Глубокое ущелье - Кемаль Тахир

— Посоветоваться бы с Акча Коджей, со старейшинами Сёгюта.

— Опасно, мой шейх. Пронюхает враг — все дело испортим.

Осман-бей, опустив глаза, с нетерпением выслушал до конца фатиху. Произнес «аминь» и тут же вскочил с колен. Наконец настал час, которого он ждал столько лет в бедности и безвестности. В его твердом, решительном взгляде чувствовалась уверенность и сила. Он поцеловал тестю руку.

— С вашего позволения я подниму воинов. Отправимся немедля...

Вооруженные крестьяне удела Битинья, отряды гази, ахи, дервишей и абдалов под водительством племенных вождей пересекли в трех местах болото и к утру достигли позиций, указанных Осман-беем. Ни в чем не отступив от плана, сёгютцы взяли крепость Караджахисар. Когда распространилась весть о том, что победу добыли малой кровью — в деле было убито всего трое, двое ранено тяжело, пятнадцать человек отделались царапинами,— на Барабанной площади Сёгюта, оглашая окрестные холмы, заиграла зурна, загремели барабаны. На радостях заимодавцы простили своих должников, враждующие помирились. Влюбленные, что не могли соединиться из-за упрямства стариков, дождались наконец счастливого часа. Во дворах кипели огромные котлы. В каждом доме ставили на стол все, чем богаты были, чтоб на славу угостить воинов.

В первый раз с тех пор, как умер муж ее Рюстем Пехливан, Баджибей готовила праздничный стол для товарищей сына — он сам не участвовал в налете из-за покалеченной ноги — и четырех крестьян-греков из деревни Дёнмез. Пришлось залезть по горло в долги, но Баджибей не поскупилась. Позвала себе на помощь Аслыхан и двух соседских девушек.

Керим Джан сидел на софе в саду и с нетерпением ждал товарищей. В тени ракиты вокруг огромных подносов, были расстелены ковры, лежали миндеры. Кувшины с вином, корзины с черешней и сливами охлаждались в водоеме. Из поварни доносился запах жареного мяса, слышался смех девушек, грозный голос Баджибей.

Когда в конце улицы раздались радостные крики мальчишек, Керим обернулся к воротам. Двое ребят влетели во двор и помчались наперегонки к поварне.

— Идут, идут, матушка Баджибей! За угол завернули...

— Мавро-ага!.. Пир Эльван-ага!.. Торос-ага! Пир Эльван-ага нацепил орлиные крылья...

— Кёль Дервиш весь в грязи...

— И в Сакарье не отмоешь!

Баджибей наградила ребят чуреком и вышла из поварни, держа в руках огромный нож для рубки мяса. Презрительно поглядела на Керима: не нравилось ей, что залез он в пещеру монаха. Не верила, что отделался лишь искалеченной ногой, попавшей в капкан. Страх за сына не покидал ее.

Аслыхан стояла рядом — рукава закатаны, руки в тесте.

При виде Человека-Дракона Пир Эльвана девушки испуганно вскрикнули. Голый до пояса, вымазанный в грязи с головы до ног, Пир Эльван остановился перед воротами, дважды подбросил короткое копье, с которым никогда не расставался, поиграл прицепленными за спиной орлиными крыльями и, нагнув голову, украшенную буйволиными рогами, устрашающе заревел. Вид у него был действительно грозный.

— Ну что пыжишься! — пристыдила его Баджибей.— Можно подумать, один взял Караджахисар!

— Взяли крепость! Твоими молитвами, матушка Баджибей! Пощады не было! Му-у-у!..— Он остановился перед Керимом, приветствовал его поясным поклоном, как султана.— Не горюй, Керим Джан! Считай — с нами был. Помог нам великий аллах!

Подбежал Мавро и обнял Керима. Лицо у него было в грязи и пахло болотом.

— С победой вас, братья!

— Спасибо!

Девушки застыли, не спуская глаз с воинов.

— И воды не догадаются принести! — проворчала Баджибей.— Ох, горе мое... Аслыхан!..

Девушки вынесли огромные кувшины с горячей водой. Мальчишки кинулись им помогать. Мгновение — и двор Баджибей стал напоминать площадку, где борцы во время больших базаров, готовясь к состязаниям, натираются жиром.

Кёль Дервиш, скинув кожаный панцирь, принялся показывать окружившей его ребятне, как танцуют девы, вытатуированные на его спине. Человек-Дракон взял чашу с вином, прислушался к барабанному бою, к пению зурны, гордо усмехнулся.

— И правда, как свадьба сегодня! — Он отпил вина.— По воле великого аллаха открылись перед нами пути!

— Ну и ну! — осадил его Кёль Дервиш.— Еще один мулла на мою голову... Понес, не остановишь! Не тяни, Пир Эльван! Наш Керим Джан умирает от нетерпения!..

— Не от нетерпения он умирает, глупый голыш! А оттого, что, попавшись в капкан, пропустил бой за Караджахисар, не удостоился задешево звания гази...— Он отпил еще глоток, пощелкал языком.— Но, скажу я тебе, он горюет напрасно, ибо отныне наш бей Осман не скоро слезет с коня и вложит саблю в ножны. Если так пойдет дальше, грянут грозные битвы, славу о коих в книги запишут!.. Не будет отныне преград мусульманину! — Он допил чашу, прорычал: — Еще вина!

Мальчишки, топтавшиеся возле воинов, глядели во все глаза, слушали в оба уха. Двое постарше подбежали к водоему, извлекли оттуда кувшин с вином. Человек-Дракон подождал, пока они наполнят чашу.

