Вкус подчинения (СИ) - "StilleWasser"

– «Он звал меня, и я подошел поближе», – пробормотала она, невидящим взглядом смотря в пространство перед собой. В голове вихрем замелькали воспоминания о том вечере, затуманенные усталостью после долгих поисков Томми по всему городу под проливным дождем, и Гермиона нахмурилась, опасаясь, что из-за этого может что-то напутать. Заметив встревоженный взгляд Снейпа, она схватила его за предплечье и выпалила:

– Северус, ты должен посмотреть сам!

Несколько секунд он внимательно разглядывал ее, словно не понимая, о чем речь, и Гермиона уже хотела объяснить, что она имела в виду, как вдруг он бережно коснулся ее виска и негромко проговорил:

– Легилименс.

Завороженно глядя в черную бездну его глаз, словно несущуюся ей навстречу, Гермиона вздохнула и без тени страха открылась ей, принимая ее в себя. Она ощутила, как ее сознания касается нечто огромное, темное, опасное, всепоглощающее и мощное, однако прикосновение было столь бережным и нежным, что больше походило на дуновение ветерка, чем на безжалостное болезненное вторжение в мозг, каким описывал его Гарри. Всем своим существом она потянулась к сознанию Северуса, трепеща и ласкаясь, как кошка, и он на миг окутал ее собой, прежде чем начать осторожно просматривать воспоминания. Гермиона сосредоточилась на нужном эпизоде, чтобы помочь ему, и в голове снова возникла картинка дождливого вечера, мрачных унылых развалин и скорчившегося на обломках фундамента плачущего Томми.

«– Сначала мне было так хорошо. Он звал меня, и я подошел поближе. Но потом у меня заболела голова, и стало казаться, будто что-то рвется у меня из груди! И я не могу это удержать! Гермиона, помоги мне!»

Северус мягко разорвал контакт за миг до того, как у Томми случился всплеск силы, и озадаченно потер переносицу, погружаясь в размышления. Воспользовавшись моментом, Гермиона соскользнула с его колен, отошла к окну и оперлась ладонями о подоконник, пытаясь унять безумно колотящееся сердце. Она только что, абсолютно не подумав, впустила к себе в голову мастера Легилименции, который вполне мог совершенно случайно, просто благодаря своим отточенным навыкам, ухватить обрывки других воспоминаний и мыслей, не предназначенных для его глаз. Она похолодела, силясь представить, что было бы, если бы он узнал об ее подозрениях, связанных с «Наркозом», или о чем-нибудь еще похуже… О том, в чем она сама себе до сих пор боялась открыто признаться.

– Гермиона? – услышала она тихий, чуть хриплый голос Снейпа и, нацепив на лицо нейтральное выражение, обернулась и вымученно улыбнулась ему. – Все в порядке?

– Да, конечно, просто я… и правда немного устала. Ты понял, о чем говорил Томми? Кто мог его позвать на этих руинах? Неужели он каким-то образом услышал Майкла?

– Как я уже говорил, обскуры мало изучены. Возможно, на месте его гибели каким-то образом сохранились эманации его души, которые и уловил Томми. Дети, как правило, обладают более гибким и податливым сознанием, чем взрослые. А дальше родственная магия сработала для него как катализатор. Полагаю, будет лучше пока не подпускать Тома к этим руинам и понаблюдать за ним еще чуть пристальней.

Он не произнес это вслух, но Гермиона точно знала, как должна была закончиться последняя сказанная им фраза: «Чтобы не допустить повторения случившегося с Майклом».

– Я могу как-то помочь? – тихо спросила она. Северус встал и, в два шага оказавшись рядом, невесомо дотронулся до ее щеки. Его большой палец погладил кожу, и Гермиона закрыла глаза, наслаждаясь неожиданной лаской.

– Ты уже помогла, – вибрация его голоса прошлась мурашками по телу, и рука соскользнула вниз и нашла ее руку. – Пойдем домой.

Снова запечатав дверь заклинаниями, Снейп перенес их обратно в «Агонию», рассудив, что еще одна вечерняя прогулка по холоду будет лишней. Гермиона не могла с ним не согласиться: усталость после рабочего дня и сессии уже давала о себе знать. Однако, приняв душ и забравшись в постель, она еще долго лежала, закрыв глаза и балансируя на грани сна. Лишь когда кровать рядом прогнулась под весом мужского тела, и она смогла придвинуться к Северусу под бок и уткнуться носом ему в плечо, сон наконец сморил ее.

