Воздушный стрелок. Сквозь зенитный огонь - Клаус Фритцше

Служащие управления, техники конструкторских отделов, как и нашего отдела переводчиков (3 женщины и 5 мужчин) остались на рабочих местах. У нас не было экономических причин примкнуть к стачке.

Однако к 10:00 наконец поступило распоряжение советского генерального директора Гладкого: «Работу прекратить, всем отправляться по домам!»

Из кладовки я вытащил свой велосипед и хотел кратчайшим путем, который составлял 3 км по прямой, добраться до своего жилья. Но из этого ничего не получилось. Все улицы к центру города по всей их ширине были забиты людьми, поющими песни или речевки, и двигающимися в ту же сторону, в которую нужно было и мне.

Подталкиваемый тысячами людьми, я вместе с ними дошел до областного суда суда, где как раз несколько рабочих пытались кузнечными молотами разбить тяжелые дубовые ворота главного входа. Тысячеголовая толпа подбадривала их громкими криками, но ворота не сдавались. И вот мне удалось протиснуться сквозь толпу, чтобы наконец попасть домой.

За главным зданием суда находился тюремный комплекс, со стороны которого слышны были ружейные выстрелы. Из толпы появились люди с лестницами. С их помощью они хотели взобраться на стены тюрьмы. Но сверху на стенах залегли вооруженные винтовками полицейские. Они попытались отпугнуть атакующих назад. Открыв стрельбу выше голов бастующих, они тут же были атакованы камнями, которых было достаточно на железнодорожном пути, проходившем параллельно стены. Атака приближалась к своей критической точке, и я сильно испугался, что полицейские начнут вести прицельную стрельбу.

Вдруг послышался приближающийся гул моторов и постоянно повторяющиеся выкрики: «Русские танки!!!» Они двигались на большой скорости, не обращая внимания на людей, спасающихся от них по сторонам. Чудесным образом ни на кого не наехали.

Первый танк остановился на железнодорожных путях, повернул башню, и орудие навел на толпу перед стенами тюрьмы. Одновременно пулемет танка выпустил длинную очередь в том же направлении, к счастью выше голов бастующих. На этом атака была остановлена, а толпа растворилась в соседнем парке.

По дорожкам парка я наконец достиг своего жилого квартала. На моем пути лежало здание областного управления партии SED, которое за немногие годы своего правления не заслужило симпатий. И там тоже была орущая толпа, которая ликовала в адрес тех, кто уже проник в здание, выбив все окна, и теперь занимался тем, что вышвыривал на улицу документы, канцелярскую мебель и даже печатные машинки.

Охранник, который по словам очевидцев попытался с помощью пистолета воспрепятствовать посягательству ворвавшихся, лежал на земле, истекая кровью. Был ли он мертв или без сознания, я не знаю. Я лишь знаю, что последние 200 метров до моего дома покрыл в панике, все время думая, что если русские сейчас будут здесь, то они арестуют всех в округе находящихся людей, а то и расстреляют на месте. Я то знал, как мало стоит человеческая жизнь, если власти коммунистов начинала угрожать опасность.

У своей квартиры я встретил соседа, который рассказал, что: «Областное управление Свободной Немецкой Молодежи (СНМ — социалистическая молодежная организация) они атаковали тоже. Русские танки сюда прибыли уже тогда, когда все было кончено. С верхних этажей летели стулья, столы, документы, печатные машинки — все подряд. А толпа ревела: „Продолжайте, продолжайте!“ Не видно было ни одного полицейского. Они все поснимали с себя униформу и куда-то забились. Нет, один все же был такой, который встал на пути массы. Его страшно избили».

Моя квартира была пуста. Жена с дочкой за неделю до этого уехали к матери супруги в Айслейбэн. В квартире я был один и слушая западно-германское радио, узнал, что забастовки и массовые митинги прошли во всех крупных городах ГДР.

По улице мимо моей квартиры проследовали патрули советской пехоты. Они постреливали из своих автоматов вверх, тем самым показывая о своем пребывании. К вечеру все стихло, а передатчик радио РИАС передал, что уже в Берлине и других городах орудуют команды полиции, чья задача — аресты зачинщиков. Тут меня охватил огромный страх. А если какой-нибудь функционер из SED доложит в полицию: «партийный враг Фритцше относится к зачинщикам», то я навсегда сгину в заключении в Сибири. Судебных процессов по немецким законам не было. В действительности мне о процессах по поводу подстрекателей и зачинщиков 17 июля 1953 г. ничего не было известно. Но 17 июня исчезло немалое число активистов. Действовали по методу сталинских «троек». Никакого следствия. Достаточно было подозрения, чтобы огласить приговор.

Мне нужно было покидать свою квартиру. Но куда идти? Одна соседка взяла меня к себе. На следующее утро из радио раздалось, что движение поездов снова восстановлено. В Магдебурге меня больше ничего не держало. С первым же поездом на юг, я скрылся с поля зрения возможных доносчиков и во время выхода из поезда абсолютно случайно встретил жену, которая как раз собиралась в Магдебург, чтобы узнать, как я выдержал «день икс».

18 июня по радио передали, что в Магдебурге советским военным судом были приговорены к смерти 3 зачинщика беспорядков, которых тут же расстреляли. Одним из этих бедных чертей, как я узнал позже, был с того предприятия, которое сделало меня «врагом партии». Абсолютно неполитический рабочий, у которого для вожака отсутствовала простая интеллигентность. Он, может быть, бросал по советским солдатам камни, был схвачен и попал в жернова советской военной юстиции, которая, как я сам лично убедился в 1944 году во время процесса над зачинщиками голодовки в центральном лазарете Усты, могла написать приговор и до начала разбирательств.

Когда я через несколько дней вернулся в Магдебург, совершенно неожиданно меня посетил один хороший знакомый, Клаус Бартельс. Неожиданно потому, что он уже как полгода находился в предварительном заключении и об освобождении не могло идти и речи. Арестован был он по объединенным делам по мнимым хозяйственным преступлениям. Обвинения были взяты из воздуха. Популярная практика «строителей социализма» состояла в том, чтобы хозяина посадить на более долгий срок, а его предприятие перевести в народную собственность.

17 июня демонстранты атаковали тюрьму предварительного заключения. Служащие тюрьмы добровольно открыли ворота, а потом по требованию ворвавшихся открыли и двери всех камер, так что заключенные смогли отправиться по домам. Мой знакомый не хотел избегать предварительного заключения еще и по причине, что это был бы повод для дополнительного наказания, и поэтому 18 июня он снова прибыл в тюрьму предварительного заключения, чтобы вновь занять свою камеру.