал памятники старины. Он открыл их возле Мукдена, а затем на землях русского Дальнего Востока. Путешественники посетили Гирин, Цицикар, Мерген, Айгун и достигли Благовещенска. Оттуда они проследовали на тогдашнюю Хабаровку, побывали на Уссури, озере Ханка и вышли на Владивосток.
Весной 1871 года Палладий и Нахвальных отправились на шхуне «Восток» в Тихий океан и осмотрели Новгородский пост, бухту Находка, залив Ольги и возвратились через Нагасаки в Пекин.
Во время путешествия были открыты остатки старинных городов, укреплений, морских портов, былых торговых путей Дальнего Востока и собраны богатейшие данные о Маньчжурии.
«Палладий был первым русским писателем о Маньчжурии», — писал исследователь Китая, врач Русской миссии в Пекине Э. Брейтшнейдер. В русской печати появились новые труды Палладия, в том числе исторический очерк Уссурийского края, «Дорожные заметки на пути из Пекина до Благовещенска через Маньчжурию».
Палладий исследовал обычаи народностей Дальнего Востока. Открытия его иногда были неожиданными. Так, например, он установил, что маньчжуры «почитают воронов, видя в них своих предков». Подобный культ воронов, как известно, существовал у индейцев Аляски.
Путешественник сообщал много сведений о Корее, причем отмечал долголетие корейцев, среди которых ему приходилось встречать много столетних старцев.
Возвратившись в Пекин, путешественник продолжал трудиться над составлением грандиозного китайско-русского словаря. Труд этот был закончен уже после смерти Палладия служащим Русской миссии в Пекине П. С. Поповым и издан там же в 1888 году.
В этом грандиозном издании было приведено и объяснено 11 868 иероглифов. Такого словаря еще не было в русской научной литературе о Китае. Выход его в свет был расценен исследователями Китая как чрезвычайное событие.
Пекинские друзья Палладия, — китайцы — любили и уважали русского ученого. Однажды они преподнесли ему доску, покрытую 54 золотыми иероглифами. Это было похвальное слово в честь Ва, как китайцы называли Кафарова. «Желаем при этом, — было написано на дарственной доске, — чтобы выраженные в сих златых письменах глубокие чувства нашего почтения сохранялись исторически в памяти, по возможности на долгие годы, и чтобы слава о достойном любви человеке оставалась вечною и после его и нашей смерти…»
Так народ Китая почтил русского ученого, посвятившего свою жизнь изучению культуры этой страны.
РУССКИЙ ВРАЧ В АФГАНИСТАНЕ
Когда над Гиндукушем взошла молодая луна, афганский воин подошел к уральскому казаку и вынул его шашку из черных ножен.
— Во время этой молитвы очень хорошо иметь в руках меч друга, — сказал афганец, выполнив древний обряд и возвращая казаку златоустовский клинок.
Это было в Афганистане во время пребывания там русского посольства, проделавшего в 1878 году длинный и трудный путь от Ташкента до Кабула.
В составе посольства находился молодой врач ташкентского госпиталя Иван Лаврович Яворский — очень образованный человек, хорошо знакомый с историей стран Востока.
Послы выехали из Ташкента в конце мая 1878 года. Начальником каравана был афганец Раджаб-али, ездивший ранее в Индию и возивший письма из Ташкента в Кабул.
За Железными воротами русские повстречали и пенджабца Джанадара-тюрю — индийца, поселившегося в свое время в Средней Азии и спешившего в Мекку через Кабул и Бомбей. Ему тоже была доверена доставка русской почты на имя Шир-Али-хана, эмира афганского.
Переправившись на больших паромах через Амударью, послы вскоре прибыли в Мазари-Шериф, главный город Афганского Туркестана. Здесь И. Л. Яворский с немалым удивлением узнал, что жители Чаар-вилайета оклеивают стены… цветными обертками от русских леденцов и других конфет. Потом он увидел фарфоровые чашки с маркой фабрики Корнилова, спички «Ворожцовой и К°», екатеринбургские свечи. Позже Яворский встречал у афганцев русский сахар и железные изделия из России.
Из Кабула навстречу русским выехал министр двора афганского эмира сердар Абдулла-хан. Этот старец был живой историей связей Афганистана с Россией. Оказалось, что в 30-х годах он хорошо знал Виткевича, столь загадочно погибшего потом по приезде в Петербург. Во время пребывания в Кабуле Виткевич жил в доме Абдуллы-хана.
— Еще тогда для нас было ясно, — сказал в разговоре с гостями Абдулла-хан, — что только в союзе с Россией можно достигнуть мирного развития государства. Уже тогда эмир Дост-Магомет-хан в одной лишь России видел оплот против всепоглощающего нашествия англичан. Теперь же сын Дост-Магомета — эмир Шир-Али-хан приглашает вас к себе в Кабул как дорогих гостей — вестников мира и добра. Да даст аллах, чтоб наша дружба не имела никогда поводов к сожалению…
Гостей из Ташкента посадили на индийских слонов.
Навстречу им со стороны Кабула двигался Хабиб-Улла-хан, брат афганского эмира, ехавший на огромном слоне пепельного цвета с позолоченными бивнями. Первые сановники государства, сердечно встретив русских, проводили их до ворот Бала-Хиссара — резиденции властителя Афганистана. Шир-Али-хан принял русских облаченным в синий мундир, с красной лентой через плечо, в шишаке со страусовыми перьями. Узнав, что в посольской свите находится переводчик с английского, эмир шутя спросил, уж не англичанин ли этот толмач.
— Англичане иначе не вступают на землю Афганистана, как держа в правой руке меч, а в левой огонь, — заметил Шир-Али-хан.
Потом он стал подробно расспрашивать о России, ее населении, государственных доходах, железных дорогах. Эмиру хотелось знать, есть ли железнодорожные пути в Русском Туркестане.
Вечером 1 августа 1878 года над Кабулом взвились цветные ракеты, затрещал бенгальский огонь, засветились плошки и цветные фонари. Народ Афганистана устроил праздник в честь приезда людей с Севера.
В Кабуле послы закупали образцы афганских, кашмирских, индийских товаров и предметы искусства для музея в Ташкенте.
Переводчик Малевинский с увлечением разыскивал древние монеты, которыми так богат Афганистан, в том числе чеканенные при Антиохе Великом. Любопытно, что страстному собирателю в этом деле помогал сам афганский эмир.
Было бы нелишне теперь установить, уцелели ли все эти коллекции до нашего времени.
И. Л. Яворский собирал сведения о связях Афганистана с Русским Туркестаном. Так, например, выяснилось, что лучшие сорта грушевого дерева были вывезены в Кабул из окрестностей Самарканда. Кроме того, Иван Лаврович описал знаменитые гигантские изваяния Бамиана, составил очерк истории Бактрианы и самого Кабула.