Дорогой чести - Владислав Глинка

«Будто сами тогда воевали! — подумал с завистью Непейцын. — И что за Шиллер такой? Тот, про которого я слышал, поэт немецкий и пьесы писал, а тут будто историк. Или однофамилец?»

— Валленштейн приказал углубить канавы у дороги, и в них засели стрелки, — подхватил Якушкин, — но все-таки шведы прорвались и взяли батареи. Знаменательно, господа, что тогда здесь бились за свободу религиозную, а теперь за политическую…

— Во всех книгах пишут про огромный «шведский камень», около которого нашли тело Густава-Адольфа, — заметил Краснокутский. — Вот бы его увидеть!

— Разобьем Нея, так посмотрим, — сказал Сергей Васильевич, радуясь, что не ошибся насчет смерти шведского короля.

— Да, тут не то, что Шиллера в пансионе декламировать, — кивнул Толстой в сторону боя. — А все таки как верно в «Лагере Валленштейна» сказано:

Ohne Heimat muß der SoldatAuf dem Erdboden flüchtig schwärmen,Darf sich an eignem Herd nicht wärmen,Er muß vorbei an der Städte Glanz…Sagt mir, was hat er an Gut und Wert,Wenn der Soldat sich nicht selber ehrt?[30]

И, помолчав, добавил уже по-русски:

— А когда же нас все-таки туда поведут?..

— Благодарите бога, что ядра нас не достают, как под Бородином… — отозвался Краснокутский. — А Сергей Васильевич у Витгенштейна в корпусе воевал и хвалит его.

— Против Удино он хорошо командовал, — подтвердил Непейцын. — Но сумеет ли против Нея и какие у того силы?

— Да не подошел бы к Нею на помощь некий Паппенгейм, как когда-то здесь уже было, — добавил Якушкин.

Скоро они узнали, что это замечание оказалось пророческим. И потому, что пруссаки пришли к месту боя с опозданием, и от нерешительности Витгенштейна войскам Нея удалось продержаться до середины дня, когда начали подходить подкрепления от главных сил Наполеона, шедших было к Дрездену, но повернувших на канонаду. Потом сам французский император принял командование армией, уже превосходившей числом союзников. С пяти часов вечера дотемна гвардейская пехота, передвинутая в ближний резерв, потеряла сотни людей от долетавших до нее ядер, но так и не была введена в бой. А на рассвете началось отступление пруссаков к Мейссену, для прикрытия Берлина, а русских — к Дрездену.

Следующие шесть дней арьергард Милорадовчча отбивался от преследования французов. Впервые такой натиск вела пехота. Конницы у Наполеона было очень мало, он берег ее. И вен его армия состояла на три четверти из молодых, необстрелянных солдат. Если бы Витгенштейну стремительной атакой удалось утром 20 апреля разбить корпус Нея, то первое сражение 1813 года, а может быть, и вся компания были бы выиграны. Эти предположения сообщил семеновцам наехавший на их колонну Паренсов. Отвозил бумаги от своего «ученого филина» в штаб гвардии и на запруженной войсками дороге наскоро перекусил с офицерами 3-й роты. От него же услышали грустную весть: несколько дней назад в силезском городке Бунцлау скончался Кутузов.

— Вот потеря, которую некем возместить, — сказал Краснокутский, зашедший в этот вечер в палатку Непейцына. — Но умер светлейший, свершив великое предназначение. Теперь, что ни говори, а только добивать французов приходится. Хребет их Кутузовым сломлен. И какая жизнь славная: боевой офицер, трижды раненный, дипломат, корпуса шляхетного директор, губернатор разных губерний, все чины до фельдмаршала прошедший в служении родине и, как Пожарский, от поработителей ее спасший…

Вскоре он ушел. Федор уложил Сергея Васильевича, лег поблизости на свой войлок и мигом захрапел. А Непейцын не думал, как все последнее время, о ротных делах, а вспоминал, вспоминал… Вот два юноши на деревенской улице представляются приветливому генералу, вот он диктует приказы после учения бугских егерей… Еще памятней два ночных разговора — на переправе через Буг и после того, как отказался идти в ординарцы к Потемкину. А вот забинтованная голова качается на носилках после вылазки турок под Очаковом… И последнее — тучный старец ласково расспрашивает о службе, о Соне, царит крест и, прервав беседу, идет совещаться с царем о кампании. Истинно Пожарский наших дней. С честью войдет в летописи России. А другой светлейший, которого видывал, Потемкин, многим ли памятен? Прах его Павел Петрович с землей смешал, но дела-то остались ли? Войдет ли в историю с похвалой?.. И ближе всех знает третьего сановника, труды которого защищал недавно перед прапорщиками… Этого чем помянут в будущем?..