Утром, как всегда не застав Снейпа в постели, сонная Гермиона собралась и спустилась на кухню, где бодрая Кэрол накормила ее плотным завтраком, а потом вручила ей небольшую жестяную коробочку.

– Держи, – строго сказала она, и Гермиона даже не подумала ослушаться.

– Но что это? – спросила она, когда миссис Уитби, не дав никаких объяснений, подхватилась и бросилась к плите, где в огромной кастрюле бурлил и плевался во все стороны кипятком суп.

– Это имбирные печенья, милая! – тепло улыбнулась Кэрол, устранив извержение. – Я вчера пекла. Будут очень кстати на работе к чаю. Северус говорил, у тебя там всегда много дел и ты вечно пропускаешь обед.

– Северус говорил? – растерянно пробормотала Гермиона, разглядывая коробочку.

– Ну… он вообще не любитель поболтать, ты это и сама знаешь. Возможно, никто и никогда не узнает Северуса по-настоящему близко… Но у тебя есть все шансы попытаться, милая, – загадочно улыбнулась Кэрол, и Гермиона почувствовала, что краснеет. – Всё, беги, иначе опоздаешь. Еще успеем наговориться. Ты ведь, как всегда, придешь в пятницу?

– Да… да, в пятницу.

– Ну вот и чудесно! Значит, я приготовлю что-нибудь вкусное! – подмигнула Кэрол, и Гермиона, ошеломленно кивнув, вышла с кухни, сжимая в руках коробочку с имбирным печеньем.

Оказавшись в баре, она обвела глазами пустой зал и остановилась, наткнувшись на тяжелый взгляд Северуса, сидящего за одним из столиков в самом дальнем углу. Губы сами собой растянулись в глупой улыбке, и лицо Снейпа немного смягчилось. Он сдержанно кивнул и отвернулся, и Гермиона обратила свое внимание на его собеседницу, немолодую женщину, которая что-то негромко рассказывала, активно жестикулируя. На ее коленях лежал цветастый плед, притягивающий взгляд, и, начав его рассматривать, Гермиона осознала вдруг, что женщина сидит не на одном из стульев, а в инвалидном кресле.

– Доброе утро, мэм, – раздался сзади бодрый голос Мэтта, и Гермиона быстро обернулась, решив не упускать возможность что-то разузнать о собеседнице Снейпа.

– Доброе утро, Мэтт, – мило улыбнулась она и задумчиво сощурилась, увидев у него в руках очередную картину, запечатанную в простую оберточную бумагу. – И я просила звать меня просто Гермионой. Новая картина?

– Да… Гермиона. Мисс Уоррен с утра принесла, – Мэтт озадаченно оглядел пространство между двумя шкафами за стойкой, ища свободное место на стене. – Кажется, их придется опять перевешивать.

– Хм-м… да… – протянула Гермиона, занятая совсем другими мыслями. – Погоди, ты сказал мисс Уоррен? – она перевела взгляд на переплетенные буквы М и У, которыми были подписаны все полотна, и вспомнила, что Северус уже называл ей имя художницы. – Мейбл Уоррен? Так значит, это она сидит сейчас с Северусом?

– Да, – Мэтью покосился на Мейбл, что-то воодушевленно рассказывающую Снейпу, и, понизив голос, сказал: – Она приходит примерно раз в полтора-два месяца и приносит новую картину. С тех пор, как с ней произошел несчастный случай на фабрике, она их пишет очень много. На работу ее все равно никто не берет. Мистер Снейп говорит, у нее талант. Он покупает все, что она рисует, хотя на стене уже не осталось места. Даже и не знаю, куда теперь девать эту новую.

Гермиона снова посмотрела на Мейбл, не умолкающую ни на минуту, словно она слишком долго молчала и теперь наконец нашла возможность выговориться. Северус слушал ее внимательно и вежливо, изредка кивая и что-то отвечая, и Гермиона, глядя на эту женщину с настолько тяжелой судьбой, ощутила, как душу переполняет печаль, которая, как ни странно, была светлой и не замутненной отчаянием. Грустно улыбнувшись, она отвернулась, не желая больше сверлить Снейпа и Мейбл любопытным взглядом. Мэтт как раз снял упаковочную бумагу с картины и прислонил ее к стене, а сам отошел за стулом. На этот раз Мейбл своими извечными резкими черными мазками изобразила унылый индустриальный пейзаж Коукворта, в центре которого нетипичными для художницы яркими красками выделялись нарисованные окна «Агонии», озаряющие мягким светом мрачные здания вокруг. Вернувшийся Мэтт с удивлением покосился на замершую перед картиной Гермиону, и та встрепенулась и перевела взгляд на стену.