Время для жизни (СИ) - taramans

Похоже, его неслабо так «ведет». А еще и дождь усиливается! Он аккуратно, чтобы не испачкаться, раздел… теперь уже трупы. С Хлопа снял вещмешок. У Цыгана была небольшая сумка через плечо. Оттащив тела в вырытую канаву, чуть присыпал песком. Собрал шмотки в узел, и, вместе с вещмешком и сумкой, отнес к лодке. Это чтобы, даже если найдут, по одежде не смогли опознать.

Поднялся на яр, укрывшись капюшоном покурил, и, помогая себе веслом, обрушил подмытый кусок берега вниз.

«Вот так! Как здесь и было!».

Уже сверху, как было можно в темноте, он осмотрел обвал.

«А то еще как рассветет, окажется, что вся земля рухнула не туда, куда нужно! Да нет… все вроде бы нормально!».

Затем он прошел к месту схватки, и здесь, уже особо не скрываясь, со спичками, прикрывая их от дождя руками, осмотрел место. Все было в порядке.

«Ну а кровь? Кровь к утру – замоет так, что хрен кто и что заметит! С собачкой-то, конечно, можно найти. Но кто и зачем сюда с собачкой придет?».

Уже сидя в лодке, Иван тщательно осмотрел-обшарил все карманы одежды убитых, все что находил – складывал в свою сумку, для более позднего и тщательного осмотра. Одежду свернул в вещмешок, туда же добавил пару камней, подобранных на берегу и раскрутив мешок за лямки, закинул его метров на тридцать в реку.

«Так… все. Надо домой подаваться… мокрушник, бляха-муха!».

Но что-то не давало ему отчалить.

«Да что же такое-то? На кой хрен мне все это надо?».

Матеря себя на чем свет стоит, он снова вылез из лодки, поднялся на берег и пошел к дому Фатьмы. Ну да, он же помнил, как покойный сука Хлоп сказал, что та крепкая, выдюжит. Может она сейчас кровью истекает, может помощь требуется?

«Вот же… гуманист сраный! Она же тоже преступница! Блядь! Косов – что ты творишь, а?!».

Он подошел к воротам и постоял, прислушиваясь. Тихо.

Осторожно, не брякая воротиной и щеколдой, зашел в ограду. Опять тихо.

Так же, тихонько ступая с пятки на носок, прошел в сени и легонько потянул дверь. Та открылась без скрипа. И опять тихо! Оглядев через приоткрытую дверь кухню, чуть освещенную керосиновой лампой, буквально просочился внутрь.

«Вот не хватало еще, чтобы хозяйка, в благодарность за «бурный секс» с покойными, охреначила меня сейчас каким-нибудь топором!».

Постоял, стараясь дышать чуть слышно. Потом, чуть отстраняясь от дверного проема, заглянул в комнату, приглядываясь к полумраку.

«Мда… бардак, конечно!».

Как написали бы в милицейском протоколе, в помещении были «явно видимые следы борьбы». Что-то валялось на полу, осколки посуды, тряпки. На развороченной кровати лежала, скрючившись, хозяйка.

- Фатьма! Фатьма, ты меня слышишь? – чуть слышно позвал ее Иван.

В ответ женщина застонала, потом резко повернулась на кровати к выходу.

- Что? Ты кто? Тебе чего надо?! – и снова застонала.

Даже в такой ситуации, Косов отметил, что женщина все же – красива. Смуглая, с крепким телом. И черты лица – правильные.

- Не пугайся! Я… ничего плохого я не сделаю. Я… слышал, что тебя… избили. Тебе помощь нужна? Может… в больницу… врача…, - «вот зачем я сюда пришел? Если ей и нужна помощь, то явно – не скорая. Следов крови… ну – по крайней мере обильных следов крови – нет. До утра она вполне доживет, а там и сама, если надо в больницу уйдет. Вот вечно ты, Ваня, какую-нибудь хрень сотворишь!».

- Ты кто такой?! А эти… где?

- Нету их… ушли они! Не бойся их! Они уже ничего плохого не сделают! – «уходить нужно, а я тут… психологическую помощь оказываю».

Что-то видать женщина в его словах разобрала, потому как более внимательно вгляделась в него.

- Ты же из них… Ты же раньше с ними был? Ты бывал уже здесь, у меня? – она пыталась прикрыться обрывками одежды.

- Ладно, Фатьма… пойду я, все уже кончилось! Это точно, не бойся!

- Ты… ты что… где они?

«Твою мать, Ваня! Все! Что ты прикипел здесь?».

- Еще раз спрашиваю, Фатьма – тебе нужна помощь?