— Так о чем я говорил, Керим Джан? Ага! Не в одном деле довелось мне, слава аллаху, сражаться. Когда шкуру содрали с бродяги Джимри, подался я в лихое войско. На моих глазах сбили с коня беднягу Караманоглу, сорвали глупую его голову, как арбуз с бахчи... Немало сражений повидал я... А что толку?

Аслыхан вынесла громадное блюдо яичницы с тыквой на молоке, сладко запахло коровьим маслом.

Кёль Дервиш завопил:

— Держись, братцы! Вот она — яичница Баджибей! — Обращаясь к Кериму, поднял чашу.— Отведал бы, Керим Джан! — Осушил чашу. Заглянул в нее и сделал удивленные глаза.— Да что же это? Может, с дыркой?..

Человек-Дракон свернул из лепешки черпак, не меньше того, которым разливали суп в главной богадельне Коньи, выудил желток и со словами «Во имя аллаха!» опустил его в пасть. С полуночи сражался он в седле, но выглядел свежим, да и остальные на радостях забыли об усталости.

— Ну и яичница, брат мой Мавро!.. Да, жаль, что ты ногу капканом повредил, Керим Джан. Такую битву надо молодым повидать. Жаль! — Он повернулся к Мавро.— Проснулся я в эту ночь оттого, что этот вот безбожник Мавро колотит меня кулаком в бок, точно я не божье создание, а черт-те кто. Аллах свидетель, подумал я: «Наверно, бей на стражу зовет». Сел. А он и говорит: «Добрая весть, Пир Эльван... Налет!» Гляжу, а за окном черным-черно. Стекло будто дегтем замазано. Прислушался: и котенок не мяукает. «Ах ты,— говорю,— паршивец! Смеешься надо мной!» Хотел было за шиворот его схватить и врезать оплеуху, чтобы наперед знал: со мною шутки плохи! Но гляжу, забегали люди по Сёгюту из дома в дом. Лучины зажгли, точно пери замуж выдавать собираются. Тут я подскочил. «Правда ли, Мавро, брат мой по вере?» Стал рубаху искать, а эта свинья щерится — рот до ушей. Плюнул на рубаху, натянул шаровары, голый во двор выскочил. И кого там вижу? Орхан-бея... Сабля — через плечо, налучье, колчан... За поясом палаш ахи, на руке щит. «Где же ты,— говорит,— пропадаешь, Пир Эльван?» Не успел я опомниться, набросился он на меня: «Чего стоишь? Скорее во двор к Акча Кодже!» Прибежал, гляжу: стоят несколько дервишей, абдалов лопоухих да с десяток бездельников голышей, вроде вот этого Кёль Дервиша...

— Постыдись, Пир Эльван! Перед тобой тот самый Кёль, что первым достиг крепостной стены...

— Да, Керим Джан, собралось эдакое лихое воинство. Увидел меня Акча Коджа, пристыдил: «Выходит, не за того мы тебя принимаем, Эльван! Неужто не мог раньше всех сюда явиться?!» Глянул на помост и вижу: Акча Коджа разложил орлиные крылья, башлык с рогами, расставил миски с красками... «Радуйся, Пир Эльван! Осман-бей поставил тебя во главе боевого отряда. Выбери себе по чину своему крылья да рога! Но смотри, забудешь с похмелья сказать «Во славу аллаха!» прежде, чем рукой крыло тронешь, узнаешь, легка ли оплеуха Акча Коджи!» Смеется... Выбрал я два крыла, подозвал Кёль Дервиша, прикрутил он мне их к спине. Надел я башлык с рогами, захлопал крыльями, проревел быком, прошелся дважды по кругу... Акча Коджа меня благословил. А заячья душа Кёль Дервиш от страха чуть ума не решился.

— Возьми свои слова обратно, Пир Эльван! Где это сказано, чтобы мы, дервиши, от страха ума решались? Скажи лучше, чуть не померли от смеха, глядя, как ты кривлялся.

— Рассказывай! От моего рева сердце у тебя чуть не лопнуло, иначе цена мне была бы ломаная монета! Так вот, обойдя по обычаю двор, подошел я к Акча Кодже. «Соблаговоли, мой бей, сказать, сколько джигитов с орлиными крыльями ринутся на недруга». Как ответил он: «Сорок!» — возликовал я душой.

— Понял, что много, и от сердца отлегло, не так ли?

— Сынок Кёль Дервиш! Не знаешь ни чина ты, ни числа. Ни девятки, ни сорока! «Вот,— говорю,— здорово Акча Коджа! Если нас сорок, налет такой не остановить и монгольскому войску». Поклонился, подол его платья поцеловал. Обернулся к своим: «Возрадуйтесь, братья! Джигиты — ко мне, а трусы — из рядов вон!» Нацепили все мои джигиты крылья, рога надели, лица раскрасили, кто в черный, кто в зеленый, кто в красный, кто в синий цвет. «Помните,— говорю,— идем мы на смертное дело. Назад пути нет. Так ли?» — «Так,— кричат,— мы на все готовы».— «Хорошо,— говорю,— айда! Кто в налет снарядился да разукрасился, ждать не может. Где кони, Акча Коджа?..» — «Погоди,— говорит,— чертов Эльван, не так все просто, как ты думаешь!» Оказывается, ждал он проводника, чтобы нас перевести через болото. Сожалеет, что Кедигёз не вернулся. А мы — отряд сорока с крыльями за спиной, с рогами на голове, будто разъяренные буйволы, землю роем от нетерпения. Тут твой Мавро из тьмы и выскочи. За подол Акча Коджи ухватился. Тот не сразу его признал. «Стой,— говорит.— Кто ты? Чего тебе?» Потянул полу из рук его, но не вытянул.