Я - истребитель - Георгий Захаров

18 января, когда я наблюдал бой пяти "лавочкиных" с пятнадцатью "фокке-вульфами", это был уже второй в тот день бой Головачева. Первый он провел утром в составе шестерки, которую вел майор Амет-Хан Султан. В утреннем бою Головачев тоже сбил два ФВ-190. А еще три "фокке-вульфа" сбили майор Амет-Хан Султан, старший лейтенант Мальков и младший лейтенант Маклахов. Всего 18 января летчики 303-й дивизии сбили 37 самолетов противника, из которых 23 гвардейцы 9-го полка.

Между тем на земле рейд танкистов-тацинцев начался сильными боями, и вскоре корпус прорвал гумбинненский оборонительный рубеж.

Вот как пишет о боевых действиях тацинцев в те дни Эйхенбаум: "На рассвете 24 января танки вышли на открытую местность, к дороге от Инстербурга на Кенигсберг. В этом месте танкисты должны были сдерживать натиск немцев всего района: немцы были сжаты фронтами с трех сторон и устремлялись только к одной отдушине, находившейся в десяти километрах к западу от Инстербурга. Танкистам была поставлена задача отрезать им путь к отступлению.

В предместьях Инстербурга мы наткнулись на огромное скопление гитлеровцев, которые намеревались отходить к Кенигсбергу. Танки шли по нескольку машин в ряд, напролом, через живую массу вражеских солдат.

Вечером 25 января мы получили приказ свернуть на дорогу, идущую вдоль реки Прегель до самого Кенигсберга. Периодически над нами появлялись "фокке-вульфы", но "яки" их прогоняли.

Дважды за эти дни передовой отряд танков и штаб корпуса были окружены немцами, поскольку мы вырывались слишком далеко вперед от своих. Первый раз мы были освобождены только благодаря авиации, и я никогда не забуду, как мы обнимали друг друга".

То была, пожалуй, самая тревожная ночь за время наступления Тацинского танкового корпуса. Десятки тысяч вражеских солдат и офицеров, отступая под ударами наших армий, стремились отойти под защиту стен Кенигсберга раньше, чем они окажутся в замкнутом кольце окружения. Танкисты 2-го гвардейского Тацинского танкового корпуса двигались безостановочно. Части 5-й армии, идущие вслед корпусу, не успевали за танками. Коридор сзади нас сомкнулся.

Ночь мы простояли в каком-то хуторе. Несколько каменных домов с прочными стенами и глубокими подвалами были нам надежным укрытием. Танки заняли круговую оборону. Если бы не эта привычка немцев строиться на хуторах так же основательно, как в городах, неизвестно, как бы мы продержались в ту ночь: со всех сторон по хутору били немецкие пушки. Они стреляли в упор - между нами и немцами всего-то было метров четыреста - пятьсот, а в иных направлениях и того меньше. Танки время от времени отстреливались, но интенсивного огня не открывали. Никто не мог знать, что уготовано нам с рассветом, поэтому танкисты экономили боеприпасы. Я думаю, ночь спасла нас. При свете дня немцы, вероятно, пожгли бы все танки или большую их часть, а танков оставалось уже не так много.

Перед рассветом командир корпуса созвал совещание. Мы собрались в полуподвальном помещении какой-то усадьбы и каждый раз непроизвольно пригибались, когда над крышей или рядом с домом взрывались снаряды. Этот хуторской дом, в котором жил какой-то прусский помещик, по прочности не уступал доту.

Генерал Бурдейный ходил не пригибаясь и посмеивался: -Кланяетесь? Недаром говорят: артиллерия-бог войны! Ну, а что авиация? - внезапно спросил командир корпyca.

Вопрос адресовался мне и присутствующему здесь полковнику Пруткову.

Что авиация? Авиации, как известно, нужна погода. Если с рассветом будет погода, будет и авиация. А если будет туман?..

Что будет, если утром туман закроет землю, было ясно и так. Нам придется принимать бой в крайне невыгодных условиях. Держать оборону мы долго не сможем, потому что днем артиллерия бьет куда точнее. Значит, надо будет прорываться - иными словами, идти в лоб на вражеские орудия, которых тут было, кажется, больше чем предостаточно. Словно в довершение к этим малоприятным размышлениям над нами раздался сильный взрыв - снаряд крупного калибра угодил в верхнюю часть дома. Удовлетворительного решения мы так н не нашли. Оставалось надеяться на то, что погода нас не подведет. Или на то, что идущие за нами другие танковые и пехотные части успеют нас деблокировать. На последнее, правда, надежд было меньше; до рассвета оставалось слишком мало времени...

Погода подвела. Танкисты еще посматривали на нас, летчиков, с надеждой, но нам уже было все ясно. Нас наглухо закрыли плотные низкие облака. О прорыве тоже нечего было думать. Едва рассвело, немцы открыли бешеный огонь из зениток, пушек, пулеметов. Все стреляло вокруг, из-за укрытия голову нельзя было высунуть, и наши танки выходили из строя.

Я связался с КП воздушной армии. Доложил обстановку. Терять нам, как говорится, было нечего, поэтому с согласия всех присутствующих командиров я попросил нашего командарма прислать бомбардировщики.

- Хорошо, - ответил командующий. - Высылаю "петляковых". Руководи ими сам.

Бомбардировщикам был дан мой позывной.

Мы понимали, на что идем. "Петляковы" должны были бомбить вслепую, и возможность оказаться под своими же бомбами была более чем реальна.

Прошло минут тридцать. Все ждали самолеты с большой тревогой - вдруг по какой-нибудь причине вылет сорвется?..

Но все произошло так, как обещал командующий.

Бомбить пришло три или четыре девятки. Я связался с командиром. Договорились, что поочередно буду работать с ведущим каждой девятки. Бомбить они собирались с горизонтального полета.

Я быстро произвел необходимые расчеты и дал команду. Важно было, чтобы первая девятка отбомбилась точно.

Летчики не подвели. Это были ювелиры - ни одна бомба не упала на нас! И танкисты повеселели: после бомбардировки огонь со стороны противника заметно поубавился...

Игорь Эйхенбаум вспоминает последние январские бои.

"26 января двинулись прямо на Кенигсберг. Из 300 танков корпуса вечером 29 января в Викбольд, расположенный в семи километрах от Кенигсберга, дошли 10 танков. Еще 50 танков подошли к следующему утру. Остальные завязли. Танкисты заливали в пустые канистры захваченное вино и говорили, что теперь горючего хватит до Берлина.

30 января после полудня я видел, как генерал Бурдейный руководил атакой, однако наступление было приостановлено".

Дорогой ценой 2-й гвардейский Тацинский танковый корпус завоевал одну из самых блестящих своих побед. Он прошел всю Восточную Пруссию до самого Кенигсберга. И тот бой, о котором в конце упомянул Эйхенбаум, был отчаянной попыткой ворваться в город с ходу. Но на это уже не хватило сил. А противнику удалось стянуть в Кенигсберг остатки многих разбитых дивизий и полков с территории всей Восточной Пруссии, особенно с северной ее части. Этим был значительно усилен кенигсбергский гарнизон. Так что понадобилось еще два месяца подготовки, чтобы довершить разгром группировки гитлеровцев взятием Кенигсберга.