Она помолчала, глядя на него:

- Ты их что… убил?

- Твою мать! Женщина! Ты слышишь, я тебя спросил – нужна ли тебя помощь? – Иван начал злиться и на себя, и на нее, и на дурацкую ситуацию.

- Подожди… сейчас, - она чуть помотала головой, - дай воды…

Он вернулся на кухню, нашел более или менее чистую кружку, зачерпнул из бачка воды и зайдя в комнату, протянул кружку женщине.

Она судорожно пила, закашливаясь и расплескивая воду.

- Дай еще… пожалуйста…

Пока она напилась, он смог оценить, что особой помощи ей не требуется. Ну да, вон щека припухшая, и глаз начинает заплывать, губы разбиты. Руки в синяках, царапины и ссадины на теле. Но… в общем-то состояние… не смертельно все, в общем!

- Фатьма! Мне идти нужно.

- Погоди…, - вот чего не было у нее, так это слез.

«Мда… сильная дамочка. А может – привычно для нее такое? Да нет… вряд ли. Вон глазами как сверкает!».

- Они ушли… или…

- Или, Фатьма… Или…

Она задумалась, не отводя взгляда от него.

- Ты же… этот… Хлоп все на тебя матерился. Говорил, что кишки тебе выпустит!

- Ну… не вышло у него.

- А… а Ильяс? – «вот сейчас как прыгнет она на тебя, за милого дружка мстя!».

- И он… там же. Мстить будешь? Ты же вроде его подружка… была? – вот тут и правда интересно. А то Цыгана «завалил», а здесь еще какая вендетта вылезет?

- Ты сдурел что ли, парень?! – она была искренне ошарашена, потом выругалась на каком-то неизвестном Ивану языке. Но что это ругань, было понятно сразу.

- Я тебе ноги за это целовать должна! Скажи… ты точно их… убил? – она с такой надеждой смотрела на него, что…

«Блядь! Тут какие-то прямо шекспировские страсти разыгрываются! Цыган и правда был ебнутый, что за спиной такие… обиды оставлять!».

- Точно, Фатьма, точно… Они сейчас… по Оби, к Северу движутся. По течению.

Она снова выругалась, а потом заплакала. Но не как девочка – навзрыд, а молча, но как-то – облегченно. Просто слезы катились из глаз.

- Как же так… Фатьма? Я думал, вы с Цыганом… ну с Ильясом – любовники, или вообще – родственники. А тут вон как…

Она вытерла слезы рукой и снова засверкала глазами:

- Ильяс, он…, - и снова яростная ругань, - пес он! Об одном жалею, что не сама я его зарезала! Не знаю, как ты их убил, но – плохо убил, быстро! Я бы не так убила! Я бы…, - и она чуть слышно завыла, покачиваясь.

- Ну ладно, Фатьма… Мне и правда уже идти надо. Если тебе помощь не нужна, я пойду. А ты… не убивайся так. Все прошло, этих… собак… больше нет. И никто не узнает… ну… ты поняла.

Он повернулся уходить.

- Подожди! Как тебя найти? Как зовут тебя?

«Зовите меня Супермэн, бля! Надо заканчивать этот водевиль! Цыганщина какая-то!».

- Иван меня зовут! И искать меня не надо. Все – я ушел!

- Да подожди ты… Ты… если что, на рынке меня найти сможешь, на центральном рынке. Где фруктами торгуют. Я умею… быть благодарной! И я должна тебе!

Уже уходя, он все-таки отметил, что женщина и правда красива. Даже сейчас, после всего, что ей пришлось пережить.

Вернулся он домой уже под утро. Довольно быстро докатившись вниз по реке, он долго искал место, где обычно оставлял лодку Мироныч. Потом весла поставил на место. Вроде бы все нормально.

Придя домой, отмахнувшись от Якова с его подколками – «к кому же паря здеся нырял-то, да чуть не всю ночь?!», он, скинув только куртку, согрел чайник, попил чаю, а потом стал разбирать. Прежде всего – свою одежду. Как не берегся, а кое где темные капли, похожие на кровь были. Замочил в тазике костюм, потом хмыкнул, разглядев, что же его спасло от более серьезной раны на руке. Оказалось, что, когда он еще собирался, решил чуть ослабить сбрую на ножнах, что вешал на предплечье. Побоялся, что перетягивать руку будет, и та будет затекать. Вот, когда он финку выдернул из ножен, похоже и ремни, и сами ножны чуть провернулись, вокруг предплечья. Изрядный прорез был на ножнах, изрядный. Б-р-р-р… что бы могло быть, если бы вышло по-другому!