Двести лет вместе (Часть 1 - В дореволюционной России) - Александр Солженицын

Писала об этом и газета "Киевлянин"119. "Несчастные евреи! Чем виноваты эти тысячи семейств... На своё горе и несчастье евреи не удержали своих безумцев... Но ведь безумцы есть и между нами, русскими, и мы не могли их удержать".

Безумствовала революционная молодёжь - а расплачиваться досталось пожилому и мирному еврейству. Так - мы копали бездну с двух сторон.

По одесскому же погрому мы имеем аналогичный и детальнейший отчёт о ревизии сенатора Кузминского120.

В Одессе, и всегда революционно настроенной, сотрясения проступили и нарастали уже с января; а взорвались 13 июня (независимо от пришедшего вечером 14-го на одесский рейд броненосца "Потёмкин"). Весь день 14-го Одесса бурлила, больше молодёжь, на этот раз и рабочие: "значительные толпы их стали насильственно прекращать работу на заводах и фабриках". Толпа "человек в 300 пыталась проникнуть в развесочную [чая]... произвела несколько выстрелов в околоточного надзирателя, удерживавшего толпу от вторжения, но была рассеяна" залпом полицейского наряда. "Вскоре, однако, она снова собралась", пошла на полицейский участок, перестреливалась с ним, также и из дома Докса "из окон и [с] балкона... было произведено в полицейских чинов несколько выстрелов". Другая толпа "из лежавших на улице строительных материалов устроила баррикаду, из-за которой стреляла по наряду полиции"; ещё на одной улице подобной толпой "было опрокинуто несколько вагонов конно-железной дороги". "Довольно большая толпа евреев ворвалась во двор жестяной фабрики, засыпала [городовому] глаза табаком... при появлении полицейского наряда разбежалась, открыв огонь из револьверов, причём, из числа стрелявших, четыре еврея [перечисляются] были тогда же задержаны"; ещё на одном перекрестке "из собравшейся... толпы евреев [двое] стреляли из револьверов и ранили конного стражника"; "вообще в течение всего дня 14 июня на всех почти улицах города происходили постоянные стычки евреев с нарядами полиции, во время которых евреи пускали в дело огнестрельное оружие и камни" и ранили нескольких городовых. "Со стороны евреев было также ранено до 10 человек", толпа уводила их и скрывала. И ещё, убегая от городового, мещанин Ципкин бросил бомбу, от которой погиб и он, и городовой Павловский.

И тут-то подплыл к Одессе "Потёмкин"! В собравшейся до 5000 человек толпе "многие мужчины и женщины... произносили речи, призывавшие народ к восстанию против правительства"; среди студентов, проникших на броненосец, выделен Константин Фельдман (где он, на заседании комиссии, убеждал поддержать городское движение бомбардировкой города, но "большинство команды не согласилось").

А что же власти? Одесский градоначальник, то есть глава полиции, Нейдгарт в день прихода "Потёмкина" уже полностью растерялся, определил (сходно с Киевом), что "гражданская власть бессильна водворить порядок и потому он передаёт все дальнейшие распоряжения по прекращению беспорядков военному начальству", то есть начальнику одесского гарнизона генералу Каханову. (А была ли ещё над Одессой губернаторская власть? Да, была, генерал-губернатор Карангозов, как читатель уже догадался - тоже временный, и ведущий себя неуверенно.) А генерал Каханов не мог придумать лучше, как запереть войсками в порту все скопившиеся там тысячи "неблагонадёжны[х] элемент[ов] городского населения", дабы отделить их от чистого города.

15 июня два мятежа, одесский и потёмкинский, слились: одесситы, "в том числе много студентов, курсисток и рабочих", посещали броненосец и склоняли "команду к совместным действиям". Запертая в порту толпа ринулась "разграбл[ять] сложенны[е] в порту товар[ы]", начиная с ящиков вина, потом учинила беспрепятственный грабёж и поджог пакгаузов, так что скоро одна из гаваней была вся охвачена огнём (издержалось имущества - свыше 8 млн. руб.) и пожар угрожал карантинной гавани, где стояли иностранные корабли и склады с иностранными товарами. Остановить же бесчинства в порту стрельбой Каханов не решался, чтобы не вызвать стрельбу "Потёмкина" по городу. Так прокипело ещё 15-е. 16-го "Потёмкин" стрелял по Одессе тремя холостыми и двумя боевыми 6-дюймовыми и вызывал к себе командующего войсками, дабы потребовать от него вывода всех "войск из города и выпуск[а] из тюрьмы всех политических". В тот же день, 16 июня, когда матросы хоронили своего убитого, - "едва процессия вступила в город, как со всех сторон к ней стали присоединяться разные лица, образовавшие вскоре тысячную толпу, преимущественно молодых евреев", и над могилой произносивший речь "с криком "долой самодержавие", призывал товарищей действовать смелее и не бояться полиции".