За десять дней французы заняли всю Саксонию, и семеновцы вспоминали недавно виденных сытых лошадей, коров и полные зерном деревенские амбары — все, что теперь досталось врагу и подкрепляло его силу к будущим боям. Но прусские войска снова соединились с нашими, и армия заняла позицию при Бауцине, куда непрерывно подходили из тылов подкрепления. 8 мая Наполеон атаковал здесь союзников. И снова гвардия стояла в резерве, а потом русские и пруссаки отступили. За две недели дошли до крепости Швейдниц и встали лагерем, закрыв врагу путь на Польшу. Генерала Витгенштейна сменил Барклай де Толли, возвратившийся к армии после долгой болезни. И тут вместо ожидаемого сражения вдруг заключили перемирие.

Оно было одинаково нужно противникам. Наполеон подтягивал резервы, давал отдых молодой армии и внушал Франции, что готов на мирные переговоры, начатые в это время. Союзники тоже отдыхали, и, что особенно важно, на их сторону встала наконец-то осторожная Австрия с более чем стотысячной армией.

Во время перемирия главная квартира расположилась в Рейхенбахе, а Семеновский полк — поблизости от нее, в богатом селении Ланг-Билау. Эти летние месяцы 1813 года Сергей Васильевич целиком отдал своей роте, готовя людей, снаряжение, обмундирование и обоз к новой кампании, в которой никто не сомневался.

Из Петербурга Непейцын получил здесь целых три письма. Одно, писанное в феврале, с грустной вестью о кончине Маркелыча. Накануне добрел в гостиную и просил Софью Дмитриевну поиграть Гайдна и Глюка. А утром, когда зашла его покормить и предложила снова играть — он лежал в своей комнатке рядом с гостиной, — старик ответил чуть слышно: «Нет, Сонюшка, я ноне сам музыкой оправдаться должен…» И до полуночи, когда отошел, все двигал холодеющими пальцами, будто играл и играл на клавесине.

В других письмах сообщалось о летнем житье на Песках, что Филя принялся за ремонт мебели и у него есть уже ученик-подросток, что Ненила взяла в руки хозяйство и Софье Дмитриевне «просто делать нечего», отчего она с Глашей часами щиплют корпию из старого белья для армии и молят бога, чтобы подобная не понадобилась Сергею Васильевичу. Петя Доброхотов вырезал ей из двухслойного камня профиль, очень похожий на одного полковника, и его уже отдали заделать в перстень, а Яша Тумановский научился писать левой рукой и выхаживает себе должность. В последнем письме было рассказано, как средь вещей покойного Маркелыча Соня нашла тетрадь с нотами его сочинения, писанными лет тридцать назад. Музыка кажется ей очень красивой, почему отдала сделать с них копию и обе тетради переплесть для сохранности.

Развлечением во время стоянки в Ланг-Билау были прогулки по окрестностям и хождение друг к другу в гости. Однажды в палатке Непейцына вместе с его субалтернами появился юноша, красивое лицо которого показалось хозяину знакомым.

— Вот, господин полковник, поручик Чичерин, который просил вам его представить… — сказал Якушкин.

— Ежели сами меня не припомните, — добавил офицер.

— Неужто вы тот музыкант, который так славно играл на фортепьяно в тульских гостиных? — спросил Непейцын.

— И добавьте, господин полковник, так ревновал вас к красавице Куломзиной…

— Которая нам обоим предпочла ловкого фон Шванбаха, — рассмеялся Сергей Васильевич.

— На счастье, я в то время был уже в Пажеском корпусе и не столь трагически принял новость, — продолжал в шутливом тоне Чичерин. Потом сказал уже серьезно: — Не откладывая, позвольте объяснить, как сделался виновником неприятного вам разговора, нынче мне пересказанного. Еще в Вильне командир полка, прочитав приказ о назначении вашем, спросил, не слышал ли кто о сем офицере. Быв свидетелем, как на обеде у моих родителей граф Аракчеев аттестовал вас другом юности, я рассказал…

— Полноте, кажется, все на сей счет уже разъяснилось, — прервал Непейцын.

Когда Федор в белых перчатках, натянутых ради сына тульского генерала, подал чай и закуску, вспомнили общих знакомых.

— А знаете ли, Сергей Васильевич, что добряк доктор Баумгард добился-таки разрешения бесплатно отпускать лекарства мастеровым завода? Помню, как он с этим к отцу приставал и бумаги сочинял не совсем по-русски для направления в Петербург. Но тогда все отказывали, а теперь, может по случаю войны, разрешили. И от кого я узнал? В Плоцке, где провел больным два месяца, встретил тоже поправлявшегося сына полковника Никеева. Так вот Вася Никеев и рассказывал из писем тульские новости.