Но в тот день, и надолго, было введено в городе военное положение. 18-го "Потёмкин" вынужден был уйти от эскадры, пришедшей его захватить. И хотя четырёхдневная стоянка его на одесском рейде и "беспрепятственные сношения его с берегом значительно подняли дух одесских революционеров" и "надежды на возможную в будущем поддержку военной силы", всё же лето кончалось спокойно и, может быть, никаких бурных событий в Одессе бы не было - однако 27 августа воспоследовал несравненный закон об автономии высших учебных заведений. Тотчас "студенчество выделило из своего состава "коалиционный совет"", а он "решительным и смелым образом действий вполне подчинил своему влиянию не только студенчество, но и профессорский состав" (профессора опасались "неприятных столкновений с студентами, в роде бойкота, изгнания профессора из аудитории и т. п.".) Начались многолюдные сходки в университете, "сбор денег на вооружение рабочих и пролетариата, на вооружённое восстание, на покупку оружия для будущей милиции и самообороны", "обсуждался... образ действий организаторов будущего восстания", и на собраниях сочувственно присутствовала "профессорская коллегия", "иногда с ректором университета Занчевским во главе", который обещал "предоставить студентам все находящиеся в его распоряжении средства для активного участия [их] в освободительном движении".

Затем 17 сентября первая же сходка в университете происходила "при участии посторонней публики, нахлынувшей в таком громадном количестве, что пришлось устроить две отдельные сходки", эсер Тэпер "и два студента-еврея произносили речи, призывая слушателей вести борьбу за освобождение страны от политического гнёта и разлагающегося самодержавия". - 30 сентября военное положение в Одессе было снято - и теперь на университетские митинги повалили и "воспитанники всех учебных заведений, даже в возрасте 14 лет; на этих митингах евреи "являлись главными ораторами, призывавшими слушателей к открытому восстанию и вооружённой борьбе".

12 и 13 октября, раньше других средних учебных заведений "прекратили занятия ученики коммерческих училищ императора Николая I и Файга, как наиболее восприимчивые к революционной пропаганде", - а 14 октября, вслед за коммерческим, постановили прекратить занятия и в остальных средних учебных - и "коммерсанты" со студентами отправились повсюду насильственно прекращать занятия в гимназиях. У гимназии Березиной по жалобе профессоров университета обнажёнными шашками городовых были якобы ранены три студента и три гимназистки. Но "расследованием точно установлено, что никто из детей не пострадал и учащиеся не успели ещё выйти из гимназии на улицу". - А такие-то инциденты и нужны для лучшего накала революции! В тот же день прекратились едва начатые на днях занятия в университете, бастующие студенты ворвались в городскую думу с криками "смерть Нейдгарту" и прекратить денежное содержание полиции.

После потёмкинских дней Нейдгарт снова вступил во власть - но и до середины октября не принимал мер против вызывающих революционных сходок - да и много ли он мог, при автономии университета? 15 октября он получил из министерства внутренних дел распоряжение не допускать на университетские сходки посторонних лиц, - и с 16-го оцепил университет солдатами для этой цели, одновременно велев изъять из оружейных магазинов револьверные патроны, до тех пор свободно продававшиеся. "Закрытие посторонним лицам доступа в университет вызвало сильное брожение среди учащейся и еврейской молодёжи", возникла громадная толпа, закрывающая по своему пути магазины (а американский магазин оружия разграбила), стала валить трамваи, конки, на улицах спиливать деревья для баррикад, рвать телеграфно-телефонные провода для той же цели, разбирать садовые решётки. Нейдгарт попросил Каханова занять город войсками. Тогда "из-за баррикад, за которыми разместились группы демонстрантов, большею частью евреев, с женщинами и подростками в их числе, стали обстреливать войска; стреляли по войскам также с крыш, балконов и [из] окон"; войска отвечали огнём, демонстранты были рассеяны, а баррикады разрушены. "Число убитых и раненых в этот день с точностью не может быть установлено, так как появившийся... санитарный отряд... преимущественно из студентов и евреев, в белых одеждах Красного креста, поспешно убрал с улицы раненых и убитых и доставил их в клинику университета", т. е. автономно-недоступную, в "еврейскую больницу, или на перевязочные пункты... возле баррикад, почти во всех аптеках". (Отпуск лекарств во всех аптеках прекратился ещё раньше того.) По сведениям же градоначальника убито было 9 человек, ранено около 80, и несколько человек со стороны полиции. "Из участников беспорядков в этот день было задержано полициею 214 человек, в том числе 197 евреев, много женщин и 13 детей, в возрасте от 12 до 14 лет".